312 травинка.

Слишком много шума. Слишком много крика. Мальчишка сидит на траве, перебирая её, словно ворсинки на ковре. Он считает их. Детская рука остановилась на 309-й травинке, когда его окликнули. — Играй как нормальный ребёнок. — Он молчит. 310-я травинка. — Хватит считать траву, это бессмысленно. — 311-я травинка. Удар по спине тяжёлым сапогом. Он складывается в три погибели, закрывает глаза на долю секунды, лишь бы отдышаться. Дальше он не считает,сбился со счету. Он горько плачет. Он ребёнок, ему больно. Этим же сапогом его переворачивают с бока на спину. Сапог тяжёлый,армейский. Видно,в армии служил. — Иди и играй со мной. — Но он не будет. Он молча соберёт весь «ковёр», прихватит пару звёзд и уйдёт туда, где его уважают. Этот бесконечный эскапизм ему хорошо понятен, он живёт в нём. Познал эскапизм он раньше, чем научился говорить. Он ещё не научился говорить. Поэтому люди и думают, что он тупой. Почему-то они думают, что он не чувствует боли. Но он чувствует всё ярче, чем кто-либо. Белобрысая копна топорщится на голове, лицо в грязи, на спине след от обуви. Мальчику горестно, во рту словно горький шоколад. На пороге квартиры его ждёт мама. Он не помнит её лица, но отзывается на её цветочный парфюм и запомнил её балетки. Мальчик смотрит всегда на обувь и никогда в глаза. Она смотрит с горечью. Мягкая ладонь ложится на его плечо. — Мама, почему они жестоки? — Это и были первые слова. И всё равно, самым первым было слово "мама".