Давай сделаем это.

Он сидел в баре и обреченно катал стакан с виски по липкому столу. Это впервые, когда он пьет за очень много лет. Настолько много, что уже потерялся во времени. Его жизнь всегда была дерьмом, но она не казалась ему такой удручающей до переезда в Турцию. Тот самый раковой момент, когда он ступил за порог того проклятого особняка, держась за руку своей драгоценной матери. В тот злосчастный день Кайя понял – в этом особняке все жизни обречены на несчастье за свои грязные языки и подлый нрав.  Он смотрел на них всех взглядом, которым одаривает врач своего психически нездорового пациента. Ему было любопытно покопаться в их головах, в которых не было ничего толкового. Он хотел залезть в их нутро. Ему нравилось выковыривать грязные ошметки их облезлых душ.  Кайя всегда был наблюдателем, он всегда видел людей насквозь, он их чувствовал, считывал их эмоции и желания, даже мысли. Он привык к тому, что его мозг неугомонно работал, мысли в голове не затихали никогда. Это было его защитой и спасением от сумасшедших родителей, которые вымещали свое несчастье на плоде своей несостоявшейся любви – на нем. Этот чертов голос отца в голове, который вел его по жизни был рядом с самого детства. Он его ненавидел, потому что ненавидел себя.  Сегодняшний день обещал быть спокойным, пока Кайя в очередной раз не застал свою любимую жену со своим слабоумным братцем. И все бы ничего, он бы снова понял, снова простил, снова спустил бы ей это с рук, если бы она сказала, что все ради Сейран. Но Сейран так же стояла совершенно разбитая бок о бок с ним. Раньше они оба сгорали бы от ярости, сжимали кулаки, скалили убогой гримасой, готовые уничтожить все вокруг. Но сейчас, после всего пережитого, после всей лжи и несметного количества предательств, они смотрели потерянно и обреченно.  Картина маслом, хоть полотно рви, но она останется в голове, запечатается, как громкая пощечина несправедливости судьбы: Ферит снова спасает принцессу Пелин из дворца злого монстра, хотя по сравнению с его младшим глупым братцем Сартер был овечкой в волчьей шкуре. Его любимая женушка не упускает момента пообжиматься с мужем сестры, пока Абидин–мокрые усы заталкивает принцессу в машину. А наш герой в свою очередь проводит руками по волосам счастливой Суны и благодарно целует ее в лоб. И Кайя прекрасно понимает, что Ферит здесь в роли ведомого придурка в сетях самой настоящей злобной и властной ведьмы.  — Я не понимаю, — в слезах отрешенно мотает головой Сейран. — Что происходит, Кайя? Она смотрит в этот момент на него, словно маленький потерянный ребенок. В ее больших красивых и несчастных глазах читается нарастающая боль. — Сейран… Кайя тянет руку, чтобы утешить ее, хочет приобнять, спрятать малышку от этого злого мира, но он сам невероятно разбит. Его рука застывает на пол пути, предательски дрожит. Хоть бы его кто обнял и защитил. Хоть бы ему никто не позволил оголить свою тьму, что так долго просится наружу. — Почему так больно? — тихо и надломленно шепчет девушка. — Каждый раз так больно.  Она трясется и садится на колени, потому что ее ноги не в силах более выдержать этот груз разочарования. Ее муж снова бежит к бывшей из раза в раз. Но даже не это ее так сильно ранит. Ее ранит предательство сестры. Она там с улыбкой на лице помогает ему отполировывать нож, который он всадит Сейран в спину. Суна ведь говорила, что единственный ей родной человек после Ферита. Она так их любила, даже невзирая на свои эгоизм и импульсивность. Она никогда их не предавала. Никогда. Кайя вытирает слезу рукой, берет себя в руки. Он привык быть сильным рядом с сломанными женщинами. Привык их спасать, привык им сочувствовать и поддерживать. Благодаря матери он научился быть спасательным кругом, который после использования сдувают и бросают в обветшалый сырой гараж. Маленький Кайя всегда зализывал раны своей любимой мамы, когда та, как сейчас Сейран, на коленях плакала от побоев отца не только телесных, но и душевных. — Сейран, пошли. Нам тут не место. Нужно прийти в себя. Она не слышит, хватается за грудь, задыхается. — Эй, — он садится рядом на все еще сырой от дождя асфальт. — Сейран, эти красивые зеленые глаза не для слез.  Он улыбается через силу, через снедающую душу боль, через разрастающуюся ярость и безнадежность. Обнимает ее легко и непринужденно. Он уже ничего не чувствует, его тело ему не принадлежит.  — Я так устала, — ее голос дрожит. Мужчина гладит подбородком ее макушку и прижимает к груди, в которой давно ничего уже не бьется. Они не долго просидели там избитые жалостью к себе и друг другу. Кайя предложил отвезти ее домой к отцу, но увидев напуганные глаза решил снять номер в отеле.  — Если хочешь, я останусь, но нам обоим нужно побыть наедине с собой, — объясняет ей мужчина, аккуратно усаживая ее измученное тело на кровать.  Он уже не мог оставаться сильным рядом с ней. Ему хотелось забиться куда-нибудь и проплакаться. Сильные мужчины ведь тоже плачут. — Я разведусь с ним! — злобно корчит она гримасу, глядя в пустоту. — На этом все, правда. Я больше не могу. Я уеду отсюда. Мне больше никто не нужен… — Послушай, Сейран, — он садится на корточки напротив нее, — я тебя прекрасно понимаю. Но вы любите друг друга, вы должны бороться. — За что? Так будет продолжаться всегда. Ты хоть знаешь сколько женщин было между нами? И я, дура, — фыркает она, — только сейчас поняла, что это по вине Ферита.  — Поспи, побудь сегодня здесь. Успокойся. Мужчина встает и кладет ключ от номера на стол. Собирается уходить, но она его останавливает. — Куда ты? — На дно ада. — Возьми и меня с собой. — В следующий раз. Следующего раза не будет, думает Кайя, сидя в этом гребенном заведении и ощущая на себе нежеланные взгляды голодных женских тел. Он думает, как завтра же соберет все свои вещи и свалит к чертям из этого особняка. Его там ничего уже не держало. Суна была единственным его домом, тихой гаванью, ставшей его погибелью. Она буквально свела его с ума, обвела вокруг пальца, как маленького глупого мальчика.  Кайя сжимает стакан, придаваясь горькому осознанию своего провала, своей слабости. Он, действительно, теперь жалок. Барменша не сводит с него глаз. Ему хотелось бы убить ее прямо в этом вонючем баре, порезать на мелкие кусочки женскую мягкую плоть, сорвать с нее ее гладкую нежную кожицу и насладиться теплом ее крови. Прямо здесь и сейчас. Прямо на этой барной стойке. Представляя Суну. Столько ярости Кайя не ощущал уже давно. Не по этой ли причине он бросил пить?  Он поднял голову, посмотрел на неё и вопросительно кивнул.  — Вас что-то терзает? — Ее большие голубые глаза с цветом бушующего моря выражали волнение и любопытство.  — Вас барменов этому учат где-то? — парень ухмыльнулся и, отпив виски, поставил его подальше от себя.  — Нет, просто сюда не приходят, если все хорошо. — Возможно.  — И к тому же я хорошо разбираюсь в людях. Мне интересно послушать, — она пожимает плечами и ставит стакан, облокотившись на барную стойку, выжидающе смотря ему в глаза и заигрывающе улыбаясь.  Кайя дает себе волю оценить просторы в ее декольте, просто так, принципиально и на зло Суне, хотя что с этого бездушной фиктивной жене. Ни-че-го. — Насколько тебе интересно углубить свои познания? — ухмыляется мужчина и нагибается к ней ближе, облизывает губы.  — Настолько глубоко насколько ты сможешь меня натянуть, — шепчет ему в губы девушка, поправляя распахнутый на груди воротник его черной рубашки с вышитым китайским драконом на левом плече. Кайя полупьяно улыбается и заправляет светлый волос ей за ухо. В этом он был слишком хорош и он это знал. Вот только Суна не оценила. — Кайя? Сейран стоит за ним с таким выражением лица, словно он убил кого-то. В ее глазах слишком много презрения и вопросов.  — Сейран! Мужчина вскакивает и бежит за ней, хватает за руку, когда она уже выходит из бара, запыхаясь от злости. — Не трогай меня! — рычит она, отталкивая его. — Какой же ты мерзкий и жалкий! Как ты можешь что-то говорить про Ферита, если ты хуже его! — Да, я жалкий, мерзкий, слабый мудак, Сейран! — выходит из себя мужчина. — А знаешь, почему? Знаешь? Потому что твоя сестра ухлестывает за моим братом!  Осознание сказанного приходит к Кайе очень поздно, но ему уже плевать. В его глазах наступают слёзы обиды и злости. Он устал от всего. Он не привык врать ни себе, ни другим. — Что ты несешь, псих?! — снова больно в грудь толкает его девушка. — Как тебе самому не противно такое говорить!  Она продолжает его толкать, бить в грудь со слезами и искривленной злостью гримасой. В ее голове начинает складываться пазл и от того Кайю еще больше хочется сравнять с асфальтом. — Ты ведь и сама все понимаешь, Сейран, — саркастично ухмыляется он и хватает ее за запястья, чтобы успокоить.  Кайе изначально понравилась Сейран. Они были похожи. Ее взгляд отличался от присутствующих на том ужине в первый его день в особняке. В нем не было корысти, зависти, ненависти, подлости и нетерпимости. Он видел в глазах Сейран истину и решительность бороться за свою свободу. Он почувствовал в ней эту страсть, что горела и в нем. Ему понравился ее огонь, о который любой мужчина захочет обжечь сердце. Может поэтому он так хотел ей помочь и спасти от этого глупого Ферита. — Ты хоть представляешь, через что я проходил все это время, наблюдая за своей женой в объятиях моего брата? Думаешь, я придумал все это? Я видел, Сейран. Я не тупой, каким вы меня все представляете.  Сейран смотрит в его глаза полные боли и злости и верит ему, потому что где-то на подкорке она и сама это чувствовала.  — Мне надо выпить, — поджимая губы констатирует девушка, готовая на любую пакость на зло предателям. — Тебе нельзя, ты же знаешь, что происходит, когда ты пьяная, — осторожничает Кайя, медленно выпуская ее руки из цепкой хватки, готовый в любой момент получить от нее по лицу. — Пускай происходит, — надменно улыбается она. — Сожжем сегодня всех? — И сгорим сами? — улыбается в ответ Кайя.