И ради чего жить, если не для этого?

      С каждым днем своего нахождения в Астрее Одри все больше убеждалась в том, что бумажка с объявлением на вакансию оценщицы, так неожиданно и вовремя появившаяся на ее рабочем столе в день увольнения из Гудлама, была не случайным совпадением.       Да и что уж греха таить, ее прекрасные коллеги, так радушно ее принявшие, тоже вряд ли были обычными людьми.       Конечно, для психики это было большим напряжением: адаптация, расширение восприятия и картины мира. Однако, на фоне непонимания и раздражения от неумолимо происходящих изменений, в этом было много жизни, новых эмоций, ощущений. И самое главное - Одри чувствовала себя ценной и нужной. И это было целительно.       С каждым жителем Астреи у Одри сложились свои отношения, что неудивительно, ведь все они разные люди со своими взглядами, принципами, жизненным опытом.       — Ты моя услада для глаз, ведьмочка.       Бархатистый мужской голос вырвал Одри из ее мыслей.              Не оборачиваясь, Одри улыбнулась и по ее телу разлилось приятное теплое чувство, что сейчас будет как минимум весело. У Давида была супер способность: он филигранно доставал ее из рефлексии, все внутреннее, тайное, скрытое и темное проявлял под лучами своего непрекращающегося оптимизма. Одри отдыхала в большом массивном кресле возле камина, уютно свернувшись калачиком. Она слышала, как мужчина обошел барную стойку, взял бутылку, налил виски в стакан, бросил пару кубиков льда. Девушка могла поклясться, что, даже не глядя на него, она слышала его улыбку, чувствовала его дыхание, как напрягаются его мышцы под черной классической рубашкой, когда он делал все эти манипуляции с напитком.       Его шаги, такие пружинистые, наполненные жизнью, эмоциями, и при этом степенные, как у пантеры, слышались все ближе и ближе.       — Хочешь побыть одна?       Одри подняла глаза и посмотрела на парня. В ее глазах красиво отражались языки пламени, которые игриво танцевали в камине. Вся обстановка: полутень, наличие огненной страстной стихии, виски, запах которого слышался из стакана Давида, — все это придавало пространству невероятную интимность. Не хотелось даже нарушать эту атмосферу какими-то своими словами, ведь Одри понимала, что если она начнет говорить, то в ее интонации Давид совершенно точно услышит все ее переживания и тяжести дня.       Однако, тишина затянулась.       — В этом доме невозможно побыть одной. — Одри улыбнулась и взглядом предложила Давиду присоединиться к ней, заняв соседнее кресло.       — Ну это ты конечно зря. Хоть мы и необычные ребята, однако уважаем личное пространство. — Давид погрузился в кресло, и Одри заметила, как с выдохом после сказанной фразы, его тело начало постепенно расслабляться. — Весь день мечтал это сделать. Но не думал, что моя мечта осуществится так скоро, да и еще в самом лучшем виде.       По коже у Одри пошли мурашки. Она положила голову на подголовник кресла и расслабленно повернула голову в сторону Давида. Его зрачки были расширенные, то ли от возбуждения, то ли от освещения, то ли от алкоголя. Он смотрел на Одри взглядом, о котором, возможно, мечтает каждая женщина: в его черных глазах были и страсть, и огонь, и нежность, а еще глубина и невыраженный смешок.       Сложно было сказать, напряжена ли была Одри в этот вечер. Но сейчас она чувствовала невероятное тепло. Тела Одри и Давида находились в необычайном раппорте: стоило Давиду что-то сделать, как тело Одри стремилось подстроиться под его волну. И даже сейчас, когда он так расслаблен, телу Одри захотелось поддаться этому чувству и стать ему как будто ровней.       — Хочешь что-то мне сказать? — Давид смотрел на Одри не отрываясь. — Я готов говорить с тобой до рассвета. Если ты, конечно, хочешь говорить. — последнюю фразу Давид произнес более низким голосом, совмещая его с глотком виски и предательски соблазнительной улыбкой.       — О, у меня в голове слишком много вопросов. — сказав это, Одри замолчала.       Что ей сейчас у него спросить? Ситуация со стороны, можно было бы подумать, выглядит слишком неловкой. Раньше, до Астреи, Одри бы стремилась заполнить тишину всеми словами мира, придумывала бы и доставала темы из воздуха. Но сейчас, когда она видела, что в мире есть много того, что объяснить сложно, и вообще надо ли в принципе объяснять, ей чувствовалось, что иногда самое лучшее, что можно сделать, это отдаться течению.       Давид смотрел на Одри. Он не был в ожидании продолжения разговора, при этом было видно, что он подхватит любую идею. Как и почему он дает ей столько свободы? Как он может врываться к ней в комнату без предупреждения даже ранним утром, наплевав на то, одета она или нет? И при этом это не вызывает внутри нее никакой агрессии. Он дает ей делать то, что она хочет делать: хочешь говори, хочешь молчи. Хочешь будем разговаривать и я открою тебе всю свою душу, а если хочешь, то наша коммуникация может быть лишь между строк.       — Ты загадка для меня. — в своем собственном голосе Одри услышала напряжение.       — Не терпится разгадать меня? — очередной флирт со стороны Давида был ожидаем.       — Не то чтобы не терпится. Я хочу узнать тебя лучше. По крайней мере настолько, насколько ты сам позволишь. — сердце бешено колотилось. Наверное, это было впервые, когда Одри настолько искренне хотела понять мужчину. Да, она психиатр, и это ее работа — смотреть в людей, копаться в них, видеть опасные изъяны. Но от чего так неспокойно? Возможно потому, что сейчас она хочет залезть не просто в психику человека, а в душу. И это касается не просто клиента, а мужчины. Это касается Давида.       — Я открытая книга. Спрашивай все, что ты хочешь обо мне узнать. — ирония в голосе мужчины была слышна, но, как и в дорогом парфюме, когда за первой нотой всегда раскрываются другие, так и тут: за поверхностной иронией была слышна серьезность.       — Как ты жил до встречи со мной?       — Ужасно. Можно сказать, что и не жил вовсе. — Давида явно позабавил этот вопрос и упустить такой очевидный ответ в его стиле было просто невозможным.       — Я серьезно. Я знаю тебя с того дня, как устроилась сюда, но не знаю, какой была жизнь до этого дня.       — Хочешь покопаться в моем детстве?       — Необязательно. Расскажи просто то, что хочешь рассказать. Знаешь, я, конечно, психиатр, но не до мозга костей. Слишком много нам рассказывали о профдеформации. Так что контролировать себя я могу.       Давид ухмыльнулся и подался телом вперед. Он залпом осушил стакан с виски, оперев свои локти о колени.       — Последнее, о чем мне хочется говорить с тобой, так это о своих болях, травмах и детстве.       — О чем тогда хочешь?       — О чувствах. Твоих чувствах. Например, что ты чувствуешь, когда я прохожу рядом с тобой, когда ты смотришь на мои губы. Я ловлю все твои взгляды, ведьмочка, они жаром отражаются на моем теле, как будто ты выжигаешь на мне свои ведьминские символы.       Тело Одри начало дрожать. Ну вот опять он все сводит к этому. Но ей это нравится. Тело предательски тоже подалось вперед вслед за телом мужчины. Зеленые глаза Одри вспыхнули.       — Откуда фетиш на ведьм? Тебя однажды уже приворожили?       — Да.       — И как это было?       — О, это было словно я вошел в огненный кокон, и на меня надели ошейник с цепями, заковали руки в кандалы. Я был полностью обездвижен первые мили секунды, как увидел ее. Мое тело горело и я ничего не мог с этим поделать. Хотелось только одного: подойти к ней как можно ближе, положить руки на талию и сказать, что я готов сделать все, что она хочет…       Одри напряженно сглотнула. Что это за женщина? Кто она? Правда ли она была ведьмой? Астрейцы ведь давно занимаются темой исследования потустороннего. Девушка уже и сама не понимала где правда, а где вымысел.       — Я не мог о ней забыть. Где бы я ни находился, я всегда думал о ней: в машине, на работе, в зале суда, на кухне, в кровати, в ванной… А когда она находилась рядом, то больше ничего не имело значение. — рассказывая это, Давид перешел почти на шепот и подался еще больше своим телом вперед.       Пара выглядела как два заговорщика, которые обсуждают что-то очень сильно секретное. Чтобы лучше его слышать Одри тоже наклонилась вперед. Расстояние между молодыми людьми становилось все меньше и меньше.       — Это были взаимные чувства?       — Не знаю, ведьмочка. Мне все равно. Когда я чувствую всем своим телом и всем своим естеством то, что я чувствую рядом с ней, мне не важно есть у нее такие же ощущения или нет. Я отдаюсь этому процессу. И, если я увижу хотя бы тень интереса с ее стороны, я сделаю все, чтобы рядом со мной она ощутила то же, что и я.       Перед глазами Одри как будто образовался туман. Голова немного закружилась. От ревности?       Не сказать, что Одри много что знала об отношениях мужчины и женщины. У нее не было времени, да и если честно желания, погружаться в отношения. Учитывая ее историю и собственных внутренних демонов, это скорее было бы бегством в отношения, чем искреннее желание построить крепкий союз. До Астреи она даже и не задумывалась о том, чтобы с кем-то связать свою жизнь. Да и сейчас она к этому не стремилась. Но сложно игнорировать желание близости, когда все твое тело и чувства поддаются на сладкие речи дьявола с кудрявыми волосами, с глазами, в которых так и блестит блядский огонек.       А какая она в его глазах?       — И чем все закончилось? - Одри задала этот вопрос шепотом. Как она хотела услышать, что он перегорел или разочаровался в этой женщине. Но то, что она услышала, заставило ее вздрогнуть.       — А кто сказал, что закончилось?       Миллион мыслей пролетело в голове девушки. Туман, который легкой дымкой застилал глаза, стал одновременно и огромной плитой, которая с грохотом упала и придавила ее сердце. Голова и ум стали кристально чистыми. Одри резко выпрямилась, и вся интимность момента как будто для нее пропала. Он все еще думает о той женщине. Она выдавила из себя улыбку и отстранилась от парня. В его глазах сначала промелькнуло непонимание, а затем он издал негромкий смешок и прикрыл глаза.       — Может, я могу как-то помочь тебе? Знаешь, влюбленность является болезнью. Как и зависимость. Если хочешь, мы можем обсудить это, чтобы тебе стало легче и твое тело наконец перестало гореть, а мысли стали вновь принадлежать тебе.       Давид засмеялся.       — Почему ты думаешь, что я хочу от этого избавиться? Ты влюблялась когда-нибудь?       — Не могу вспомнить.       — Как по мне, лучше не называть болезнью что-то прекрасное. — Давид нежно взял кисть девушки в свою и поднес к губам. Его поцелуй был нежный и долгий. Настолько долгий, что Одри почувствовала его теплое дыхание на своей коже. Не выпуская руку девушки, мужчина продолжил. — Я хочу наслаждаться и жить этим чувством, этими ощущениями тела. Когда я вижу ее, мне хочется прижать ее к себе и не отпускать. Я чувствую себя живым, когда я рядом с ней. А ради чего еще эта жизнь? Какой будет моя жизнь, если я вылечу это с помощью твоей психиатрии, и не смогу испытывать это … — от его взгляда Одри стало страшно. Страшно, что еще пара его фраз, приправленных этим взглядом и низким тембром голоса, с одновременным поглаживанием руки, и она сама на него нападет. — Для чего мне жить, если я не смогу испытывать одновременно весь спектр мужских чувств от убивающего изнутри желания до тихой принимающей нежности к женщине, которую я желаю? — он замолчал. — Если я не смогу сидеть с ней вот так возле камина и обсуждать возможность излечения от нее же самой?       Сил больше не было. Пространство было не просто наэлектризованным, оно стало ощутимо плотным. Девушка могла поклясться, что она чувствует каждый атом, который был заряжен этой звериной мужской энергией, против которой конкретно Одри уже ничего не могла сделать. А вообще нужно ли было что-то делать?       Одри резко сократила между ними расстояние и прошептала в его губы.       — О чем ты?       Давид улыбнулся и его взгляд спустился с зеленых пылающих ненавистью от напряжения глаз Одри на ее губы цвета пыльной розы. Ему бы наверняка хотелось что-то ответить, но зачем? И он сделал этот шаг: сократил расстояние между их губами до минимума и поцеловал ее.       «Наверное именно так рождаются и Галактики» — эта мысль промелькнула у обоих в головах. Если бы этот поцелуй замеряли в специальной научной лаборатории с использованием супер мощных аппаратов, то наверняка на тепловизоре было бы видно, как в момент поцелуя из этой маленькой точки соприкосновения губ этих двоих, словно солнце начали расходиться мощные лучи энергии.       Этот поцелуй не был страстным, он не был детским чмоком. Это было искусство. Губы Давида медленно и при этом настойчиво сначала коснулись, а затем углубились в губы Одри. Попеременно нежно захватывая то верхнюю губу девушки, то нижнюю. И постепенно за губами в танец чувств вступили языки.       Как он может быть таким страстным, таким харизматичным, таким животно привлекательным, и таким чувственным. Голова, сердце Одри были готовы прямо сейчас лопнуть. Было такое ощущение, что белки глаз опухли и девушка вот-вот расплачется.       Он был нежен. Он был настойчив. В этом поцелуе было все, что можно было сказать. Поддаваясь ближе к девушке, Давид, не прерывая поцелуй, спустился со своего кресла на колени перед Одри и начал целовать ее шею. Сначала он прикусил мочку уха и прошептал «совершенная ведьма», а затем начал целовать шею. Своими губами Давид пробудил эрогенность в тех микро зонах ее кожи, о существовании которых Одри даже не догадывалась.       Вечер. Они в гостиной. В камине весело танцует огонь, трещат поленья. Он стоит перед ней на коленях и целует, дотрагиваясь горячим шепотом не просто до ее тела, а до дна ее души. Постепенно он остановился. Посмотрел на нее своими черными от расширенных зрачков и полутьмы глазами, вновь взял ее руки и поцеловал тыльную сторону ладони. Ну какие тут могут быть слова. Одри нежно положила на его щеку ладонь и, глядя в эти живые, полные самых разных чувств и эмоций глаза, прошептала:       — Теперь я вижу, что ты абсолютно здоров. — она улыбнулась так открыто и так нежно, что Давиду показалось, что его опустили в теплое густое молоко. Так на душе стало спокойно. Он впервые увидел такую ее улыбку, и было невероятно светло на душе от того, что он стал отчасти той причиной, которая пробудила в его ведьме такое состояние.       Он ласково убрал ее ладонь со своей щеки и встал. Заканчивать взаимодействие первым было не в его натуре, но Давид больше не мог этого выносить. Он почувствовал невероятное смущение и как будто он не сверх человек, а самый обычный подросток, который впервые поцеловал девочку, в которую был влюблен с младших классов.       — Уже поздно, ведьмочка. — голос предательски дрожал. — Завтра команда Скуби Ду снова побежит на помощь. — постепенно он начал возвращать себе самообладание, хотя сердце внутри как мороженное таяло под невероятной теплотой и томностью момента.       — Ты прав. — Одри решила поддержать Давида в его попытке побега. Хотя это был не совсем он, но сил уже не было на то, чтобы разбираться, что именно только что в принципе произошло в каминной. Они с Давидом посмотрели друг на друга с улыбками и ощущением открытия какой-то новой главы их отношений. Никто из них не ожидал, что начнется все не с поверхностного секса, а невероятной глубины и нежности. — Я хочу быть Дафной.       — Тогда я чур Джордж. — весело сказал парень, направляясь вместе с Одри в сторону выхода из зала. — А Кассиэль будет Скуби Ду. — под совместные смешки пара вышла из комнаты, и это была последняя фраза, свидетелем которой стал огонь в каминной.