Сын севера

      В глазах пестрело от красочных вывесок торговцев, вся торговая площадь провоняла рыбой, солью, удушливыми благоуханиями, перцем, корицей и другой, тролль её знает какой неведомой заморской приправой с островов Южного Придела. С островов Внутреннего моря, то есть центральной части архипелага Земноморья, на торжище привозили меха и шкуры диких зверей, травы и колдовские снадобья, наши, рыбаки и торговцы с острова Осскил, свозили на торг только что пойманную рыбу, битого морского зверя, поделки из их костей и клыков, которые, может, были на вид неказистыми и невзрачными в сравнении с поделками из слоновой кости, что выставлялись на прилавки торговцами с островов Южного предела, зато это были изделия наших мастеров, нашего благословенного севера, а все эти южане с их блестющими вещицами, от которых в глазах рябит, и пахучим благовониями… Как я любил свой родной край, край, в котором родился и вырос. Это сейчас я живу в портовом городе, а родился я среди вересковых пустошей северного Осскила. Помню, по весне, когда цвёл хрупкий вереск, лилово-розовые облака цветов стелились над самой землёй, и казалось, будто ступаешь по яркому ковру, вытканному самой природой. Я…       — Отец! — звонкий голосок приёмного сына отогнал видения моего детства. — Отец, это тот торговец, у которого ты купил меня ещё младенцем?       — Тише, тише. Да, он самый. Пойдём поскорее, пока он нас не заметил.       — Но почему ты не дал мне свободу перед всем народом Осскила на городской площади, как это принято?       — А ты не догадываешься?       — Нет. Я думал.       — И что же ты думал?       — Я думал, что ты…       Но я не стал дослушивать.       — Ты знаешь, Хэйвард, что моё имя известно далеко за пределами нашего портового города, меня знает почти весь Осскил. Одни меня любят, другие ненавидят, и те, и другие в равной степени одинаково. За что меня любят, мне и самому неведомо, а вот за что ненавидят. За дар богов. Проклятьем обернулся он для меня. Ты же знаешь, кто такие берсерки?       — Берсерки — это воины, посвятившие свою жизнь отцу богов и людей аса Одину, за что Всеотец даровал им способность уподобляться диким зверям во время боя с лютым врагом.       — Верно молвишь, только вот наши скальды забыли упомянуть, что в мирной жизни дар Всеотца воистину страшен. В любой миг берсерк, будь то мужчина или женщина, может наброситься на самого лучшего друга, родного ребёнка, на мать или отца, может голыми руками растерзать до полусотни человек. Теперь ты понимаешь, за что меня ненавидят и боятся. Но дары богов не дано выбирать смертным. Ежели угодно было Всеотцу наделить меня именно такою юдолью, я… Во имя оголодавших драконов Западного предела, что там происходит?!       Торговец рабами тащил за волосы полуголого избитого до полусмерти человека. Космы давно немытых и нечесаных волос падали на лицо, но даже отсюда, издали, было видно, что с этим малым что-то не то. Его глаза были безумны. Я кинулся напрямик через площадь.       — Асбьёрн, — заорал я. — отпусти его немедленно. Какого пьяного тролля тебе сдался этот бедняга?       — А, Скиорх, это ты. Приветствую тебя и…       От моего кулака от отлетел назад и, ударившись головой о дубовый борт торгового кнарра, сполз на землю. Кнарр, как и следовало ожидать, даже не покачнулся на морской глади, а вот торговец основательно окосел.       — Ты что, — прохрипел он, выплёвывая вместе с кровью один из зубов. — Что я тебе сделал-то?       — А почём ты избил этого человека?       — А на кой он тебе? Тебе что, сопливого мальчишки в трэллях мало?       — Ещё раз назовёшь его трэллем, — прошипел я сквозь зубы.       — Да всем в округе известно, что ты купил его и до сих пор не даровал ему свободу.       — А ежели б он был свободным бондом, ты бы рта не посмел раскрыть. Так что заткнись, пока я тебе остатки зубов не вышиб. Я покупаю у тебя этого трэлля.       — Да он не трэлл, а сущий тролль. Дикарь из Северного предела. Тамошние острова совсем льды поглотили, последние выжившие люди одичали. Этого я словил…       — Ещё хоть слово! — рявкнул я. — Два золотых, и я забираю этого человека!       — Мальчишку я тебе продал за три!       — Подавись своим золотом! — я достал кошель и швырнул его под ноги торговцу. — Если ещё раз появишься возле моего дома или хотя бы попадёшься мне на глаза!       Торговца как ветром сдуло.       — Ну что, понял теперь! – обратился к сыну, наблюдавшему за тем, как я распутываю верёвки на руках спасённого. Хорошо, что только верёвки, а не цепи. Хотя сам он вряд ли чувствовал боль от побоев, из которых у него по спине тонкими струйками бежала кровь, вряд ли осознавал, что я только что выкупил его у жестокого человека. Его мутные глаза дико блуждали по сторонам. Он хрипел и задыхался, но пока не пытался напасть на нас. — Понял теперь, что значит быть берсерком и почему я не тороплюсь давать тебе свободу. Пока ты мой трэлл, тебе ничего не угрожает. Со мной попросту боятся связываться.       — А что ты будешь с ним делать?       — Для начала вымою, накормлю, матушка твоя исцелит его раны, а потом обучим говорить, узнаем, что он умеет, а потом ничего, просто будет жить в нашем доме.       — Как и я — трэллем?       — Да, давать ему свободу пока не разумно.       — А как же я?       — А что ты? Я вот и веду тебя к знакомому скальду, дабы он сложил письмо для верховного мага с острова Рок. Тот маг — наш соплеменник, только вот имя его я запамятовал, он должен меня помнить. Зим десять как он уплыл к тамошним магам и стал их главою, а до этого, говорят, был простым… а кем он был, запамятовал я. Да это и неважно. Когда ты уедешь отсюда, тебе станет гораздо веселее жить. Ведь ты не такой, как мы. У меня много денег, которые я заработал собственным потом и кровью, в свирепые шторма, в дрейфующих льдах, под палящим солнцем. Но наукам я не обучен, неграмотен, груб. А тебе богами дадена сила великая. И учиться тебе надобно не у наших деревенских ведьм и колдунов, а в высшей магической школе среди равных. Запомни, Хэйвард, нашему роду