/> <> <\
20 августа 2024 г. в 06:01
В воздухе пахнет чадом и пеплом. Пламя медленно облизывает стены. Где-то в глубине заброшенного поместья трещат прогоревшие балки, готовые вот-вот обвалиться.
— Не дайте огню перекинуться дальше! — задание закончено, но Роланд не спешит возвращать Дюрандаль на ремни: поместье загорелось до того, как он успел убедиться, что всех вампиров точно перебили. — Нам не нужен неконтролируемый лесной пожар!
Охотники собираются небольшими группками: кто-то оббегает поместье, кто-то помогает раненым, кто-то просто стоит, пытаясь отдышаться после зачистки. Роланд внимательно следит за периметром, поэтому высокую худую фигуру замечает издалека.
— Капитан Роланд! — Марко спешит к нему, спотыкаясь через шаг. Пламя отражается в стеклах его очков, лицо блестит от пота. Он едва добегает, чудом не спотыкаясь на последнем шаге, вцепляется дрожащей рукой в бок; несколько раз хватает ртом воздух, тщетно пытаясь выровнять дыхание, затем вскидывает полный отчаяния взгляд:
— Капитан Роланд, капитан Астольфо ушел в поместье.
— Роланд!!!
Он останавливается, почти ступив на трап. Ангар дирижаблей полнится привычным гулом: низкий, пока едва слышный рокот двигателей, топот сапог по каменной кладке, последние перекрикивания техников перед взлетом. И все же, звонкий детский голос прорезает все это, словно нагретый нож — масло. Роланд оборачивается. Оливье, начавший подниматься, тоже замирает на несколько ступенек выше.
— Роланд! — Астольфо протискивается между двумя охотниками и, едва не споткнувшись и не улетев кувырком, останавливается перед самым трапом. Опирается дрожащими руками о колени и безуспешно пытается отдышаться.
— Ты чего? — удивленно моргает Роланд: вид у Астольфо такой, словно тот пробежал все катакомбы без остановки. Краем уха Роланд слышит, как начинает нервно барабанить пальцами по металлическим перилам Оливье: времени до вылета остается совсем мало.
Астольфо делает глубокий вдох, едва им не давится, но вскидывает наконец голову.
— Меня взяли, — говорит тихо, и вид у него одновременно безумно счастливый и крайне растерянный. — Роланд, меня взяли.
Какой-то миг Роланд не понимает — а потом вдруг все становится на свои места.
— Это ведь невероятно! — он сгребает Астольфо в объятия, улыбка сама собой растягивается от уха до уха. — Ты просто молодчина! Поистине, Бог даровал тебе невероятные талант и упорность. На моей памяти еще ни одного ученика не зачисляли в охотники в таком возрасте!
Астольфо что-то бормочет, утонув в его руках, и Роланд видит, как начинают пылать кончики его ушей. Оливье сзади крайне отчетливо вздыхает. «Ну мог бы минутку подождать, и правда», — мысленно упрекает его Роланд, но все же отпускает Астольфо. Кладет руки назад на плечи.
— Как вернусь — обязательно отпразднуем, — обещает с теплой улыбкой. — А пока беги рассказывать Марко. Ты ведь ему еще не говорил?
— Нет, я хотел тебе первому, — Астольфо смущается, но большие глаза под длинными ресницами все еще сияют. Роланд не сдерживается: протягивает руку и треплет ему волосы.
— Тогда скорей к нему! — аккуратно разворачивает и легко толкает в спину. — Уверен, Марко будет не менее счастлив, чем я, когда это услышит.
Астольфо оглядывается на него, кивает — а потом бежит прочь. Роланд провожает его взглядом, чувствуя, как сердце счастливо бьется в груди.
— Одиннадцать с половиной — это слишком мало. Обычно учеников начинают принимать в охотники после двенадцати, большинство — вообще ближе к тринадцати.
Роланд оборачивается. Оливье стоит посреди трапа, скрестив руки на груди, между его тонкими бровями залегла тревожная морщинка. Роланд пожимает плечами.
— Астольфо в бою на голову выше сверстников. Смысл его держать в учениках? — снова ищет глазами знакомую макушку среди серых плащей, но Астольфо уже не видно. — Скорее всего, его направят в двенадцатый, как обычно Гранатумов. Иоанн сможет за ним присмотреть, это же не Гано, который любит бросать новичков в самую гущу боя. А так наберется боевого опыта — и, возможно, будет расти еще быстрее.
Оливье снова вздыхает.
— Вспомни мои слова, все это плохо кончится, — повторяет то, что говорил уже не раз за последние полтора года. Роланд бросает на него короткий укоризненный взгляд, снова улыбается.
— Ты иногда слишком пессимист. Все будет хорошо, — отвечает уверенно и наконец-то становится на трап.
Марко смотрит на него умоляюще и выжидательно, и Роланд колеблется. Руководителем этой операции назначен не он, а без этого паладины на поле боя имеют равный статус. Несмотря на все, Астольфо в свои пятнадцать уже опытный охотник, он может просчитать риски и оценить опасность и точно не будет рад, если Роланд — снова — придет его останавливать. И все же… Роланд бросает взгляд на поместье, жар от пламени дышит ему в лицо.
Позади слышатся тяжелые шаги.
— Что, проблемы? — в низком голосе Гано звучит едва заметная насмешка. Роланд оборачивается.
За все задание Гано даже не снимает плащ. Его угольно-черные кудри растрепались и торчат в разные стороны, шрам в отсветах пламени кажется кроваво-красным, а лезвие Морглеса, лежащего на плече, забрызгано кровью убитых вампиров. Роланд не видит, но спиной чувствует, как съеживается в присутствии паладина Гелиотропа Марко.
Гано смотрит Роланду прямо в глаза:
— Это твой мальчишка беснуется, так что тебе его и забирать, — говорит спокойно, а отблески пламени тонут в его черных зрачках. Какой-то миг Роланд смотрит на него в ответ, затем опускает взгляд. Отворачивается — и молча направляется к поместью.
В зале собраний паладинов стоит тишина. Двенадцать мест вокруг круглого стола и кресла мэтров Ордена на возвышении за ними залиты ярким светом астермитовых ламп. Роланд медленно обводит их глазами, затем поднимает голову.
Астольфо замер справа, спокойный и собранный. Он держит спину прямо и смотрит уверенно — и то, что он все же волнуется, выдают только дрожащие кончики пальцев. Роланд тепло улыбается. Рядом с ним больше не маленький испуганный мальчик — перед коллегией мэтров стоит юный охотник, достойный занять свое место среди других капитанов. Роланд кладет ему руку на плечо.
— В этот день Божий, пользуясь правом своего титула, я хотел бы порекомендовать Астольфо Гранатума на место паладина Граната, — его голос звонко звучит под высоким каменным сводом.
Наступает тишина. Астольфо вскидывает на него пораженный взгляд — он, видимо, подозревал, что дело будет важным, раз его вызвали аж на собрание, но такого явно не ожидал. Роланд видит, как в его глазах невозможность поверить переплетается с отчаянной, почти детской надеждой — назначение паладином наивысшее из возможных признаний навыков охотника, — и ободряюще улыбается.
— Не смешно, — первым откликается Гано справа — как всегда, ровным безразличным тоном. — Еще только детей нам в паладинах не хватало.
Астольфо резко оборачивается к нему, уже готовый огрызнуться, но Роланд на мгновение сильнее сжимает тонкое плечо.
— Орден не делает разницы между мужчиной и женщиной, между богатым и бедным, — отвечает спокойно. — Почему тогда мы должны отрицать талант только из-за юного возраста? Астольфо уже давно один из лучших охотников Ордена и самый лучший в двенадцатом отряде. Мало кто столько времени посвящает тренировкам, как он. Да, он младше других паладинов — да и большинства охотников в Ордене. Но разве это не значит, что он приложил куда больше усилий, чтобы добиться того, что может не каждый взрослый? Почему это нужно обесценивать?
Краем зрения Роланд видит, как Оливье склоняет голову и сжимает пальцами переносицу, но так ничего и не говорит. Гано молча скептически вскидывает бровь, Ожье слева вздыхает.
— Ну, рука Иоанна действительно так нормально и не зажила, и не то чтобы у нас тут была целая очередь из кандидатов, но… — начинает он. Роланд чувствует, как каменеет под ладонью плечо Астольфо; снова ловит его взгляд. «Все будет хорошо, — пытается передать улыбкой. — Пусть сейчас они сомневаются, но в конце концов тебя примут. Ты честно заслужил это место, и все это понимают».
— Я услышал твои слова, — звучит в тишине мелодичный голос. Роланд оборачивается к креслу по центру.
Залитый лучами астермитовых ламп, в широком белом плаще, Шарль напоминает ангелов со стен Нотр-Дама. Сияние словно собирается вокруг него мягким ореолом, окутывает голову нимбом и искрами танцует на украшенном бриллиантами кресте.
— Мы это обсудим, — он поднимает руку, указывая на дверь. — А пока выведи, пожалуйста, кандидата из зала.
Роланд склоняет голову и первым разворачивается.
Астольфо молчит до тех пор, пока не оказывается в коридоре, и дверь не закрывается за его спиной, затем резко вскидывает голову. Сжатые в тонкую нить губы дрожат, широко распахнутые глаза смотрят прямо на Роланда. На долю секунды тому кажется, что сейчас Астольфо его обнимет, но тот сдерживается. Еще одно свидетельство, насколько он вырос.
— Я не подведу, — говорит Астольфо, и его голос звенит от напряжения, а глаза горят. — Клянусь. Я не подведу.
Роланду так хочется протянуть руку и взъерошить ему волосы — совсем как в детстве, — но он себе этого все же не позволяет. Снова улыбается и кладет руку Астольфо на плечо:
— Я знаю.
Он быстро бежит по коридору, прикрыв лицо рукавом. Воздух сухой от жара, от дыма царапает горло — огонь сюда пока не добрался, но это ненадолго.
Роланд знает: звать Астольфо бесполезно, тот все равно не ответит — не ему, не на его зов, — и от этого на мгновение болезненно сжимается сердце. Он гонит эти мысли — они сейчас не нужны, не до этого.
Где-то, словно за несколькими стенами, с долгим протяжным треском обваливается прогоревшая балка. Глухо гудит пламя: поместье готово вот-вот развалиться и окончательно утонуть в пожаре. Роланд бежит, заглядывая в каждую попадающуюся на пути комнату, сердце бьется все быстрее, а тревога медленно запускает свои когти во внутренности. Огонь разгорается, и если вдруг Астольфо отрезало от выхода…
Он добегает до разветвления коридора и замирает — похоже, здесь поместье разделяется на западное и восточное крыло. Роланд загнанно оглядывается — если он побежит не в ту сторону, потеряет время — и тут, наконец, видит.
Тонкая фигура проступает за разрушенной стеной: замерла посреди того, что, похоже, когда-то было комнатой для приема гостей. Луизетта упирается острием в закопченный паркет — и в следующий миг Роланд замечает на полу кости.
Значит, внутри все же оставались вампиры.
Он больше не колеблется — делает шаг вперед, и Астольфо порывисто вскидывает голову. Его нижняя губа разбита, на правой щеке виднеется широкий след от сажи, а волосы спутались и стоят торчком — и все же, он выглядит целым. Только зрачки ненормально расширены — то ли от эликсира, то ли от адреналина. Роланд делает еще один шаг, а затем перепрыгивает остатки стены.
Всю мессу Астольфо сидит как на иголках. Он смотрит только на священника, читает все молитвы и поет вместе с другими гимны перед причастием, но боковым зрением Роланд видит, как он напряжен.
На службе паладинов всего трое: Обсидиана, Яшмы и Граната. Остальные либо на заданиях в других уголках Франции, либо разъехались по форпостам, и на скамейке, которая отведена под них в церкви в катакомбах, между Роландом и Астольфо никого. Сам Роланд тоже старается не смотреть, но взгляд все равно то и дело скользит вправо. В груди глухо болит — знакомо и уже почти привычно.
Почему все обернулось так?..
На причастие поднимается только Оливье — похоже, из них троих только он отбыл накануне обязательную для паладина еженедельную исповедь, — и спина Астольфо каменеет еще больше. Со скамейки он срывается в тот же миг, как священники выходят из храма — и немедленно бледнеет. Резко вдыхает воздух сквозь стиснутые зубы, сутулится, зажимает правой плечо — а Роланд видит, как сведенные судорогой пальцы левой намертво вцепляются в спинку скамьи предыдущего ряда.
На последнем задании вампир задел Астольфо над ключицей, и рана еще и близко не зажила.
Охотники медленно выходят из церкви, их голоса сливаются в тихий гул под каменным сводом. Белый, как стена, Астольфо тщетно пытается выровнять рваное дыхание. Затянутая в перчатку рука дрожит от напряжения. Скатывается по носу и срывается вниз капля пота.
— Капитан!
С противоположной стороны, пробившись сквозь толпу, подбегает Марко. Тревожно склоняется, что-то говорит — Роланд отворачивается и пытается не слушать.
Он не должен. Астольфо бы этого не хотел.
Он не смотрит — больше чувствует, как Марко осторожно придерживает Астольфо за локти. Как помогает выпрямиться, и Астольфо бессильно приваливается к его плечу. Они медленно выходят в проход и растворяются в мешанине черных сутан и серых плащей — и только затем Роланд понимает, что все это время сидел, сцепив руки в судорожный замок. С усилием разгибает пальцы — те слушаются не сразу.
— А я был уверен, что ты к нему бросишься.
Роланд оборачивается. Оливье слева закрывает свою Библию, его лицо невозмутимо, глаза обращены к алтарю.
Роланд тоже переводит туда взгляд. Там, под крестом, склонилась над Иисусом Дева Мария — простая скульптура, и близко не ровня статуям, веками украшающим Нотр-Дам. Астермитовые лампы бросают на ее лицо неровные тени, и в их мерцающем свете на мгновение кажется, что по каменной щеке катится слеза.
Роланд опускает голову. Смотрит на собственные ладони.
— Я бы сделал только хуже.
В первый миг Роланду кажется, что Астольфо его не узнает и путает с вампиром — а потом он понимает, что этот взгляд обращен именно на него, и сердце снова болезненно сжимается.
— Мы отступаем, — он подходит и останавливается на расстоянии шага — и Астольфо выдергивает острие Луизетты из паркета и вскидывает голову вверх.
— Вперед, убирайтесь, — его голос хриплый — то ли от дыма, то ли от ярости. — Только мешать будете. А я, — тут он пинает носком ботинка кости на полу, — сам закончу.
— Астольфо, мы все отступаем, — повторяет тяжело Роланд. — Оставаться в поместье слишком опасно, здесь в любой момент все может обрушиться. Даже если какие-то вампиры выжили, они либо сгорят, либо выбегут наружу прямо в руки охотникам.
Глаза Астольфо вспыхивают темным огнем.
— Ты мне не командир, — шипит он. — И приказы отдавать не можешь. Убирайся.
Чего он еще ждал, горько проносится в голове. Что Астольфо его послушает? Роланд делает шаг вперед и ловит тонкий локоть:
— Ты идешь со мной.
Наверное, если бы взглядом можно было убивать, он уже давно лежал бы замертво: в глазах Астольфо столько ненависти, что Роланд ею захлебывается .
— Пусти! — Астольфо дергает локтем, но не может вырваться — силы слишком неравные. Его лицо бледнеет от гнева, губы сжимаются.
— Ты идешь со мной, — повторяет Роланд, стараясь не обращать внимания на боль, которая затапливает грудь. Он не хотел, чтобы все было так. Не хотел — но Астольфо отказывается его слушать, что бы он ни сказал. Что ему остается делать?
Почему все так обернулось, болезненно бьется в груди. Где все пошло не туда? Как так случилось, что добрый солнечный мальчик, так отчаянно пытавшийся стать образцовым охотником и восхищенно ловивший каждое его слово, теперь смотрит полным ненависти взглядом, словно в нем не осталось больше ничего светлого?
Неужели действительно не осталось?..
Астольфо снова дергает локтем.
— Пусти, я сказал!.. — начинает он — и вдруг замирает. На мгновение его лицо становится до жути пустым, колени подкашиваются, и Астольфо не падает лишь потому, что Роланд вовремя ловит его под руку.
Дым, проносится в голове. Астольфо слишком долго пробыл в горящем поместье и надышался дыма.
Больше нельзя медлить: Роланд придерживает Астольфо под спину и ведет — почти волочит — к выходу. Подхватил бы на руки и вынес так, но с Дюрандалем и Луизеттой не получится. Коридор словно удлиняется и начинает казаться бесконечным, позади все громче трещит пламя — будто еще немного, и оно начнет лизать пятки сапог.
Астольфо больше не спорит: он едва переставляет ноги и, кажется, в шаге от того, чтобы окончательно потерять сознание. Только пальцы продолжают упорно цепляться за Луизетту.
— Почему?.. — шепот такой тихий, что Роланд чудом его слышит.
Он не отвечает — вместо этого ускоряет шаг. Сейчас нужно вывести Астольфо в безопасное место, все остальное потом.
— Ненавижу тебя, — выдыхает Астольфо совершенно беззвучно. Его голова низко склонена, спутанные, перемазанные сажей волосы полностью завешивают лицо, но Роланду кажется: он видит, как что-то блестящее срывается и падает вниз.
Он поднимает взгляд — впереди уже виден выход.
— Я знаю, — отвечает тихо.
Гул пламени глотает его слова, не оставляя от них ничего.
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.