Вместе

Вера была напугана. Опытный оперативник, поймавший не одну мразь впервые испытывал страх, и именно по тому поводу, к которому она не хотела возвращаться никогда, по тому поводу, которого, как она считала, бояться просто глупо. Она боялась потому, что осталась одна. Когда Лев изменил ей, она считала что вся эта любовь — фуфло, нет её, и любой человек способен вдруг предать, бросить. Она не то что бы злилась на него, скорее, была благодарна за данный ей урок. Урок этот забылся, стоило встретить Елисеева, который показывал силу, надёжность, был таким эталонным что трудно было вообще анализировать его. Видимо, так Марию и угораздило за него выйти, однако Вере было всё равно что он женат. Ой как зря, ведь в итоге ему тоже оказалось всё равно. И на Веру, и на жену, он преспокойно принял факт развода, и благополучно уехал, тогда, Гришина вновь получила урок, но уже другой, и виновата была сама — навоображала себе всякого. И вот теперь, когда обаятельный и верный как пёс Волчанский бросал в её сторону взгляды, и открыто ухаживал, она не знала как реагировать. А вдруг он тоже обманет? Или она снова не так всё поняла? Только думать об этом было некогда, пока она думает, кто-то убивает. Кто на что учился, конечно. И Паша, наверное, учился бегать за ней куда угодно, потому что он был рядом. А когда нет, он точно делал что-то полезное, что-то, что могло бы помочь людям, Вере в том числе. А она улыбалась. Милый, милый мальчик! Ему ведь самому тяжело будет от таких отношений… Или от их последствий… Ах, чувства. Она не заметила сама, как перестала и думать о том, что бы мешать. Пусть старается, ей приятно, у него есть надежда, прямо идиллия. На свидание, вот, позвал, новый уровень. А она пошла. И пошла даже когда поняла, что концерта не будет, стоило только увидеть виноватые глаза парня, отражающие надежду на возможное, всё же, согласие. Это был раз номер два. Первый тот, когда она чуть не инфаркт не словила, пока он не нашёлся, и вопреки собственным мыслям, сказала ему что волновалась. Иногда она задумывалась над тем, что это всё слишком хорошо, не может так вечно быть, рано или поздно, придётся разбить иллюзию, и придётся ей, судя по тому, как он смотрит. Гришиной было безусловно жаль, но надо ведь. И вот однажды, она бежит на звуки выстрелов, видит Волчанского в пятнах крови. Слово «надо», написанное на всём её мире большими буквами, разбивается вместе с ним вдребезги, она падает рядом, кладя руку поверх его, зажимающей рану, едет с ним в больницу, и сидит, вся на иголках, пока оперируют. Вот тогда, до колокольни через все фонари ей было и на убийцу, и на Елисеева, что уже ехал за ней туда, важно было лишь что скажет врач, но всё же ехать было нужно. Весь сумбур, новые подробности, поимка, они словно проходили сквозь, оставляя отпечатки, эмоции, радость от того, что и она сыграла роль, но главное по прежнему сейчас было для неё тайной. Сразу, как только Татьяна оказывается в камере, Вера решает что для следователя тайн быть не должно, по этому она мчится к зданию больницы, залетает внутрь. — У вас две минуты.— Оповещает врач, оставляя её наедине с Пашей, расплывшимся в улыбке. — Ты живой…— С улыбкой произносит она, будто не веря своим глазам. — а чего вы так улыбаетесь, майор, десекретизуете наши отношения? — пх, так тут нет никого. — значит отношения всё-таки есть? — …иди к чёрту! — Она смеётся, видя его улыбку, присаживается на краешек койки так, как может уместиться и наклоняется, целуя его. Совсем коротко и невесомо накрывая его губы своими и быстро отстраняясь, напоследок пробегается пальцами по его плечу. — до завтра…— Шепчет, и покидает палату. А завтра придёт ещё. И послезавтра, и так, пока его не выпишут. А потом и ходить не надо будет: всё будут хорошо. Они наконец то будут вместе.