Королева Ночей

Губы осторожно касаются обнажённой бледной кожи, ведут выше. Поцелуи непривычно нежные, почти невесомые. Холодные прикосновения резко контрастируют с горячей, почти горящей от удовольствия, кожей. Тихое дыхание заполняет комнату отеля, превращая обычный вечер в что-то до невероятного личное. Что-то, что останется тайной, скрытой в покрове ночи, запертой за тонкой дверью. — Я не знала, что Сатана может быть таким нежным, — Анаэль говорит тихо, ехидно, да только сама добровольно подставляется под обмороженные губы, впивается тонкими пальцами в плечи, сминая футболку. Под этим обжигающим холод морозом она плавится, жмётся лишь ближе, словно ожог ей не страшен. В умелых руках Дьявола ей до безумия комфортно и это должно напрягать, но Анаэль лишь жмурится довольно, чувствуя очередной поцелуй. — А я не знал, что ангелы столь грешны, — возвращает Люцифер, намекая на то, что их связь порочна, грязна, но... Но от того она становилась лишь приятнее. Губами прихватывает кожу, рядом стекает по шее благодать, стелется мягкой дымкой, постепенно покидая сосуд. Заставляя Анаэль чувствовать холод лишь сильнее, чувствовать, как по коже бегут мурашки, оседая где-то в груди. Кажется, даже сердце стучит в висках, заходится птицей. Она сама позволила себя поймать. Щетина колется, неприятно царапает, но это не мешает, — Или ты такой же неправильный ангел, как и я, а? Архангел ведёт губами правее, пока не чувствует, как благодать перетекает на язык, растекается приятным теплом, которого ему так не хватает. Вместе с ней по телу разливается сила и ощущение этой силы у Люцифера вызывает зависимость, сильную, такую, что под кожей сплетается вместе с собственной, почти иссякнувшей, благодатью. Кажется, что чужая суть сливается с его, и это ощущение позволяет архангелу почувствовать себя любимым хотя бы на секунду. — Ты сам отлично знаешь ответ на этот вопрос, — шепчет, чувствует, как слабая дрожь проходится по телу, отчего пальцы впиваются лишь сильнее, царапают чужую шею. Оставляют яркие следы, которые не исчезают с кожи, как обычно. У них почти одна благодать на двоих. Одна суть, что наполняет два сосуда. Анаэль зарывается пальцами в короткие волосы на затылке, жмётся ближе, словно предлагает всю себя. Она не боится Люцифера, не боится того, кто уже вполне мог бы убить её, выпить досуха, не оставив и капли благодати. Что-то внутри тянется к собрату, просится остаться рядом, хотя стоит просто исчезнуть. Возможно понимание того, что они похожи. Ночами, одинокими и тихими, когда рядом нет никого, кроме родного существа, можно позволить себе чуть больше. Грубые пальцы касаются удивительно мягко, заправляют прядь длинных волос за покрасневшее ухо. Люцифер щурится довольно, чувствует, как постепенно восстанавливается благодать. Касается губами раны на шее, но лишь для того, чтобы молчаливо поблагодарить Анаэль за помощь. За то, что та позволяет такое. Губами же ведёт к подбородку, оставляет невесомое прикосновение на губах. Ещё одно. Вжимается в свою личную зависимость, тонет с головой, сам того не замечая, отдаётся человеческим чувствам, которых так избегал. Днём все равно они продолжат делать вид, что отношения у них исключительно "рабочие". Сотрудничество, которое по сути не приносило никому из них ничего особенного. Потому что всё "особенное" происходило вот в такие моменты. Люцифер непривычно нежен. Целует так, что колени дрожат вместе с пальцами. Подкашиваются почти. Кажется, что весь мир замирает в эти минуты. Останавливается, чтобы ночь длилась как можно дольше. Чтобы позволить двум, покинутым Отцом и братьями с сестрами, существам подарить друг другу хоть немного нежности. Пальцы спускаются ниже по шее, губы прихватывают мочку, вырывая из девушки тихий стон. Обжигающе холодно, но от этого холода становится до безумия жарко. Так странно, что Анаэль теряется и сама, тонет в этом контрасте, позволяя себе куда больше, чем следовало. Перед ней ведь Архангел, тот, кому она должна п о к л о н я т ь с я. Но сейчас, чувствуя на коже влажные поцелуи, Анаэль кажется, что поклоняются именно ей. И это чувство превращается в точно такую же зависимость. Хочется больше. Хочется так, чтобы внутри вибрировала благодать, перекликалась с чужой, такой яркой. Анаэль сама тянется к Люциферу, касается его губ, не позволяя даже отстраниться. Не позволяя сбежать от этих чувств, что для обоих стали чем-то совершенно новым и неизведанным. Архангел стал для неё глотком свежего воздуха, позволил вновь расправить крылья, почувствовать себя кем-то значимым. Она пальцами ведёт под футболку, царапает кожу, сама того не осознавая заставляет мороз, пронизывающий всю суть, отходить на задний план. На передний выходит то, что Люцифер будет впоминать потом, одинокими вечерами, после того, как совершит ошибку. Сейчас же... Сейчас можно просто отдаться этому чувству единения, чувству надобности, которое он испытывал так редко. Демоны — совершенно другое. Они боятся, они льстят в попытках угодить. От этого противно так, что внутри поднимается что-то темное. Рядом с Анаэль не хочется строить из себя Короля. Рядом с ней хочется просто быть.