Невеста Речного Бога

      Они были знакомы лет пятьсот.       Севилла грустно посмотрела на Региса и присела на скамью, примяв свои карминовые, отделанные тяжёлым кружевом юбки. Сейчас, когда не перед кем было изображать из себя ведьму, она сидела перед Регисом в своём истинном обличии — босая и простоволосая. На молодом лице светились древние глаза.       В углу уютно трещала лучина, а жирный серый кот свернулся рядом с Регисом и сладко спал, подергивая во сне ухом.       — Я только тебя прошу, Регис, — сказала она. — Здесь меня принимают за человека. Здесь я обрела покой. Чем это место хуже игрушечной лавки?       Они были знакомы лет пятьсот. А лет триста назад ему казалось, что, возможно, он мог бы ее полюбить.       Это было бы прекрасно — никто так не поймёт вампира, как другой вампир.       Регис развел руками.       — Даю тебе слово, — сказал он успокаювающе. — О моем присутствии не узнает никто.       — Так что там с этим речным богом?       Севилла легко пожала плечами.       — Есть ли он или нет… Люди на острове куда более отсталые, чем на Континенте, и до монотеизма пока не доросли. Вот и обожествляют горы, реки да облака.       Регис смотрел на нее мягко, выжидающе.       — Когда приходит такая засуха, — сказала Севилла, — несколько деревень бросают между собой жребий, кто на это раз сможет умилостивить Бога Реки. Потом жребий бросают уже в своей деревне и выбирают невесту из незамужних. Ее одевают в брачный наряд, сажают на плот. Вместе с ней Богу Реки приносят и другие жертвы — плот ломится от даров. К плоту привязывают пару-другую пленников — крепких мужчин, чем-то в деревнях проштрафившихся, которых Бог Реки по местным поверьям может сделать своими рабами. Плот с невестой и дарами плывет по реке и где-то мили через четыре встречается с водопадом.       Севилла вздохнула и поморщилась. Было видно, что говорить об этом удовольствия ей не доставляет. Регис, хорошо её знавший, терпеливо ждал.       — Стоит плоту разбиться, сгинуть в водопаде, начинает идти дождь. Многие дни и недели. Не спрашивай меня, почему, и что тут за магия. И все деревни сыты до следующей засухи.       Регис покачал головой и презрительно скривил верхнюю губу, обнажив острые зубы.       — Однако стать Невестой Речного Бога не обязательно означает смерть, — продолжила Севилла. — Четырнадцать лет назад Невеста, принесенная в жертву, целехонькая вернулась в родную деревню. Ещё и с пузом. Отцом правда, местный мельник оказался, который от жены втайне к этой молодухе похаживал, а никакой не Речной Бог. Говорила, что навидалась за водопадом чудес, да только Речной Бог рассказывать не велел. И что жертв своих он всегда отпускает. Да только те уходить не хотят. Она-то сама только из-за ребёнка решила вернуться.       Неведомое речное божество, будь оно реальным или выдуманным, оказалось куда менее жестоким, чем деревские жители.       Это Региса совершенно не удивило.       — Интересный обычай, — только и сказал он.       Кот проснулся, потянулся, осмотрелся вокруг себя мутными со сна глазами и прыгнул к Регису на колени, утробно урча и требуя почесать за ухом. Гость коту явно нравился. Регис рассеянно погладил серый мех, думая о своём.       — Интересный, — согласилась Севилла. — Вот только все равно испытывать судьбу охотников мало. Тем и живу. На девушку, которая от меня амулет для отвода глаз получит, жребий не падет никогда. Обманка, конечно. Но пока мне везло. То же касается и остальных людских просьб — как повезёт.       Она откинула с бледного лба длинную прядь волос и улыбнулась — грустно и задумчиво одновременно. Изображать человека у неё с каждым годом выходило все лучше, подметил Регис. Не такой она была раньше.       — Что до девушки, которая приходила, — закончила Севилла, — тут уж ничего не сделаешь. Не повезло ей. Ну ничего — лет через двадцать-тридцать и она отмучается.       Регис продолжал гладить кота и мягко улыбаться.       Они были знакомы лет пятьсот. И лет триста назад ему казалось, что, возможно, он мог бы ее полюбить.       А теперь точно вспомнил, почему не смог бы.

***

      Задаваться вопросом, почему ему хочется помочь тому или иному человеку — или не совсем человеку, — Регис перестал давно.       Играть в философские игры ему перестало доставлять удовольствие лет эдак четыреста назад.       Когда он чувствовал, что сейчас, вот именно сейчас это будет правильно, он просто шёл на поводу у своего внутреннего голоса.       Делал то, что мог, а потом оставлял все на волю божью.        А мог Регис немало.       Однако именно сейчас он обещал Севилле быть незаметным, а обещания Регис тоже держал.       Держал, даже если они были ему неприятны.

***

      Волосы Мин забрали высоко-высоко и скололи роскошной — с сапфирами! — заколкой. В этом году бледно-голубой был её цветом: небесные шёлка обвивали Мин в несколько слоев, и неприлично длинный подол волочился по полу и безумно мешал ходить.       Но шла Мин ровно, гладко, заученным шагом. Ей в жизни и не такое приходилось выносить.       Кисти богато вышитого пояса, отделанные тяжелым серебром, мерно покачивались в такт шагам.       Под пенными кружевами дико чесались свежие синяки, и Мин очень хорошо понимала, что подумали про нее эти служки, когда ее одевали.       Раньше все эти шёпотки за спиной, покачивания головами и взгляды, жалостливые, а иногда, наоборот, злорадствующие — кто ж тебя замуж-то возьмёт с такой-то семьей! — расстраивали Мин до слез.       Потом раздражали.       А потом ей стало все равно.       Ярс, её младший брат, предлагал наложить мазь, но это означало бы испортить роскошный и дорогой наряд, который Мин не принадлежал.       Поэтому она поступила, как всегда: приняла равнодушный вид и постаралась терпеть боль так, чтобы другие не заметили.       Вся эта церемония, через которую ей приходилось проходить уже четыре раза, и сегодня, скорее всего, в последний раз, мнилась тупым фарсом, который следовало переждать.       Странно, но, кажется, остальные Невесты её настроя не разделили.       Справа молоденькую, необычайно хорошенькую девушку в светло-фиолетовом и с косами до пола била откровенная дрожь, и пожилая женщина рядом с ней, кажется, мать, скороговоркой шептала слова утешения.       Слева полноватая Невеста в бледно-зеленом выразительно кривила ярко-красные губы, явно стараясь не разрыдаться.       Мин равнодушно вздохнула, сама себе удивляясь, что ей наплевать, выберут её или нет. Шанс небольшой, но все же.       Родственники невест столпились рядом, всхлипывая и причитая, и смотреть на это было обидно и завидно. Ей бы так.       Щорс мучился дома от отсутствия Дури (отсутствие Дури по ужасному эффекту на их жизнь было почти равно ее присутствию), и рядом с ним была старая Рина, единственная и верная, оставшаяся со старых времен, служанка.       Рина верила, что Щорс рано или поздно излечится. Станет прежним…       Отказывалась видеть, что тот Щорс, которого она вырастила, уже давно умер, и его место заняло это поганое животное.       Оправдывала его и вчера, когда он наставил Мин (в который раз уже!) синяков.       Интересно, что она сказала бы, если бы Щорс Мин просто-напросто пристукнул?       Пятнадцатилетний Ярс, младший брат Мин, единственный из всех её родственников, стоял в толпе.       А рядом с ним, неожиданно и приятно — давнишний господин Регис со своими седыми бакенбардами, свом выдающимся носом и своей всегдашней улыбкой — не разжимая зубов.       Он смотрел прямо на Мин и улыбался исключительно Мин, и не было и тени сомнений, что он пришел именно из-за неё.       Мин подобрала свои нежно-голубые юбки и по примеру других невест поспешила перекинуться словом-другим с родственниками, пока ещё не нужно было идти тянуть жребий. Вот только остальные невесты рыдали, а Мин улыбалась.       Что-то хорошее успело произойти, пока её одевали и причесывали в этой толпе одетых в пастельные цвета женщин.       — Мин, — заговорщицки произнес Ярс, улыбаясь во весь рот. — Позволь тебе представить… Я понимаю, что может быть не вовремя, но вот господин Регис из Столицы предложил мне стать его учеником. В медицинском Праксисе. Господин Регис с Большой Земли, и… Надеюсь, ты разрешишь?       Господин Регис, только что подаривший Мин будущее, стоял, скромно потупившись.       Из глаз Мин брызнули слезы.       — Я… — задохнулась она. — Я, конечно…       Господин Регис поднял взгляд и вкрадчиво добавил:       — Вы знаете, Мин, я так недавно на Острове… И буквально только что купил дом в Столице. Мне не помешал бы человек, который бы вел мои дела, мое хозяйство. Домоправительница.       Глубокий звук колокола разнесся над площадью, и господин Регис разочарованно вздохнул.       — Можете сейчас не отвечать. Вижу, вам уже пора.       Служки уже нетерпеливо отгоняли Невест от родственников. Мин открывала и закрывала рот, как выброшенная на берег рыба. В этот самый важный момент в своей жизни она не могла вымолвить не слова.       Господин Регис мягко улыбнулся, а Ярс одобрительно потрепал её по руке. Они все правильно поняли.       Толпа Невест увлекла задыхающуюся о благодарности Мин к помосту, на котором и должна была происходить жеребьёвка. Деревянный помост был огромный, добротный. Ещё бы, ведь ему предстояло выдержать тридцать семь Невест — ровно столько участвовало в жеребьевке в этом году.       Шелестя бледными надушенными щелками, всхлипывая и причитая, толпа Невест, выкатилась на помост, где уже стоял староста Блест, тонкогубый и верткий, который из-за своей приверженности к праздничным цветам всегда напоминал Мин нераспустившийся цветок пиона.       Все равно.       Мин была так счастлива, что любила сейчас и этого упыря, и всю их тухлую деревню, и весь мир.       Рядом с Блестом стояли со связанными руками двое мужчин, будущие рабы Бога Реки, которые точно уже заработали билет на плот, — один на вид сущая крыса, а другой — как пить дать тот самый приезжий, что Дурь таскал.       Решили все-таки его не вешать, а вон на дело пустить. Мужчина был почти на голову выше всех стоящих на площади, худощав, подтянут, светлокожий, как все с Большой Земли, и держался так, будто был тут не пленником, а вельможей с официальным визитом — выпрямившись и расправив плечи.       Глаза у него только были страшные — змеиные и с вертикальным зрачком.       Мин в толпе пришлось пройти настолько близко, что она чуть не задела его предплечья.       Мужчина проворно, насколько ему позволяли связанные руки, отпрянул в сторону, поднял голову, поймал своими страшными глазами глаза Мин и вдруг улыбнулся — добро и открыто, чего от него совсем было нельзя ожидать.       Ну и черт с ним! Мин знала, кто он и что он натворил, но даже его не могла сейчас ненавидеть.       Против воли она улыбнулась странному парню в ответ.       Невесты наконец взобрались на помост, и староста Блест, обращаясь к толпе, разразился пафосной и невыносимо длинной речью о том, что все всё должны понимать, и что это — необходимая жертва.       Толпа выла и улюлюкала внизу. Авторитет старосты в последнее время явно оставлял желать лучшего. Служки шныряли в толпе и пытались утихомирить особо рьяных смутьянов. Получалось у них это из рук вон плохо.       Староста поднял над головой чашу, доверху наполненную речным жемчугом, когда-то неровным, но любовно обработанным до полноценной гармонии. Каждая из жемчужин, знала Мин, стала теперь как маленькая луна, и лишь одну, несчастливую, покрасили красным: тот, кто ее выберет, тот и отправится к Богу Реки.       Одна из тридцати семи.       Староста стал выкрикивать имена одно за другим, и многие невесты всхлипывали и тряслись от страха. Одна за другой девушки на ватных ногах подходили к нему засовывать руку в чашу и, вытащив свою жемчужину, со вздохом облегчения спускались к ждущим их родственникам в толпу.       Мин вазвали шестой.       Она поспешно подошла к старосте и сунула не глядя руку в чашу, рассеяно ища глазами Ярса и лихорадочно думая о том, что же все-таки она скажет милейшему господину Регису, когда спустится с помоста.       Толпа вдруг взревела.       Мин посмотрела вниз, и мир, прекрасный и светлый до этой минуты, враз потерял все свои краски.       На её ладони лежала ярко-красная жемчужина.

***

      С тех пор, как его собрались принести в жертву, обращаться с ним стали куда лучше.       И вообще жизнь, по мнению ведьмака по имени Койон, заиграла переспективами.       Неплохой вышел расклад, если так посмотреть. Против веревки на шее Койон ничего не смог бы предпринять, а вот река, пусть даже водопад…       Хорошо было бы, конечно, успеть выбраться с плота до того, как они достингут водопада.       Переплыть жалкий дряблый полуручей, называемый туземцами Великой Рекой, Койон смог бы и пьяным, и с завязанными глазами.       Вместо темницы его поселили теперь почти в обычной комнате с нормальной (о слава всем богам!) кроватью, приличной мебелью и даже занавесками на окнах.       Поселили его вместе с поганцем Майко — тем, который и был виноват в том, что Койон в эту передрягу попал. Шкипер, увидев его, аж затрясся — крысиные щёчки так и запрыгали, и он начал вымаливать у Койона пощаду, мелко дрожа и подвывая.       Койон просто на пол плюнул, даже почки ему отбить побрезговал. Кроме того, он был не какой-нибудь там Медведь и упаси Мелителе, Кот, а Грифон. Полуистлевший в памяти рыцарский кодекс все-таки не давал бить дрожащего несчастного человека, пусть этот человек и был козлиной и мерзавцем.       Да тьфу!       Койон постарался его не замечать, как будто тот был домашним животным или чем-то вроде того. Но через полдня душащее молчание стало мучить его куда больше, чем мерзавец Майко, и они заговорили. Майко лебезил, пытался услужить, чем бесил безмерно, но, надо отдать мерзавцу должное, оказался незаменимым источником информации.       Благодаря ему Койон не удивился ничему из того, что пришлось пережить вчера на этой, с позволения сказать, деревенской церемонии.       Хотя нет. Его удивило, что одна из перепуганных клуш, этих разряженных в дурацкие наряды островных невест, оказалась при ближайшем рассмотрении очень даже ничего. Да еще и улыбнулась ему самой что ни на есть милой улыбкой.       И конечно же именно этой девушке, единственной из всех этих куриц больше всех похожей на человека, больше всех не повезло.       Именно ей и попалась чертова красная жемчужина.       Судьба очень любит шутить шутки — это он давно понял.       Койон брезгливо посмотрел на желтую сытую двурогую луну, подмигивающую ему из окна, и прикрыл глаза.       Следовало хотя бы попытаться поспать.       Яркий, почти болезненный импульс вырвал ведьмака из полусонных, вялых мыслей, заставил вскочить и подобраться. Отобранный меч был как вырваный саднящий зуб — без него Койон мог только настороженно озираться.       Фиолетовый, явно магический туман клубился у ног ведьмака.       — Я не причиню вам вреда, мастер ведьмак, — сказал вкрадчивый вежливый голос. — Пожелай я вас убить, вы были бы уже мертвы — как бы самоуверенно с моей стороны это ни звучало.       Туман собрался сгустками, и перед Койонм предстал приятный во всех отношениях господин средних лет с пушистыми бакенбардами и крючковатым выдающимся носом.       Койну показалось, что он где-то мельком видел его раньше.       — Регис, — представился господин и улыбнулся Койну во весь рот, показывая, что́ он такое.       Койон отпрянул.       — Возможно, факт моего знакомства с небезызвестным вам Геральтом из Ривии, — господин Регис выдержал театральную паузу, — и то, что я имел честь называть себя его другом, послужит вам некоторой рекомендацией…       Койон заторможенно кивнул.       Майко у соседний стены резко проснулся и, увидев фиолетовый туман и господина Региса, сначала взвизгнул, а потом тонко запричитал от ужаса. Господин Регис повернулся к неудачливому шкиперу всем телом, досадливо цыкнул зубом и щелкнул пальцами.       — Спи! — приказал он.       Голова Майко резко упала ему на грудь.       Господин Регис поморщился.       — Простите великодушно. — искренне извинился он. — Поговорить не дадут. Так о чем это я… Ах да, Геральт.       Койон присел на свою кровать.       — Геральта я знаю, — острожно сказал он. — Хоть он и Волк. Совсем другая школа. Но я иногда зимовал с Волками. Отличные ребята.       Господин Регис тонко улыбнулся острыми зубами.       — Вы позволите? — он наклонил голову и посмотрел Койону в вырез рубахи, туда, где поблескивал медальон.       Хоть в комнате и было совсем темно, а господин Регис стоял от Койона метрах в четырех, тот все конечно прекрасно увидел. Свет ему был не нужен в принципе.       — Грифооон… — протянул господин Регис. — Впечатляет. Эти все ваши рыцарские штучки. Достоинство и честь. Тогда, милсдарь ведьмак, я совершенно уверен, что обращаюсь по адресу. Потому что заказ, о котором я хотел поговорить, как раз для вас.       Господин Регис вздохнул, явно подбирая слова, и возвел очи горе.       — Это можно назвать, если хотите, спасением, — улыбнулся он. — Спасением прекрасной дамы!