Попаданец

Москва, 2019

21 сентября, суббота

      Кирилл Храбров вёз костюмы в ДК: их студенческая театральная студия сегодня вечером показывает спектакль по пьесе ЛН Толстого «Плоды просвещения»*, где он играл главную роль – Леонида Фёдоровича Звездинцева. Костюмы, аккуратно упакованные в коробку, стояли в багажнике, а не вместившиеся аккуратной стопкой лежали на заднем сиденье. Кирилл изредка в зеркало взглядывал на них.       Он никогда не ощущал в себе никакого актёрского таланта. А тут Данила Верещагин, студент последнего курса театральной академии, увидев Кирилла в капустнике ко дню студента, предложил ему попробовать себя на сцене. Кирилл страшно удивился: почему он? А Данила объяснил: всё просто – голос и фактура у него как раз такие, какие Даниле нужны для его дипломного спектакля.       Так Кирилл оказался в студенческой театральной труппе, и ему понравилось. Даже больше – у него получилось так, как хотел Данила. Партнёрами по сцене были Тося Окуркова, – староста группы, «спортсменка, комсомолка и просто красавица» – игравшая Звездинцеву, и Витёк Коромыслов, плававший в волнах интернета, как рыба в воде, и игравший сына Звездинцева. По характеристике Толстого он был «либо вполне серьёзен, почти мрачен, либо шумно-весел и хохочет громко». Именно таким по жизни и был Витёк...       На улице шёл дождь, стёкла машины были мокрые, дворники еле успевали сгонять воду с лобового стекла. Кирилл надеялся, что дождь скоро прекратится и зрительный зал заполнится. Выступать перед полупустым залом не хотелось. Не то чтобы Кирилл горел желанием стать звездой спектакля. Но, согласитесь, каждому хочется, чтобы его труд был оценён. Особенно родными. Кирилл пригласил их на спектакль...         Машина неожиданно стала глохнуть напротив парка, в глубине которого и находился ДК. К счастью, тут была асфальтированная стоянка, куда Кирилл «на последнем чихе» и загнал свою, раньше безотказную, тойоту. Главные ворота находились с противоположной стороны, а здесь была калитка «чёрного» входа в парк.       Кирилл не стал разбираться с причинами капризов машины, а побежал в ДК по асфальтированной аллейке, по кругу огибавшей парк. Дождь, к счастью, прекратился, хотя дорожка была мокрая и скользкая из-за опавших с деревьев листьев – осень как-никак. Кирилл дважды чуть не навернулся, но сумел устоять. Уже подбегая к ДК, он заметил тропку в траве, сокращавшую путь от калитки почти вдвое, и решил, что в следующий раз воспользуется именно ею.       Вся «труппа» была в сборе и радостно встретила Кирилла, разочарованным стоном отозвавшись на сообщение о капризной машине. Разговоры о завтраке из чипсов и колы, Тосином насморке, новом смартфоне с прибамбасами и прочей чепухе сразу прекратились, и все вопросительно уставились на Верещагина.       – Ничего не попишешь, – философски отозвался Данила, – придётся костюмы нести на руках.       – На руках?.. – растерялся Кирилл. – Да у меня и рук-то не хватит всё донести.       – А руки сейчас найдём. –  Данила повернулся к актёрам: – А ну-ка, ребятки, дружно, вместе – и вперёд за своим костюмом...        – Так дождь же на улице, – отозвался кто-то, кажется, это был Витёк.       – Уже перестал, – успокоил Кирилл. – Правда, мокро и скользко...         Кирилл, чертыхаясь, с третьего раза закрыл машину. Что-то сегодня тойота совсем распустилась! Заглохла ни с того ни с сего, замóк в багажнике не сразу открылся, а вот теперь закрываться не хочет. Не оставлять же машину открытой. Кирилл в раздражении стукнул кулаком по дверце багажника, и тот закрылся. Кирилл облегчённо перевёл дух и, подхватив костюм за вешалку, перекинул его через руку. Машина бикнула ему на прощанье.       – Я с тобой потом разберусь, саботажница, – пригрозил ей Кирилл и поспешил в ДК.       Надо переодеться, загримироваться и постоять «на подмостках», чтобы привыкнуть... Оказалось, Кириллу это необходимо сделать, чтобы чувствовать себя на сцене «как дома».       Через пару десятков метров он разглядел тропку в полметра шириной, уходившую вправо, к ДК, и свернул на неё. По дороге он повторял слова роли.       «– ...А это значит только то, что он медиум,– просто медиум. Я и прежде знал, что он медиум...»       Это трижды повторенное «медиум» страшно раздражало Кирилла, но Данила сказал, что таков Звездинцев: часто повторяет слова, чтобы самого себя убедить. Кирилл и убеждал.       «– ...А это особенная сила, она во всех есть. Только в одних слабей, в других сильней...»       В этой фразе нужно быть убедительным. И Кирилл старался. Хотя сам ни в каких дýхов не верил и всех так называемых медиумов считал шарлатанами.       «– ...почему мы узнаём, что с нами общаются дýши умерших? – патетически воскликнул Кирилл и в испуге оглянулся вокруг. Никого нет, слава Богу. А то ещё подумают, что он сумасшедший. – Мы узнаём это потому, что тот дух, который приходит, прямо нам говорит,– просто, как я вам говорю,– говорит нам, кто он, и зачем пришёл, и где он, и хорошо ли ему?..»       Вдруг перед Кириллом словно марево возникло, он, не останавливаясь, вошёл в него и...         ...и оказался окружён тёплым, даже душным воздухом. Он сделал пару шагов, договаривая:       «– ...Ты пойми, что как мы живём, так невидимый мир дýхов тут же живёт...»         И остановился, поражённо оглядываясь.       – Что за чёрт?! Что это? Где я?!       Исчезла мокрая асфальтовая дорожка под ногами – Кирилл стоял на сухой мягкой травке; вместо деревьев его окружали кусты сирени и пара скамеек под старину около них; впереди вместо тёмного здания дома культуры была весёлая летняя полянка, поросшая травой с ромашками; сзади – Кирилл оглянулся – тянулась решётка ограды, за которой проезжал конный экипаж... И никакой стоянки с машинами!.. Он осмотрелся.       Что-то неуловимо знакомое было в том пейзаже, что окружал Кирилла. Вот этот куст сирени с тёмно-зелёной листвой, например... Он его уже видел... И часть дорожки, посыпанной жёлтым песком, тоже... А дальше – ярко-зелёная полянка, освещённая – летним? – солнцем, а в небе – облако, похожее на собаку... Стоп! Он это точно уже видел! Только... не цветное, а чёрно-белое...       На дорожке появилась девушка... вернее, молодая женщина в интересном положении («сильно беременная», как выразился пятилетний Егорка-племянник о своей матери, которую весной увозили на «скорой» в роддом).       Одета она была так же, как актёры их постановки: длинное желтоватое платье с турнюром (кажется, этот цвет называется «палевым»), летняя шляпка с цветочками, перчатки в тон платью... Судя по исчезавшему в глазах удивлению, увидела она Кирилла тоже неожиданно. Она глубоко вздохнула, словно ожидая чего-то порывистого, и пристально на него посмотрела. Глаза у неё были удивительно синие, «сияющие», как определил про себя Кирилл.       – Кто вы? – спросила девушка требовательно.       – А вы кто? – не остался в долгу Кирилл, хотя понимал, что ведёт себя не по-джентельменски.        Спросить её прямо, не из их ли она постановки, он постеснялся. Может, Данила пригласил кого со стороны? Вроде говорили, что Тося приболела...       Женщина широко распахнула глаза.       – Вы... говорите со мной... просто так?! – изумилась она. – А раньше всё больше мысленно...       – Раньше я вас ни разу не видел, – стараясь быть предельно вежливым, ответил он. Как он помнил, беременные женщины – страшно нервные. – Меня зовут Кирилл Храбров. Я студент. Иду в дом культуры на спектакль.       Он потряс костюмом на вешалке, что держал в руках.       Женщина ещё более удивилась:       – Спектакль?.. Дом культуры?.. А-а-а, это среди студентов так театр называется? А что, правильно называете...       – Девушка... простите...       Кирилл задумался, как назвать будущую мамашу. По возрасту она была ему ровесницей, не старше.       – Анна Викторовна, – с готовностью подсказала та.       – Кирилл Валерьянович, – чуть не шаркнул ножкой он в ответ.       Тут из-за куста вышел молодой человек, одетый так же театрально, как и – вспомнил! – барышня.       – Анна Викторовна?.. – спросил он у неё, подозрительно оглядывая Кирилла.       – Всё в порядке, Демьян. Мы просто беседуем, – улыбнулась она, положив руку на выпирающий живот. От улыбки её лицо необыкновенно похорошело и словно осветилось изнутри.       Демьян кивнул и отступил за куст, но никуда не ушёл.       «Охранник, – подумал Кирилл, раздражаясь. – Секьюрити, блин...». А вслух сказал:       – Анечка, – но увидев изумлённо приподнятые брови, поправился: – Анна Викторовна... вы не подскажете, как покороче пройти к дому культуры: я на репетицию опаздываю.       И он снова потряс костюмом. «Как клоун стою тут...» – подумал он про себя.       Анна Викторовна задумчиво прищурилась, чуть нахмурилась и решительно сошла с дорожки на траву. Подойдя к Кириллу на расстояние вытянутой руки, она осторожно дотронулась до его плеча.       – Вы не дух!.. – растерянно сказала она.       – Я не дух и не привидение. Рад, что вы это заметили. – Ему не удалось скрыть иронию в голосе. – Так вы мне скажете, как пройти?       Он знал, что беременные часто ведут себя странно, непредсказуемо. И ему, как человеку с большим стажем знакомства с данной категорией женщин, надлежало вести себя терпеливо и по возможности спокойно.       Женщина окинула Кирилла внимательным взглядом.       – Вы странно одеты, – сказала она. – Никогда не видела подобной одежды...       – Послушайте, девуш... Анна Викторовна, – стараясь быть сдержаннее, заговорил Кирилл, – я понимаю, в вашем положении... Вам скучно, с охранником особо не поговоришь, но я тороплюсь и не могу развлекать вас разговорами.       На дорожке снова появился Демьян. Вдруг секьюрити покажется, что чужой человек слишком близко стоит к охраняемому объекту? Кирилл, не желая с ним объясняться, отступил на пару шагов назад, подальше от женщины, и...         ...и оказался на мокрой дорожке парка.       Впереди темнело здание ДК – Кирилл не дошёл до него каких-то полсотни метров; с мокрых после дождя деревьев капало – даже на костюм, перекинутый через руку, упало несколько капель; позади хлопнула дверца машины на стоянке... И никакого лета, никакой женщины с секьюрити!..       – Что это было? – громко спросил Кирилл.       – Это было перемещение во времени, – неожиданно раздался позади низкий голос, и Кирилл, вздрогнув, резко повернулся.       За его спиной стоял мужчина лет... пятидесяти, в плаще с глубоким капюшоном, закрывавшим наполовину его лицо, и с каким-то пультом (вроде телевизионного) в руках.       Кирилл сильно ущипнул себя и поморщился от боли. Значит, не сон, не видение, а всё происходит на самом деле.       – Вы кто? – отрывисто спросил он.       – Михал Михалыч, – откинув капюшон, склонил голову в церемонном поклоне мужчина и молодцевато приосанился. – Биндюжников. Фамилия такая, – добавил он голосом кота Матроскина. – А вас как величать?       – Кирилл... Храбров...       «Я уже это говорил... сегодня... недавно...» – мелькнуло у него в голове.       – Очень приятно, – обрадовался Биндюжников и непонятно добавил: – Так сказать, первый ход – и сразу в дамки... Очень удачная у вас фамилия! Повезло, можно сказать...       – Кому повезло? – не понял Кирилл.       – Мне, – тряхнул головой мужчина, весело блестя глазами. – Это во-первых. Согласитесь, что требуется отвага, и немалая, чтобы вот так... с бухты-барахты, как говорится, отправиться... А вы –  Храбров! Вы ведь не испугались? Нет? – заглянул он в лицо Кирилла. – По глазам вижу, что не струсили, не растерялись... Это замечательно! Сама судьба отправила вас по этой дорожке.       И Михал Михалыч, довольно вздохнув, замолчал. Он был так радостно-говорлив, так искренне счастлив, что Кириллу стало неловко.       – А во-вторых? – сам не зная почему, спросил он.       – А? – опомнился Биндюжников. – А во-вторых... Вам, молодой человек, несказанно повезло участвовать в эксперименте по перемещению во времени.       Кирилл присмотрелся к мужчине. В лице Михал Михалыча не было ничего, говорившего о ненормальности, кроме непонятной радости. Но слова его наводили на определённые мысли... «И зачем, спрашивается, ему машина времени?»       – Не верите? – кивнул головой Биндюжников. – И правильно делаете. Я сам до сего момента не был полностью убеждён в правильности своей... гипотезы и возможностях... машины. А вот вы их подтвердили. И теперь...       – Кирилл!!! – раздалось со стороны Дома культуры. – Ты где пропал?! А-у-у!       – Я здесь! – откликнулся Кирилл. – Уже иду!       – Это вас? – расстроился мужчина. – Ну что ж... Очень жаль... Я вас задерживаю?.. Простите ради Бога... – Он суетливо порылся в карманах и достал мятый прямоугольничек визитки. – Вот, возьмите... Если вам будет интересно узнать... или рассказать... позвонúте. Я всегда на связи... – Он показал смартфон последней модели. – Простите ещё раз, что отвлёк вас... Будьте здоровы!       Михал Михалыч повернулся и пошёл по дорожке к стоянке. От его молодцеватости не осталось и следа: плечи поникли, спина ссутулилась и сапоги – теперь Кирилл их разглядел – шаркали по траве. «Прямо старик», – подумалось Кириллу. Почему ему сталь жаль Биндюжникова, словно тот понадеялся, а Кирилл подвёл...       – Я обязательно позвоню вам! – крикнул он вдогонку. – Прямо сегодня.       Михал Михалыч споткнулся на ровном месте и сразу развернулся лицом к Кириллу. Даже издали было видно, как посветлело его лицо:       – Я буду ждать! – прокричал он в ответ и деловито зашагал дальше, с прямой спиной, высоко поднятой головой...       «Как всё же мало надо человеку, чтобы от уныния перейти к радости!» – подумал Кирилл и, повернувшись, поспешил к ДК.       Время спектакля приближалось со скоростью курьерского поезда... ________________________________________ *«Плоды́ просвеще́ния» – комедия в четырёх действиях, написанная Львом Толстым в 1890 для домашнего спектакля. Впервые опубликована в 1891 в книге «Память СА Юрьева. Сборник, изданный друзьями покойного».       В том же году Московское общество искусства и литературы выпустило спектакль «Плоды просвещения (режиссёр и исполнитель роли Звездинцева – Константин Станиславский). Первую постановку пьесы на профессиональной сцене осуществил Александринский театр.