***
Поскольку жизнь явленье сложное,
Может удивить,
И даже невозможное —
Всё может быть, всё может быть.
***
За дверью послышались шаги. Вроде бы обычные, но было в них нечто настораживающее. Лютиэн уже и без того подозревала недоброе. Время шло, а помощь всё не выдавали. Стирка плаща тоже затягивалась. Кажется, Келегорм и Куруфин что-то замышляли. Не зря ее отец не пускал все их племя в Дориат… В дверь постучали. — Войдите! — громко сказала она и обеими руками занесла над головой табурет. Вошли двое. Следом сунул любопытную морду пес. Это было чересчур. Руки опустились сами. — Кажется, вы затеяли перестановку, леди? — осведомился галантно Келегорм. — Позвольте помочь. Странная перемена. Прежде он обращался к ней «королевна» и на «ты». Лютиэн отдала табурет. — Туда, пожалуйста, — показала она в дальний угол. Келегорм послушно поставил табурет. Поблагодарив кивком, Лютиэн произнесла самым великосветским тоном: — Чем обязана? — Мы ни за что не стали бы покушаться на ваше время и досуг, — не менее великосветски отвечал Куруфин тоже на «вы», — если бы не одно обстоятельство, которое нужно прояснить. Если коротко, то… кто вы, собственно, такая? Лютиэн даже опешила. — Это шутка? — Неужели вы подумали, что принцы нолдор способны так примитивно шутить? Мы целиком и полностью серьезны. — Тогда я не понимаю вопроса. — Оба принца нолдор продолжали смотреть испытующе, и она добавила: — Я ведь говорила вам, что я Лютиэн, дочь короля Элу Тингола. Вы не могли этого забыть. Куруфин покивал: — Да-да, мы помним. Но, видите ли, это мой брат готов терять голову при виде красавицы, а я не столь легковерен, как он. Ваш рассказ показался мне слишком удивительным, и я решил навести справки. Обычно Элу Тингол с нами не разговаривает, однако на этот раз ему пришлось нарушить свой обет молчания. Сегодня утром вестник привез его ответ. Вот он, — Куруфин развернул свиток, который держал в руках. — Прочтите сами, и вы убедитесь в его подлинности. Если, конечно, вам знакома печать короля Дориата. — Я знаю, как выглядит печать моего отца, — отрезала Лютиэн. — И его подпись. Свиток она читала медленно, всматриваясь в корявые буквы, — судя по всему, отец не пожелал прибегнуть к услугам писца и писал сам. Текст был коротким, а смысл его простым — с некоторой ехидцей Элу извещал, что дочь его дома и пределов Дориата не покидала, а принцы Дома Феанора, по всей видимости, пали жертвой какой-то проходимки. — Ничего не понимаю, — растерянно сказала Лютиэн, дочитав. — Отец не мог написать такого. — Речь не о вашем отце, а об Элу Тинголе. — Я говорю о нем. Куруфин только пожал плечами. — Тогда кто-то из вас двоих лжет. Уличать родного отца во лжи не хотелось. Еще больше не хотелось делать это при посторонних, особенно если они принцы Первого Дома. Но и возводить на себя напраслину — еще чего не хватало! — Письмо не может быть поддельным? — Элу собственноручно передал его вестнику. — Тогда я ничего не понимаю, — сказала Лютиэн снова. — Какое-то наваждение. Или я сплю, и все это мне снится. — Так дочь Тингола вы во сне или наяву, леди? — спросил Келегорм. — Во всяком случае, там, где вы принцы нолдор. Во сне это или наяву, решайте сами. — Сражен и сдаюсь. Но наяву или во сне, странное письмо там же, где мы. — Я Лютиэн, дочь короля Элу из Дориата, — повторила она. — И всегда ею была. — Элу отрицает это. Лютиэн еще раз взглянула на пресловутое письмо. Может быть, отец до сих пор не знает о ее побеге? Но неужели, узнав такие вести, он даже не проверил? Или там, в доме на дереве, поселилась другая особа, и все принимают ее за Лютиэн? — Хорошо, — сказала Лютиэн. — Я не могу объяснить этого письма. Но если вы считаете, что я не та, за кого себя выдаю, то я не стану больше злоупотреблять вашим гостеприимством. Обещанная вами помощь мне тоже не нужна. Верните мне плащ, и я уйду. Надеюсь, я не разорила Нарготронд своим пребыванием. Келегорм тихонько фыркнул, Куруфин покачал головой. — Ну уж нет. Наша помощь никак не зависит от вашего происхождения, но поддельная дочь Тингола — это уже другое дело. Особенно если в него замешан сильмарилл.***
Осень понемногу перетекла в зиму, потом, как полагается, наступил Йоль. Начал прибавляться день, и солнце повернуло на лето, а зима — на холода, а между Дориатом и Нарготрондом продолжали ходить письма. Они содержали бесчисленные уточнения мелких деталей. Последние техты над тенгвами настигли нолдор уже у моста через Сирион. Только теперь, в красках представляя, как проклинают его сейчас надменные чужаки, Тингол раскрыл Мелиан свой замысел. — Это дурацкая идея, супруг мой. Как и все, которые вы предпринимаете, не посоветовавшись со мной. — Наоборот! Она гениальная! — воскликнул Тингол с жаром, которого нисколько не охлаждали ни тон Мелиан, ни выражение ее лица. — Только подумай, дорогая, что им могло бы прийти в головы, знай они наверняка, что им в руки попала дочь самого Элу Тингола! А теперь посмотри, они уже везут ее сюда. Дело только за малым — чтобы они ее оставили здесь. — И как вы собираетесь этого добиться? Мелиан явно не спешила сменить пренебрежение на милость, но на сей раз Тингола это нисколько не обескураживало. — Показать им другую персону под видом нашей дочери. Мелиан вздохнула: — Сколько раз я говорила вам, что не стоит недооценивать противника. Сыновья Феанора отнюдь не глупы. Они прибыли из Нарготронда. В их свите могут быть те, кто приезжал сюда вместе с Финродом и видел Лютиэн. — Как раз это я тоже предусмотрел! Фальшивая Лютиэн будет так похожа на настоящую, что отличить они не смогут. — Где же вы возьмете эту изумительную фальшивку? Или у вас в запасе есть еще одна дочь? Тингол собрался с духом огласить самую спорную часть своего плана. — Речь о судьбе нашей дочери! — закончил он свою речь — Из всех ваших дурацких идей эта — самая дурацкая.***
Горели свечи и масляные лампы. Допущенным на прием избранным под страхом подземелья было велено хранить молчание и соглашаться с королевскими словами, что бы ни случилось. Визит подразумевался скоротечным — нолдор проводили в тронный зал прямо с порога, даже не дав привести себя в порядок, и уехать они должны были сегодня же, ибо Тингол не желал ночевать под одной крышей с ними. Царедворцы с любопытством рассматривали ужасных главарей ужасного Дома Феанора. Вопреки ожиданиям, у тех не оказалось ни рогов, ни хвостов, ни огненных языков — совсем ничего из того, чем наделяло нечистую силу здешнее воображение. Вообще лорды Дома Феанора выглядели почти как самые обыкновенные эльдар. Это разочаровывало. Некоторые чувствовали себя обманутыми. Тингол тоже произвел мысленное сравнение и пришел к выводу, что скандальная слава сыновей Феанора, пожалуй, преувеличена. Сам он восседал сейчас на троне и выглядел очень царственно. Складки знаменитой серой мантии ниспадали с возвышения, уложенные самым тщательным образом. На Лютиэн никто не обращал внимания. Начиная со стражей под началом Маблунга, выстроенных у ворот для встречи хоть отвратительных, но все же гостей, и далее на протяжении недолгого пути от входа до главного зала — везде на Лютиэн смотрели как на пустое место, глядя словно сквозь нее. Причина этого была непонятна. Даже если Лютиэн сошла с ума и вообразила себя принцессой дориатской, здесь должны были хотя бы удивляться ее сходству с настоящей. Или она спятила до того, что была даже непохожа? А может, это было родительское наказание за побег из дома… — Много веков прошло, — заговорил Тингол, когда пришельцы стали на положенные им места, и затихло шевеление приближенных, — с тех пор, как запретил я вход сюда любому из нолдор, исключая близких моих родичей, и с тех пор не нарушал этого запрета. Только дело чрезвычайной важности вынудило меня к тому. Потому и приветствую я вас здесь сегодня. Ответное слово взял Келегорм. — Мы сочли это дело не столько важным, сколько любопытным. Суть его тебе известна… «Благодарность! Благодарность, собачьи дети! — мысленно требовал Тингол. — За то, что я позволил пустить вас туда, где иначе вы в жизни бы не побывали! Даже в Ангбанд вам было бы легче попасть, чем сюда!» Благодарности так и не последовало. Счет претензий к понаехавшим прирос еще одной статьей. Он и без того был длинен, но Тингол не сомневался, что когда-нибудь предъявит его к оплате… — Неслыханно! — сказал он, когда Келегорм закончил свою речь. — К нам доходили вести, что слуги Врага порой принимали обличия смертных и так, под чужими личинами, смущали их умы. Но чтобы кто-то осмелился назваться дочерью короля Белерианда?! Такую наглость даже представить нельзя. Предъявите же эту дерзкую, чтобы подтвердить правдивость ваших слов. Против ожидания Келегорм остался спокоен. Он и Куруфин только посторонились, так что Лютиэн оказалась впереди. Элу рассматривал ее недолго. — Поразительное сходство! — воскликнул он. — Неудивительно, что вы были обмануты. Не знай я, что моя дочь дома, даже я решил бы, что передо мной она. Лютиэн не сказала ничего — она утратила дар речи. — Предъяви же свою дочь, чтобы подтвердить правдивость своих слов, — сказал Келегорм. Тингол тоже не стал возмущаться. Наоборот, на лице его мелькнуло торжество. — Пошлите за Лютиэн, — небрежно бросил он. Распорядитель ушел. Двери за ним закрылись, и в зале воцарилось гробовое безмолвие. Тингол восседал на троне, с отсутствующим видом глядя куда-то вдаль. Он не шевелился и, похоже, даже ни разу не моргнул. И без того неподвижные приближенные оцепенели окончательно. Нолдор тоже стояли молча, потому что и шептаться в этом царстве истуканов казалось кощунственным. Медленно текли минуты. Одна из свечей в шандале рядом с троном сильно оплыла, горячий воск капал на пол, и звук этот разносился на весь зал. Наконец к нему примешался звук шагов и еле заметный вздох всеобщего облегчения. Дверные створки медленно разошлись. Со слабым вскриком Лютиэн отшатнулась — в зал вступила… она сама. Похожая на нее больше, чем собственное отражение, одетая в ее любимое синее платье, эта вторая Лютиэн неторопливо прошла через зал, привычным кивком приветствуя собравшихся, с высокомерным удивлением покосилась на саму Лютиэн. Та беспомощно оглянулась. — Я вижу то же, что и вы, — пробормотал Келегорм. Это немного успокаивало. Та, другая, сделала реверанс перед Тинголом и по его знаку села на свое всегдашнее место — резное кресло ступенькой ниже королевского. — Вот она! — возвестил Тингол. — Кто «она»? — пожелал уточнить Куруфин. Тингол нервно дернул щекой: — Моя дочь. Всякий может подтвердить это. Придворные согласно закивали, как болванчики-неваляшки. — Сходство в самом деле поразительное, — продолжал Куруфин. — Как будто еще одна дочь. Их случайно не может быть две? — Дочь у меня только одна, — ответил Тингол со всей надменностью, которую накопил за последние четыре тысячи лет. — И она перед вами. В этом я ручаюсь своим словом. Теперь, когда вы убедились, я скажу… Куруфин прервал его: — Подожди. У нас большой опыт по части клятв, и я скажу, что каждое слово требует ясности. Та дочь, о которой ты ручаешься и которая перед нами, — вот эта? — Куруфин показал на Лжелютиэн. Теперь у Тингола задергалась бровь. — Да, — выговорил он. Молчание придворных сделалось потрясенным. — Нет причин сомневаться в слове самого Элу Тингола, — сказал Куруфин. Король дориатский несколько раз перевел дух. — Так вот. Теперь, когда вы убедились в моей правоте, я говорю вам — хорошо, что вы доставили эту девицу сюда. Своим самозванством она нанесла мне тяжкое оскорбление, и кара будет сурова. — Если на то пошло, — сказал Келегорм, — то оскорбление она нанесла не тебе. Ведь не тебе она представилась поддельным именем, а нам. Нам ее и карать. — Но я пострадал больше, — настаивал Тингол. — Теперь за пределами Дориата будут думать, что дочь Элу способна убежать из дому в обширный мир и там попрошайничать. Что я запираю свою дочь на дереве. — А это не так? — Никогда меня не запирали на дереве, — неожиданно сказала Лжелютиэн. Даже голос у нее был похожий, только интонации немного отличались. — И никогда не убегала я из Дориата, даже мысль о подобном никогда не закрадывалась мне в голову. Пусть Единый поразит меня на этом самом месте, если я лгу. Все вздрогнули. Такая отъявленная божба заставила умолкнуть даже Куруфина. — Слышали? — воскликнул Тингол, когда немного пришел в себя. — Вот слова правильной дочери! А это, — указал он на Лютиэн, — может быть, Вражья соглядательница, посланная сеять смуту. И коль скоро она оказалась здесь и видела наши тайны, я не выпущу ее… — Ну, это легко проверить, — сказал Куруфин и повернулся к Лютиэн: — Скажите, леди, кого почитаете вы богом и повелителем мира? — Эру Единого, который в Арде зовется Илуватар, — скороговоркой произнесла Лютиэн с детства выученную фразу. — Вопрос решился. И не надо никого карать. — Я рад, что не ошибся в вас, леди, — сказал Келегорм. Волей-неволей Тинголу пришлось отступить на прежние позиции. — Хорошо. Но самозванкой она быть не перестает, и спускать это я не намерен. — Мы тоже, — сказал Келегорм. — И мы первые в этой очереди. Тебе придется подождать. Преступника судят там, где он совершил преступление. — Нет, там откуда он родом! Келегорм сделал вид, что задумался. — Значит, если я, допустим, нанесу здесь кому-то оскорбление действием, судить меня за это будут… — В Валиноре, — подсказал Куруфин. — Но почему, владыка Тингол, ты уверен, что она родом из Дориата? Ты же впервые видишь ее. — Она из синдар. А значит, моя подданная. Ведь я король Белерианда. В другое время Тингол похвалил бы себя за находчивость и ловкость, с какой он отыскал нужный ответ, но сражение еще не было выиграно. Оно было в самом разгаре, и враг был еще силен. — В наших владениях тоже хватает синдар. Теперь Тингол открыл рот, закрыл его и снова открыл, но ответ так и не явился. — К чему спорить? — сказал Куруфин. — Давайте спросим у нее самой. — Леди, — немедленно обратился к Лютиэн Келегорм, — скажите же наконец, кто вы и откуда родом? Та обреченно провела ладонью по лбу: — Четверть часа назад я была уверена, что я Лютиэн. А теперь даже не знаю, что думать. — Бедняжка не в себе, — поспешно заявил Тингол. — Она не понимает, что делает. — Неудивительно, — перебил его Келегорм. — Она запугана твоими угрозами. — Нет, вашими. — Нет, твоими. Лютиэн не встревала в эту перепалку, потому что не могла выбрать, к какой из сторон примкнуть. Доказывать собственную правоту — отец, чего доброго, потом снова посадит в дом на дереве или куда похуже. Объявить себя самозванкой — кто знает, что придумают для нее эти чересчур находчивые нолдорские принцы. — Оставьте ее здесь, — громко требовал Тингол. — Искусство моей жены вылечит ее. — Искусство наших целителей ничуть не хуже. Тингол оперся о подлокотники и привстал. — Вы забываете, что вы в моем доме, в моей стране, среди моего народа! — Ты что же, — начал вкрадчиво Куруфин, — пользуясь превосходством в силе, хочешь отнять у гостей девицу? — Только вам мог прийти в голову подобный мерзкий домысел. Я хочу, чтобы вы оставили ее здесь сами. — Это подозрительно. Зачем она тебе? — А вам зачем? — Я, в отличие от тебя, неженат, — сказал Келегорм. Тингол поперхнулся. — Этого еще не хватало! — рявкнул он. — Подавайте ее сюда, иначе я… Куруфин приложил палец к губам и сделал Тинголу знак умолкнуть. Из-за дверей доносилась некоторая сумятица. — Ну и что? Мне можно! — послышался знакомый голос. — Дело срочное! Тингол слегка изменился в лице. Но не успел он еще распорядиться, как двери распахнулись, и, отпихивая с дороги дворецкого, в зал вступил Берен. Он выглядел необычайно уверенным и бодрым, словно не только плен в темницах Тол-ин-Гаурхот, но и тяготы путешествия никак не сказались на нем. Лютиэн было кинулась обрадованно навстречу, но Келегорм придержал ее: — Прошу, леди, подождите! — Как я вовремя! — воскликнул Берен при виде собрания и тут же добавил: — А вот и я, любимая! — потом он обвел зал победоносным взором, наткнулся на двух злыдней, и уверенность его приувяла. Но ненадолго. — Обещал я тебе, о король, что… Прилив очередной волны триумфа самым невежливым образом остановил Келегорм. — Погоди, — перебил он, тоже не тратясь на приветствия. — Скажи сначала, кто сидит на троне рядом с Тинголом. Берен фыркнул и взглянул на Келегорма снисходительно. — А то ты, лорд, сам не знаешь! Лютиэн, конечно. Лютиэн тихонько ахнула. — Дочь Тингола? — добавил Куруфин. — Кого же еще?! Куруфин пожал плечами. — А это, по-твоему, кто? — Келегорм чуть посторонился. Берен вытаращил глаза. Сдвинул брови и вытянул шею, потом, прищурившись, отстранился назад, тщательно разглядывая диковину. Потом уставился на сидящую на троне, потом снова на Лютиэн… — А не знаю, — ответил он наконец без всякого сомнения. — Наверное, родственница. Племянница, может. Былая уверенность стремительно возвращалась к нему. Келегорм показал на трон: — Но Лютиэн вон та? Теперь Берен смотрел на обоих принцев нолдор как на заправских кретинов. — Само собой! Что ж я, невесту свою не узнаю?! И он послал в сторону тронов воздушный поцелуй. Общий шумный вздох пронесся по залу. Издавать звуки было нельзя, но дышать пока не запрещалось, и придворные нашли выход чувствам. Глаза Лжелютиэн метали молнии. Тингол начал подозревать, что супруга опять была права, и его гениальная идея, пожалуй, не так гениальна, как думалось поначалу. Уже и Лютиэн готова была присоединить свой голос к этой немой буре, но тут Берен заговорил снова. — Так вот, — продолжил он речь с того места, на котором остановился. — Обещал я тебе, о король, что в следующую нашу встречу будет моя рука держать сильмарилл из Железной Короны? «Не помню такого», — хотел было ответить Тингол, но Келегорм и Куруфин выглядели неожиданно мирно, и он решил рискнуть. — Допустим. Твои обещания не моя забота. — Уж это точно, — ничтоже сумняшеся отвечал Берен. — Кто слово давал, тому его и держать. Верно я говорю? — подмигнул он Лжелютиэн. — Ты, верно, меня уж и видеть не чаяла, Тинувиэль моя ненаглядная. А я вот пришел и сильмарилл ради тебя принес. Вот моя рука, о король, — и Берен показал ему кулак, — а вот и сильмарилл в ней! Из разжатого кулака брызнул свет. Яркий, но не слепящий, он затмил лампы и свечи и озарил тронный зал так, как не сделало бы и солнце, потому что никогда солнце не проникало в недра под холмом. На мгновение показалось, будто Менегрот превратился в тысячу полян на опушке букового леса. — Вот и лорды не дадут соврать! Берен сжал кулак, и волшебство закончилось. Теперь тронный зал выглядел темным, будто орочьи подземелья, и требовалось время, чтобы привыкнуть к его обычному освещению. Мало-помалу все снова начали различать друг друга. — Кстати, а как он у тебя оказался? — полюбопытствовал Куруфин. Но Берена сейчас не могли бы смутить и все сыновья Феанора, вместе взятые. — А, это целая история! — с готовностью начал он свою повесть. — Пошли мы, стало быть, в Ангбанд. По дороге в орков переоделись. До того похоже вышло, что аж сами себя пугались. Долго ли, коротко, по пути крепость на острове. Нам бы ее стороной обойти, но у государя Фелагунда ностальгия приключилась. Пытался я его отговорить, а он ни в какую. Я, говорит, эту крепость сам строил, мне бы хоть издали взглянуть, как там она и что с ней. Да что ей сделается?! Стоит себе и нас переживет. Но куда там… Так и пошли мы напрямик. А нас цап-царап — и к Саурону. Кто такие, куда идете? Государь Фелагунд ему было наплел с три короба и ни разу не споткнулся, но Саурон его раскусил. Ты, говорит, ненастоящий орк, потому что когда вошел, поздоровался, а орки никогда так не делают. Государь Фелагунд ему на это, даже глазом не моргнув: нет, орки мы настоящие, а что поздоровались — так это мы за Нарготрондом шпионили, эльфячьей скверны там набрались. А Саурон ему: сейчас проверим. И как запоет! С места мне не сойти, — ткнул Берен указательным пальцем в пол, — вот так вот взял и запел! Я аж даже принюхался. Пел-заливался, себя не помнил, ничего не слышал. Ровно глухарь на току. Тут бы его и… — Берен выжал воздух обеими руками. — Но государь Фелагунд опять другое задумал. Тут, говорит, колдовством надо. И сам запел. Скажу я вам, государь Фелагунд петь тоже горазд. Но вражина умеет лучше. Выдохся государь первым. А ведь говорил я ему, давай лучше естеством уестествим. Никого ведь не было, только волки по углам пыхтели да подвывали. Но куда там… Упал государь Фелагунд и лежит, еле дышит. Тут колдовство и приключилось — все орочьи бебехи с нас свалились, и остались мы, не при дамах будь сказано, в чем мать родила. Кто-то хихикнул. Тингол зыркнул по сторонам, но нарушитель остался неузнанным. — Стал вражина допытываться, — продолжил Берен, — кто такие да зачем тут шастаете. Все молчат. И я молчу. Так нас и заперли в подвал. Сидим. Сыро, холодно. Не кормят. Волки ходят, нас нюхают. Пропадаем, в общем, ни за грош. Подумал я, подумал, да и пошел Саурону признаваться. — Вот это стойкость! — сказал Келегорм. Берен повернулся к нему: — Ты, лорд, язви сколько хочешь, а правда кривды всегда сильнее. Сам сейчас убедишься. Пошел я, — снова продолжал Берен, обращаясь ко всему собранию, — и сказал, что так, мол, и так, шли мы в Ангбанд, чтобы сильмарилл добыть, очень уж он королю Тинголу нужен. Так что ты, Саурон, лучше нас отпусти, потому что никакой корысти тебе в нас нет, а дело наше все равно безнадежное, и Моргот все равно нас расказнит. А как, спрашивает он, вы сильмарилл добывать собирались. А я откуда знаю? Государь Фелагунд это дело обдумывал, он мудрый, ему виднее. Выслушал меня Саурон и обратно в подвал отправил. И снова сидим мы там, и волки нас нюхают. А через пару дней снова достает он нас из подвала, меня и государя Фелагунда, и говорит: «Ты, Финрод, богатый, у тебя в Нарготронде столько золота, что целому Глаурунгу улечься хватит и еще останется». Государь Фелагунд намек понял и отвечает: «Даже не рассчитывай, ничего тебе за себя не дам, даже ломаной полушки, потому что нолдор с Врагом не торгуют, даже заложниками». А за этого, говорит Саурон, дашь? И на меня показывает. Пригорюнился государь, но тут я намек понял и говорю: «Ничего ему, государь, не давай, потому что жизнь моя без тебя все равно пропащая». И то сказать — куда я один пойду? А Саурон и говорит: «А за сильмарилл дашь?» Государю Фелагунду куда деваться? У него клятва. Так и быть, дам, говорит. Но сильмарилл вперед. И учти, говорит, Саурон, что я знаю, как он выглядит. А Саурон на это: считай, говорит, что сильмарилл уже у тебя в кармане, и пиши домой письмо, чтобы золото готовили. И учти, говорит, Финрод, что я знаю, сколько его у тебя. — Интересно, откуда? — заметил Куруфин. — Известно откуда, — отозвался Берен. — Все же знают, что у него кругом шпионы. Так вот, значит. И посадили нас снова в подвал. И сидели мы там, скучали, счет дням потеряли. Уже и к волкам привыкли, и чуть не мхом поросли. Не знаю, сколько времени прошло, только в один прекрасный день опять Саурон нас из подвала достал и этот вот самый камушек показывает. Вот, говорит, видишь, Финрод, как есть настоящий сильмарилл, так что я свое слово держу, подавай сюда свое золото. Наверное, все же отдал золото государь Фелагунд, потому что немного времени спустя отдал ему Саурон сильмарилл, а государь мне его передал и сказал: ступай, говорит, друг мой Берен, я свою клятву выполнил. Неси, мол, этот камень королю Тинголу, привет ему от меня передавай, и совет вам и любовь. Снова послышался чей-то смешок. На этот раз ослушнику повезло меньше — прошерстив глазами царедворный ряд, Тингол молча ткнул указующим перстом, и так же безмолвно стражники повели Саэроса прочь. Когда двери за ними закрылись, Келегорм спросил: — То есть Финрод остался у Саурона? — Само собой, — отвечал Берен. — Он же не за себя золото платил, а за камень. Остался… — Берен вздохнул. — Такой хороший государь, душевный. А как слово держал! Другой бы на его месте… Эх!.. Песню бы о нем сложить. А лучше две. Однако он там, а я вот тут. — Почтив заслуги Финрода, Берен перешел к насущному и подкинул камень на ладони. — И, как я уже сказал, принес я тебе, о король, сильмарилл из Железной Короны. Свою часть уговора я выполнил, выполняй и ты свою. С этими словами Берен подступил вплотную к трону и поднес Тинголу сильмарилл. Королевская рука дернулась было к камню, но Элу вовремя опомнился и остановил ее порыв. — Какую часть уговора я должен выполнить? — спросил он с нарочитым удивлением. В деле витал отчетливый подвох. Берен почуял его и возмутился: — Как это какую?! Или ты забыл, о король? — Так напомни мне. — И напомню! Здесь, в этом самом зале ты сказал, и все слышали, что принеси, мол, мне сильмарилл, и тогда… — Ну-ну, дальше. И что тогда? — А! — свободной рукой Берен хлопнул себя по лбу. — Не ты, о король, а Лютиэн! Лютиэн, если пожелает, может вложить свою руку в твою. В мою, то есть. Я же помню. — То-то же, — сказал Тингол. — Тебе удалось принести сильмарилл — это невиданное деяние, может быть, достойное песен. Но я не должен тебе ничего. — Что, и сильмарилл не возьмешь, о король? — Не нужен он мне! — искренне произнес Тингол. — Я, значит, просто так ходил? — обиделся Берен. Обида его, однако, прошла быстро. — Ну и не надо, раз не нужен. Тут, о король, главное, что я слово свое сдержал, что обещал — то исполнил, и препятствий больше нет никаких. И теперь, любимая… Лютиэн вздрогнула — Берен продолжал обращаться не к ней, а к той, которая сидела на ее обычном месте. — Обожди! — Тингол говорил очень уверенно, но и в свете свечей было видно, что король дориатский стремительно бледнеет. — Вы убедили меня, — сказал он Келегорму. — Прожив несколько месяцев в Нарготронде, эта самозванка причинила вам большой ущерб, несомненно. Пусть ваше наказание послужит ей хорошим уроком. — Ты что же, указываешь нам на дверь? — осведомился Куруфин на всякий случай. Терять Тинголу было уже нечего. Почти. — Вы, должно быть, забыли, что я не желаю ни видеть, ни слышать тех… — Лжелютиэн легонько постучала пальцами по подлокотнику, и Тингол осекся. Да, не стоило напоминать сейчас… — тех, кто расселился без спросу в землях Белерианда, — кое-как нашелся он с продолжением. — Моих землях. В свое королевство я допустил вас только ради важного дела, которое касалось также и меня. Теперь оно закончено, и больше дел у вас тут нет. Так дайте же мне заняться своими. Эта отповедь не подействовала на Куруфина нисколько. — Ты ошибаешься, — невозмутимо отвечал он. — У нас здесь есть еще одно дело. — Какое? — Ведь это ты велел Берену принести тебе сильмарилл. — Наш сильмарилл, — добавил Келегорм. — Это было в шутку. — Ничего себе шуточки у тебя, о король! — вскричал Берен в негодовании. — Меня чуть волк не сожрал, Тинувиэль моя ненаглядная — смотри, бледная какая! Исстрадалась без меня, бедняжка! Король Фелагунд, родич твой, в темнице у Саурона страждет, все богатство свое отдал, да и жив ли сам, неизвестно. А тебе всё шуточки?! Тонкие политические инсинуации Берен определенно не принимал в расчет. — Умоляю, королевна! — шепнул Келегорм. — Требуйте что угодно, но позвольте досмотреть. В прищуренных глазах Лютиэн было зловещее понимание. — Мне самой хочется узнать, чем все закончится. Берен тем временем понемногу остывал. — А я, о король, такими вещами не шучу и шуток таких не понимаю. Так что я здесь, и сильмарилл здесь. Не хочешь — не бери, а мне не препятствуй. Прекрасный продуманный план рассыпался окончательно. Тингол кривился как от зубной боли, а бледностью мог бы поспорить с белизной телерских кораблей. Но те, говорят, сгорели вполне благополучно... Почему он не послушался советов жены?! Почему судьбе было угодно принести этого смертного именно сейчас?! — Не спеши. Может быть, Лютиэн не захочет отдавать тебе руку. — Как же не захочет?! — воскликнул Берен. — Я ради нее на такое дело пошел, вон какое сокровище добыл… Неужто ты передумала, зеница ока моего?! — взмолился он. — Неужто разлюбила? Лжелютиэн взглянула на Тингола и отчеканила: — Отдать? В голосе ее сочетались раскаты пока еще далекой летней грозы и ярость метели где-нибудь на вершинах Железных гор. Тингол набрал побольше воздуха и задержал дыхание. — Клятвы священны, — заметил Куруфин. Послышалось томное «а-ах!» и шуршание юбок — одной из дам стало дурно. Стражники унесли ее так же безмолвно, как раньше увели Саэроса. Медленно, словно вдавливая подбородок в смолу, Тингол кивнул и просипел: — Да. Лжелютиэн сошла с возвышения навстречу Берену. Ее взгляд мог бы испепелить кого угодно, но пылкий влюбленный читал в нем только сдержанную торжественность. Он вспомнил о кольце, но сильмарилл в руке очень мешал. Берен попытался стянуть кольцо с пальца зубами, однако змеи вокруг короны будто нарочно вцепились в кожу. — А, неважно. Потом, — пробормотал он себе под нос. Лжелютиэн протянула руку — медленно, словно ожившая статуя. — Любовь моя ненаглядная! — воскликнул Берен вне себя от радости и, презрев протокол, заключил ее в объятия. Она резко отвернулась, и поцелуй пришелся в щеку. Берен потянулся за следующим… Лютиэн отчаянно зажмурилась, стиснула кулаки до белых костяшек и прошептала что-то одними губами. Воздух вдруг словно лопнул и осыпался. Все зажали уши. Лицо Лжелютиэн поплыло, полиняло, как свежая краска под дождем… — Ой! — вскричал Берен, отпрыгивая. — Да это же… — Мама? — растерянно произнесла Лютиэн. Мелиан вынула платок и с холодным спокойствием вытерла щеку. Скомкала и отбросила платок прочь. — Я говорила вам, супруг мой, что из всех ваших дурацких идей эта — самая дурацкая. Тингол обмяк и без чувств перевалился через подлокотник. — Обман! — кричал Берен, размахивая руками, отчего по стенам зайчиком метался свет сильмарилла. — Подлог! Вместо дочери мать подсунули! — На месте Берена, — тихонько сказал Куруфин, — я бы больше думал, как поскорее оказаться за сотню лиг отсюда. — Кстати, нам тоже пора, — сказал Келегорм. — Саурон заждался. Сильмарилл отдай, — сказал он уже Берену. — Что?! — запнулся Берен посередине негодования. — А, да, — добавил он, будто что-то вспомнив, и посмотрел на камень в своей руке. — Красивый, — вздохнув, сказал он. — А то! — в тон ему ответил Келегорм. — Но придется отдать. — Не больно-то и хотелось, — пробурчал Берен. Тингол начал подавать признаки жизни. — Что ж, — говорил Куруфин, пока брат укладывал сильмарилл в поясную сумку, — наш визит, пожалуй, закончен. Примите уверения в нашем самом высоком уважении. С отменной вежливостью откланявшись, нолдор направились к дверям. — Подождите! — окликнула Лютиэн. — Я с вами. Берен застыл, соображая, что к чему. — Так это что же, — произнес он медленно, — настоящая вот эта? Или тоже подделка? Он метнулся взглядом по залу, ища подмоги, но приближенные боялись даже моргать, лицо Мелиан не выражало ничего, а Тинголу Берен уже не доверял. — Но мы не в Нарготронд, королевна, — сказал тем временем Келегорм. — Мы срочно едем на восток, в свои владения. — Ничего, я вас не стесню. Вы же обещали мне кары и прочее. Держите свое слово. — Так и быть, придется, — сказал Куруфин. — А… а как же я? — вымолвил наконец Берен. Лютиэн оскорбленно вздернула нос. — Выбирать надо было лучше! Берен смотрел, как за нолдор закрываются двери. — Ну, король! — воскликнул он. — Мое почтение! — спешно поклонился он Мелиан и выскочил следом.