Империя ублюдка

            Для дворца, как и для простых людей, новость о гибели султана не стала ни трагедией, ни неожиданностью. Вечно пьяный султан погиб по пьяни. Этого стоило ожидать.             Из наследников Сулейман оставил только семилетнего Мустафу, годовалого калеку Селима, новорождённого Мехмеда и ещё нерождённого ребёнка Хюррем, если это сын. Поэтому султаном был объявлен Мустафа, а остальные дети оставались жить как перестраховка от вымирания династии, на случай, если Мустафа не сможет оставить собственных наследников.             Но для империи от этого ничего не изменилось, потому что ей как управлял, так и продолжил управлять Ибрагим. Но, всё же, как это обычного бывает после перемены власти, в высоких кругах прошли чистки, и рядом остались только полностью преданные Ибрагиму люди.                          Лена не знала, был ли Ибрагим причастен к гибели султана. Ей казалось, что со стороны Ибрагима это не очень логично: он бы подождал ещё пару лет, пока его власть как Великого визиря окрепнет. И дождался бы не только помолвки, а и свадьбы с Хатидже. Но, всё же, версия о том, что гибель Сулеймана была заказом Ибрагима, могла существовать.             В любом случае, случайность это была или не случайность, это вело к одному и тому же исходу: уничтожению всего, что могло бы встать между Ибрагимом и тем, чего он хотел больше всего на свете — Махидевран.             Лена это понимала. И хотя не могла отказаться, не была против. Она знала Ибрагима почти два года и ей казалось, что те чувства, которые к нему испытывала Махидевран, превратились в её собственные. Поэтому они оба получили той ночью, что хотели.             В том, что Ибрагим не оставит ситуацию с наследниками как есть, Лена была уверена почти на сто процентов. Он не допустит, чтобы у Мустафы оставались конкуренты. Калека-Селим не был опасен, да и убивать то, к чему привязалась Махидевран, Ибрагим не стал бы. А вот оставлять Мехмеда и возможного сына Хюррем он явно не собирался.             Не понимать опасности этого он не мог. Селим, возможно, вообще не сможет оставить наследников. Возможно, и Мустафа умрёт не оставив наследников. И это уничтожит всю династию, а вместе с ней, возможно, и всю Османскую империю. Но разве это важно, когда речь идёт о любви?             Лена не знала, как конкретно Ибрагим избавится от лишних наследников и их матерей, но предполагала, что Мехмед, как это часто бывает с младенцами, может умереть в младенчестве, после чего его мать, не пережив утраты, «добровольно» залезет в петлю. А с Хюррем ещё проще: если у неё мальчик, то она умрёт вместе с ним в родах. Если девочка — умрёт только Хюррем.              С тех пор, как погиб Сулейман, Хюррем редко выходила из покоев. И с её лица, к радости всех окружающих, наконец исчезло вечно нахальное выражение.             Лена даже не входила к ней в покои, просто остановилась в дверях и стала наблюдать, как Хюррем ёжится под её взглядом.             Лене хотелось спросить: «А чего ты хотела? Это не риторический вопрос, мне правда интересно. Ты и так живёшь в огромном дворце. Чего тебе ещё хотелось? Яхту? Сто кило золота? Новые платья на каждый день? Чего чисто в теории ты могла хотеть? Регулярного секса с Сулейманом? Побольше сыновей, чтобы, чисто по закону больших чисел, один из них стал султаном? Ты решила совместить приятное с полезным: добиваться и секса, и рождения сыновей? И нафига? Хотела, чтобы тебя помнили как женщину, которая попала в историю через постель? Неважно зачем и что, лишь помнили и говорили именно о тебе? У тебя звёздная болезнь? Или ты хотела править вместе с сыном? Неужели не предполагала, что можешь до этого не дожить? Да и зачем тебе в принципе править? У тебя есть какие-то политические амбиции? Не хочу спрашивать, как они у тебя, крестьянки, вообще возникли. Хочу спросить: чего же конкретно ты хотела? Тебя не устраивает положение рабоче-крестьянского класса? Или отсутствие прав у женщин? Ты у нас марксистска-феминистка? И тебе не столь важно, к какой конкретно стране применять эти идеи? Ну, просто, правление в Османской империи, вряд ли исправит положение крестьянского класса на территории восточной Европы. Любой твой мотив упирается в логический тупик. Я как тот мужик из мема: нихуя тебя не понимаю. Если бы тебя никто не спрашивал, хочешь ли ты рожать от Сулеймана, я бы могла тебя понять и может быть даже пожалеть. Но ты сама вела себя как шлюха, чтобы залезть под Сулеймана и родить, понимая, насколько это опасно. Причём сделала это дважды. Поэтому нет, не жаль, ни тебя, ни такую же как ты амбициозную проститутку Демгюзар».             Лена вернулась к себе в покои. Селим сидел на полу и грыз фигурку деревянной лошади. Увидев мать, он резко отшвырнул от себя игрушку и протянул руки к Лене. Она подняла его с пола и улыбнувшись поцеловала.             — Муса, — Селим потянулся к двери.             — Хочешь к Мустафе? Пойдём.             Лена зашла в султанские покои, где помимо Мустафы был и Ибрагим. Селим стал повторять:             — Муса, Муса, — и Лена, поцеловав Мустафу в макушку, усадила рядом с ним Селима.             Ибрагим улыбнулся, подошёл к Лене и поцеловал. Она тоже улыбнулась и, глядя на детей с Ибрагимом, подумала о том, насколько же странную они четверо составляют семью. В ней не так всё, что только может быть не так. И всё же Лену она устраивала, хотя она и понимала, что эта семейная идиллия не будет вечной.             Год назад Лена задала предсказательнице Дэфде три вопроса. Первый:             — Кто из сыновей Сулеймана станет следующим султаном?             И Дэфде ответила:             — Селим.             Лена решила, что Дэфде говорит ей то, что она хочет услышать. И всё же, подумав, что Селим может умереть маленьким и Сулейман снова назовёт Селимом уже другого своего сына, решила уточнить:             — Мой сын Селим?             — Он не твой сын. Но он станет султаном.             Лена посмотрела на Дэфде с нешуточным удивлением и долей тревоги.             — Ты знаешь моё настоящее имя?             — У тебя их два. Ты родилась с именем Береговская Елена Давидовна, а умерла с именем Смирнова Елена Александровна.             И Дэфде пока что ни в чём не ошиблась. Потому что вопрос был «Кто из сыновей Сулеймана станет следующим султаном?», а Мустафа не его сын. Он сын Ибрагима. Лена поняла это ещё до разговора с Дэфде. Мустафа бастард. Проще говоря ублюдок. Поэтому Махидевран и твердила себе: «Нельзя. Нельзя, чтобы Сулейман узнал». А всё, что делал Ибрагим, он делал, чтобы усадить своего сына на трон. И у него получилось.             Лена не знала, стоит ли верить в предсказание Дэфде о том, что султаном станет Селим. Не знала, что может произойти с Мустафой и почему его место займёт Селим. Но точно знала, что какое-то время Мустафа будет султаном. И пока он султан, Османская империя будет империей ублюдка.