I need a hug.

Иногда, чтобы победить страх достаточно знать, что ты не одинок. Объятья же забирают твое одиночество

У Марты Кент рыжие волосы и теплые мягкие руки. Лекс смаргивает, глядя сверху вниз на ее макушку. Он уже и не помнит когда его обнимали. По - настоящему, вот так просто и тепло. Марта обнимает его как обнимала бы своего сына... Лекс зажмуривается, чувствуя как горячеет в глазах. Он не заслуживает этой любви. Он слишком слаб, чтобы отказаться от нее. – Ты прости – говорит Марта. – Джонатан порой бывает слишком упрям, но мы благодарны тебе, за Кларка. За то, что любишь его так же сильно как мы. Она мягко улыбается ему снизу вверх: – Двери нашего дома всегда открыты для тебя, Сэнди. Лекс вздрагивает как от удара, всхлипывает...Его звали так в прошлой жизни. Так его звала только мама... Он не сразу понимает, что плачет. Марта не удивляется осуждает, только обнимает крепче, похлопывая-поглаживая по вздрагивающей спине: –Тшшш... Тише-тише. Эти теплые материнские объятья на долгие годы становятся его крыльями Райан умирает. И Лекс чувствует себя как никогда беспомощным. До боли, до поболевших костяшек стискивая кулаки, он улыбается и лжет - просто не может сказать правду - что все будет хорошо. И ненавидит себя за это. Райн смотрит не по-детски серьезно и неожиданно понимающе. – Не вини себя. Ты сделал, что мог. Райан умирает и Лекс не может отказать ему в том, чтобы последние минуты провести вне душных больничных стен. Они поднимаются над городом, над миром на арендованном воздушном шаре. И Райан обнимает его в первый и последний раз. Шепчет на выдохе: – Ты-хороший. Позаботься о Кларке, когда я уйду. Он ведь...так сильно любит тебя. Ты знаешь? Лекс осторожно обнимает в ответ, обещая: – Я буду. Райн успокоено закрывает глаза на его груди. Это прощальное объятье наполняет его горечью неизбежной потери и болью от собственного бессилия. После похорон он напивается и плачет на плече у Кларка. Кларк обнимает до боли крепко. От него пахнет металлом, машинным маслом и сеном, тянет солнечным жаром... Лекс цепляется за это живое тепло, голос, руки как за якорь и прерывисто дышит Кларку в плечо, собирая свой мир заново. Это объятье дарит ему надежду. Хлоя обнимает его спины и улыбается, заглядывая в лицо через плечо: – Эй, мистер Лютор! Он закатывает глаза: – Хлоя, я же просил... Хлоя забавно надувает губы: – Зануда. Лана и Кларк просили передать, что ждут тебя сегодня на плотине. Погода слишком хорошая, чтобы работать. Будем купаться голышом. Шу-чу. Не смотри так осуждающе Просто скромный пикник. Она смеется, все еще обнимая его. Ее живая непосредственность умиляет напоминая о Кларке. Они оба похожи своей чисто щенячьей жизнерадостностью и щенячьим же обаянием. Эти объятья наполняют его беспричинной радостью, яркой, как солнечный свет. Двадцать лет ведь самое время для глупостей и веселья, время любить и быть любимым, время жить. Лана обнимает легко, почти невесомо. Теплыми касаниями забирает боль и усталость. Привстав на цыпочки чуть сжимает его плечи, мягко ведет ладонями вниз по лопаткам и смыкает руки за его спиной. Замирает так на долгое-долгое мгновение, окутывая его безграничной нежностью. И в теплом коконе ее объятий Лекс позволяет себе наконец выдохнуть, расслабляясь всем телом. Позволяет себе наконец поверить в то что он любим. Это объятье дарит ему давно позабытое чувство покоя и безопасности. Лекс обнимает. Он так долго был один, окруженный десятками знакомых и незнакомых людей, но все они были чужие... И он был чужим. А здесь, в Смолвиле, он неожиданно неожиданно становится своим. Пусть не для всех, но ему достаточно. Достаточно принятия и тепла Марты Кент, достаточно дружеских подначек Кларка, достаточно дурацких шуток Хлои, достаточно нежности Ланы. Более чем достаточно. Так много любви, что все слова теряются. Поэтому Лекс обнимает, зная , что его поймут.