***
— Пааап! Папа! Ну, пааап! — Милая, дай мне ещё одну минутку. Кхм, хотя бы одну. — … — … — А минута — это как? — Это шестьдесят секунд. Голос отца звучал чуть устало, но в нём не было раздражения. Ангелоподобная девочка лет пяти с тёмно-карими глазами насупилась, недоверчиво глядя на отца, и о чем-то задумалась, состроив почти взрослую мину. Затихла, заставив всё же поднять на неё взгляд и ободряюще улыбнуться. Девочку развеселила эта улыбка. Ей нравилось, что папа теперь улыбался намного чаще, стал носить больше разной одежды, например её любимый свитер, который связала бабуля. Тот, конечно, как и вся его одежда, был чёрного цвета, но узоры на нём было очень интересно рассматривать. Девочка любила сидеть у мужчины на коленях, водить пальчиком по затейливым переплетениям, пока они с мамой разговаривают о чём-то взрослом, представляя, что это дороги и реки, или ветви древних деревьев. Мужчина вновь опустил взгляд в планшет. Иво Мартен (а это был именно он) лишь недавно разменял ещё один десяток, отметив пятидесятилетие. Впрочем, этот возраст ему никто давал, а цифра в электронном паспорте неизменно вызывала удивление. Он выглядел подтянуто и моложаво, о прошедших годах напоминали лишь тонкие очки, которые он иногда надевал при долгом чтении документов, как сейчас, и седая прядь у лба. Её он заправлял за ухо, как и раньше, стягивая остальные волосы в тугой хвост, который тяжёлой копной опускался до самого пояса. Отец и дочь проводили послеобеденное время, разместившись на скамейке в большом саду, который хоть и находился в черте Нью-Пари, был тихим и пока немноголюдным: сюда пока не доходила новая линия метро, соединявшая некогда опасный, а сейчас уже претерпевший изменения Термитник с городским Центром. Да, за последние пятнадцать лет Нью-Пари стало не узнать. И именно в такие, тихие моменты наедине с собой (ну, почти), Иво особо остро чувствовал, насколько всё поменялось. Существование этого парка тому доказательство. Город разрастался, сливаясь с пригородами, некогда опасными и неблагополучными. Респектабельный центр уже не был таким манящим, не контрастировал, не соперничал с другими районами города. Появлялись благоустроенные спальные кварталы, зоны отдыха, большие парки. Вокруг интернатов формировались самые настоящие студенческие городки, притягивая молодежь со всех окраин и пригородов. Самым модным стал Термитник. Не растеряв своего мятежного флёра, он объединил в себе достоинства центра искусств и современной клубной жизни, благодаря особому надзору, стал почти безопасным. Такой же становилась природа. С каждым годом люди адаптировались к окружающей среде за пределами бывшего Периметра всё больше. Случаи аллергии перестали быть массовыми, позволяя засаживать целые поля новыми растениями, культивировать и приручать их. Шикарный, разнообразный зелёный парк на окраине города, доступный для всех, — мог ли раньше Иво Мартен о таком мечтать? Город многое забирал, но многое и отдавал. Бережное отношение к экологии, выведение новых видов растений, наблюдение над выжившими животными, восстановление вымерших видов были в приоритете. Научный подход, принятие и анализ горького опыта прошлого, желание перемен — вот, что теперь двигало выжившее Человечество вперёд. И никакого разделения по генетическому принципу. Пси — уникальная особенность, сила, дающая новые возможности. Всё это, а не желание поработить, заковать природу и человеческий ген, уникальные способности в рамки, как хотел Жан-Франсуа. От воспоминаний об этом человеке Иво нахмурился. Перемены. А до этого —жёсткость на грани. Оправданная? Пожалуй. Поглядывая на дочь, которая увлеклась рассматриванием соседнего куста можжевельника, Иво невольно вспомнил свой решающий разговор с Ребеккой Стоун. Тяжёлый, больше всего напоминающий допрос, от этого еще более гнетущий: — Так или иначе, вы рисковали и положили невинные жизни на изучение данного феномена. Однако теперь вы утверждаете, что исследования проводились на благо выжившего Человечества? — Верно. — Подавление влияния пси-эмпатии с помощью, кхм, таблеток. Вы понимаете, к чему это могло привести? Если только информация о препарате или, не дай Единый, сами образцы появились бы где-то ещё, кроме той лаборатории и моего кабинета? — Если позволите, но в длительной перспективе использование препарата вызывает ряд побочных эффектов, вплоть до летального исхода. — Вы понимаете, в чём именно вы признаётесь, мадемуазель Стоун? Понимаете, что из всех, кто находился там, только вас удалось идентифицировать? — К сожалению, месье Приор. — Позвольте. Что вы сказали про использование препарата в длительной перспективе? — Длительный приём препарата вызывает ряд побочных эффектов, поэтому он и был признан не эффективным. Полностью «убрать» влияние пси на человека не представляется возможным. — А что вы можете сказать о коротком действии? И какое количество образцов в вашем распоряжении? Из воспоминаний, теперь ставших историей, Иво выдернул звонкий голос дочери: — Ну, папа! А когда мама с Луи приедет? — Дези, милая, я не знаю, но обещали через пару часов. Поэтому мы их тут и ждём. Когда они освободятся, то обязательно нам позвонят или напишут. — Пфф, ну почему сегодня? Сегодня мы же смотрим мультики с maman! — пятилетка снова строптиво свела брови и так точно повторила интонацию жены, что Иво невольно ухмыльнулся. Как и Лу, дочка всегда добивалась своего, благодаря собственному упрямству и природному обаянию, которое невозможно было скрыть даже в таком юном возрасте. Что-то нажав на планшете и свернув документ, он всё же отложил гаджет в сторону и терпеливо продолжил разговор: — Сегодня важный день. — Ну ведь это даже не день рождения Луи, а мой был недавно. Куда они поехали? — По делам. Крошка, это важнее. — Что может быть важнее дня рождения? — День Переворота, конечно же. — А мама не любит говорить про Переворот… «Твоя мама просто не знает, как обо всём можно рассказать маленькой девочке», подумал Иво, но не стал озвучивать свои мысли. Дезире подошла к мужчине и забралась к нему на колени. — Можно заплести косичку? — А у тебя получится? — Не знаю. — Пробуй. Мужчина вытащил прядь из тяжёлого хвоста и дал на растерзание малышке. — Папа, а почему тут волосы белые, а остальные — чёрные? Иво вздохнул: — Так бывает, детка, когда человек становится совсем взрослым. Мысли снова откинули мужчину на полтора десятка лет назад. Ирма Бэр. Поседела за одну ночь после своего ареста, за несколько дней до событий на площади. Он и раньше видел, как психика людей крошилась в пыль после ареста, но эта молодая девушка поразила его больше всех. Такое отчаяние, слепая верность, животный страх… Успокаивать пришлось и Лу, которая кричала что-то о прослушке на её одежде, о предательстве друзей, предательстве Иво… Угомонить обеих удалось только гарантией отмены страшного приговора. Услуга за услугу: после пары суток в тюрьме Ирма Бэр убеждает агрессивно настроенных манифестантов принять препарат от Ребекки Стоун и выходит на свободу. Позже она сама будет слушать допрос Викария, который лично проведёт Лу Рид, но поначалу всё это было сущим кошмаром. — А сказка? Мама обещала показать мне сказку про этого… Ш-ш-шрека! — Вы же на прошлой неделе уже смотрели, маленькая обманщица. — Неправда, это другая часть! Девочка состроила лукавую мину и улыбнулась, стянув с отца очки. Они почти съехали на кончик носа, были для неё пока странным и непривычным элементом, почти как отсутствие формы и привычного значка Церкви на груди. — Будешь хорошо себя вести, расскажу тебе сказку про твою маму и про Переворот. — Ого, всё-всё-все расскажешь? — Да. Больше не будешь задирать Луи? — Но он первый начал, пааап! — Так, что я сказал про «хорошо себя вести»? — девочка осеклась, хотя вопрос был задан предельно ровным тоном. Спорить с Иво было бесполезно, как и жаловаться. Дезире знала, что в случае жалоб, отец всегда предельно спокойно послушает сначала её версию, а потом пойдет к старшему брату, выслушивать его сторону. В последнее время девочке не везло, и все попытки поиграть с более закрытым Луи, заканчивались скандалами. Кто же виноват, что в школьном дневнике, оказывается, нельзя рисовать зелёных драконов, даже самых добрых? — Ну же, рассказывай свою сказку. — Жила-была отважная воительница Лу Рид. Смелая, сильная, красивая и очень справедливая…***
— … И вот оказалось, что в нашем королевстве Нью-Пари, на самом деле, сильными и могущественными были не те люди, у которых было больше денег и кто был чистым по крови, а те, кого всегда считали самыми слабыми — псиоников. Ведь как и твоя мама, они были настоящими волшебниками: могли вызывать дождь и огонь, управлять предметами, лечить людей от многих сложных болезней… — Совсем как наш дядя Йонас? — Да, совсем как он. А у богатых, кроме денег, ничего и не было. — Папа, а ты же чистый. И денег у нас много. Ты сидел в своей башне, пил волшебные витамины для чистых и у тебя совсем-совсем ничего не было? — Конечно, нет. У меня уже была твоя мама, Лу. И я очень о ней беспокоился. — Почему? — Ну, хотя она была очень сильной и отважной, защищала меня, всё ещё была очень юной девушкой, а злодеев, которые хотели ей навредить, вокруг было много. Тем более, она могла не успеть привезти в город волшебные таблетки от Ребекки Стоун, которые защищали всех псиоников от магии злого колдуна Жана-Франсуа. — Нашей ба Ребекки? — Да, — Иво вздохнул. У дочери была удивительная манера «превращать» всех вокруг в своих кровных родственников. Именно поэтому все люди за шестьдесят были для неё бабушками и дедушками, а ближайшие друзья Лу — сплошь дядями и тётями. Семья, в которой Кей Стоун, ныне глава Корпуса Содействия, был просто дядей Кеем, а Йонас Бэр, самый именитый кардиохирург города, стал дядей Йонасом. Впрочем, с последним у обоих детей Иво были абсолютно неформальные отношения. Исключением был Марк Жонсьер. К нему тоже относились по-особому, но милые детские прозвища никак не хотели приклеиваться. Большая смешанная семья Мартенов принимала всех как родных. Именно поэтому Ребекка, находясь уже в почтенном возрасте, но всё еще тот человек, благодаря которому не совершился бы Переворот, была просто «Ба». — Итак, бабушка Ребекка оказалась в стане псиоников вместе с тетей Ирмой, которые договорились со мной о том, чтобы свергнуть злого колдуна Жана-Франсуа. Именно благодаря Ба, в Самой Секретной Лаборатории, о которой знал только я, дядя Марк и потом — мама, были созданы волшебные таблетки, которые должны были принять все, кто находился на площади в День переворота. Поняла? — Угу, поняла. А что потом? — Потом мама поехала на самый край света… На своём доблестном байке… — А как она узнала про таблетки? — Я ей рассказал, конечно же. — Почему? — Я ей доверял и доверяю больше всех на свете. — А тебе кто рассказал? — Никто. Я узнал совершенно случайно, как и о многом другом. Например, о том, что Жан-Франсуа — самый сильный пси-эмпааа… То есть, колдун, умеющий управлять людьми. — А он был страшный? Без носа, как Волан-де-Морт? — Жан-Франсуа? Нет, он был обычным… дедушкой. Наоборот всем улыбался, носил белую одежду и любил маленьких детей. Единственная примета, по которой нам как-то удалось определить, что он замышляет зло… — Знаю! Он был лысый! — А-ха-ха, да, дочка. — А лысым доверять нельзя, это знают все. — Верно. Не всем, конечно, но таким, как был этот колдун, точно не стоило доверять. — И что сделала Ба? — Дала волшебные таблетки твоей маме и тете Ирме с её манифестантами. — Мани-феее… Чтобы Жан не смог на них никак повлиять? — Ма-ни-фес-тан-та-ми, да. Он об этом не знал, был уверен в своём могуществе, за что поплатился. Так и совершился самый важный для нас Переворот, благодаря твоей маме, без единой капли крови… — Эмм, что за страшилки ты ей тут рассказываешь? Лу подошла к Иво со спины, практически не слышно. — Про известную воительницу Лу Рид и Переворот. —Ха-ха, — Лу закатила глаза и состроила недоверчивую мину, такую же, как и девочка полчаса назад. — Переворот, «без единой капли крови» и воительница, которая даже световой меч в руках не держала, а просто быстро доехала на мотоцикле из точки «А» в точку «Б». Как всегда, твой папа сильно преувеличивает мою важность и уменьшает свою. — Без тебя, mon ange, всё равно, ничего бы не было, — Иво поцеловал ладонь жены, ласково улыбнувшись. — А где Луи? — прозвучал вопрос от Дези. Молодая женщина хитро прищурилась и посмотрела куда-то себе за спину. — А сейчас узнаешь. Дезире, закрой, пожалуйста, глаза. — А? — Девочка соскочила с коленей отца, совершенно не собираясь слушаться, наоборот, запрыгала на месте, пытаясь разглядеть что же несет старший брат: тот уже шёл по тропинке, держа в руках большую картонную коробку с отверстиями, перевязанную внушительным фиолетовым бантом. — Фиолетовый! Мой любимый, —личико малышки озарило ещё большее любопытство. Долговязый, не по годам высокий парень аккуратно опустил коробку на тропинку. На нём была бандана и новенькая кожаная куртка с нашивками, и выглядел он весьма довольным. Поймав скептический взгляд мужа, Лу лишь пожала плечами, мол, пришлось задобрить подрастающее поколение походом по магазинам. С тех пор, как старший Мартен почти полностью посвятив себя курированию фармацевтического направления и восстановлению экологии в разрастающихся пригородах Нью-Пари, вместе с супругой и детьми переехали за город, от светской строгости их семейства не осталось и следа. Только Лу, теперь развивавшей свои таланты на политической арене, приходилось отдуваться за всех. Когда-то Иво сам сказал, что она могла бы стать неплохим политиком, и ей это даже нравилось. Но каких усилий ей стоило ввести моду на минималистичные причёски и удобную обувь в Совете! Впрочем, представительницу псиоников уважали не за внешний вид. Немного резкая, строгая, эмоциональная, но неизменно, справедливая, она и без «меча» защищала интересы тех, к кому была неравнодушна. Лу Мартен была голосом людей с пси-способностями, лучом стабильности и надежды тех, кто всего лишь пятнадцать лет назад считался самым угнетенным классом. Двое детей (ставший неожиданным подарком судьбы Луи и такая долгожданная Дезире), любимый муж, до сих пор отдававший всего себя работе, а теперь принявший решение оставить силовые структуры, всеобщая любовь и обожание во взглядах делали их образцовой семьёй. Теперь ещё и собака. Именно она была в коробке, о чём всех Мартенов и ещё с десяток людей в округе, оповестил пронзительный визг девочки: — Аааа! Собака! Настоящая, живая собака! Ура! Ура! Дези достала из коробки смешного трёхцветного щенка, который был рад своему освобождению не меньше малышки. Он был лишь в два раза меньше девочки, с огромными лапами и лоснящейся шерстью, тут же принялся обнюхивать и облизывать свою хозяйку. — Бернский зенненхунд! Ужасно редкий, — с гордостью сообщил Луи отцу. — Их только недавно удалось снова вывести. — Сам выбирал? — Ага, мелкая все уши прожужжала нам о животном. К её дню рождения не успели о нём договориться, вот только сейчас получилось. — Именно поэтому надо было шифроваться, пререкаться с ней? Таков был план?— подала голос Лу, слыша разговор. — Мам, ну не надо опять вспоминать… — Не мамкай! Я так, для профилактики, — женщина подмигнула Иво. У неё были особые методы воспитания сына, который в последнее время стал тянуться больше к ней, чем к отцу, предпочитая её неформальный подход. Что же, собака, двое детей и абсолютное счастье. Иво поймал улыбку Лу и улыбнулся ей в ответ. Да, это был тот самый невероятный новый мир, ради которого стоило жить, ради которого стоило жертвовать своей свободой, своей молодостью, своей независимостью. Это была их сказка, ставшая реальностью.