Помни, я твой щит. Всегда.
М. Герус, «Слепая бабочка»
Замер мой последний вдох
Догорает спичка
Сделай меня птичкой, Бог,
Сделай меня птичкой.
Елизавета Гырдымова
‒ Мы договорились. Элейна подскакивает, несмотря на боль в коленях, и быстро обнимает мужа. Иррациональный страх, что он не вернется из этого огромного стеклянного кабинета, наконце отступает. Сколько они вели переговоры? Час? Два? Целую вечность, которую она провела, обрывая нитки с кромки шарфа. ‒ И что же, двадцать лет нужно было тень на плетень наводить? Токмо сейчас языки отросли? ‒ улыбка выходит нервной, дерганой, а попытка разрядить обстановку ‒ неловкой. Только бы Тесей не счёл это за проявление неприязни. Не хватало ещё испортить Барду дипломатию. Несмотря на укол, Архонт смотрит добрее, чем в тот день, когда они ушли. Даже улыбается. Элейне он кажется уставшим и старым. Угасшим. Вот ее Бард светится, даром что старше Тесея на несколько лет. ‒ Что делать будем? ‒ спрашивает Элейна, переводя взгляд с правящего архонта на бывшего. Тот тепло улыбается и кладет руки ей на плечи. Чувство опасности и одиночества, преследующее ее с момента, как он скрылся за титановой дверью, наконец пропадает. Элейне очень хочется прижаться к свитеру, пропахшему костром, чтобы точно убедиться, что Бард рядом. ‒ Не волнуйся, Элли, все... ‒ его ответ тонет в грохоте, крике Тесея «ложись!» и хрусте выбитых стекол. Ничего не будет хорошо, понимает Элейна. Ничего. *** Посох быстро, но тяжело стучит по асфальту. Близорукая от радиации, она щурится, пытается высмотреть в многоцветной и многоликой яростной толпе хоть кого-то. Пожалуйста, хоть кого-то. Хотя бы Музу. Она девочка, она хрупкая, она... Перси ‒ сильный мальчик, которого дома ждёт... Элейна потом придумает наказание, лишь бы был жив. Лишь бы не найти его с проломленным черепом под забором. Ее родной найдёныш, ее любимый глупый дурашка. Что же ты наделал, Перси... Про Барда думать страшно. Страшнее, чем про детей. Потому что Элейна знает, что он будет делать. Слишком хорошо знает, долго они прожили вместе и успели изучить друг друга до самых крошечных мелочей. Элейна молит об ошибке. Только бы ошибиться в благородстве мужа, которое так полюбилось ей в далёкие двадцать пять. Только бы он был жив. Она добирается до центральной площади с той стороны баррикад, что в светлом и стальном. Издали замечает Барда посреди черно-белого людского моря. Он так спокоен, что у Элейны подгибаются колени, а в горле застывает безмолвный крик «беги!». При попытке пробраться к нему она получает под ребра от юноши с золотым браслетом на руке. От падения морщинистые ладони кровят, а голова кружится ещё сильнее. Элейна закрывает глаза и вслушивается в голос. Зачем говорить с ними сейчас, когда они готовы порвать любого, без какой-либо защиты? Разве они смогут вынести для себя хоть что-то из этих правильных слов? Вцепившись поцарапанными руками в посох, она поднимается. Находит на стыке полисян и изгоев знакомое лицо мальчишки, которому, как ей помнится, лет пятнадцать назад помогла появиться на свет. ‒ Гаврош, милок, пропусти-ка меня к нему. Спасибо, мальчик, спасибо. По «другую сторону баррикад» многие вооружены, однако ее никто не пихает и не толкает. Либо знают, либо Барду все-таки удалось выиграть их злополучное пари. В определенной мере. Элейна наконец пробивается сквозь столпотворение, по пути потеряв посох и шарф. Бард замолкает, оглядывая слушателей в поисках понимания, и на площади воцаряется тишина. Мертвая тишина. Перед бурей. Близорукость не мешает Элейне увидеть, как на противоположной стороне кривоватого круга бритый (кажется, его звали Фенриром?) изгой достает из-под куртки нож-бабочку. Незаметно, только она слышит легкое скольжение лезвия из рукоятки. Как хмурится Нора. Как бритый кивает ей и получает кивок в ответ. Элейна пошатывается, принимает чью-то руку, чтобы не упасть. Понимает, что сейчас случится. Понимает, что нужно делать. Решение дается ей так легко и быстро, как будто она обдумывала его всю жизнь, а не приняла в те несколько секунд, что над площадью висела тишина. Элейна оказывается быстрее. Прежде, чем Нора закричит, прежде, чем кто-то из чёрно-белой толпы кинет камень, который попадет точно в висок и лишит Барда возможности защищать свою жизнь, прежде, чем Фенрир крепко перехватит рукоять, она бросается вперёд. Обнимает мужа крепко и судорожно, вцепившись в старое пальто, утыкается в колючий свитер. Не дает оттолкнуть себя в безопасность. ‒ Прости. Она принимает пару пуль от испугавшегося натиска миротворца в медном и ржавый клинок от Фенрира чуть ниже лопаток. Падает вместе с Бардом на мостовую и глохнет от рева толпы. Не отпускает. Давка опаснее любых пуль. ‒ Беги! Уходи! ‒ Элейна уже не понимает, кто кричит: она или Бард, чье лицо расплывается перед глазами. ‒ Уходи! Она ещё жива, когда толпа оттесняет от них Фенрира, когда чудом пробившийся к ним миротворец отрывает от ее бесполезной оболочки окаменевшего Барда и уволакивает прочь. Он отбивается из последних сил, пытается вывернуть солдату руки, вырваться и вернуться за женой, но миротворец оказывается сильнее. Элейна улыбается на прощание, закрывает глаза и чувствует, как становится легкой-легкой, как крошечная птичка. Теперь все будет хорошо. Обязательно будет.