Цветочный экипаж, Катящийся Вниз По Этому Холму

Почва рассыпчатая под босыми ногами Нахиды; она прилипает к её коже, прячется между пальцами ног, прокладывает меловую дорожку под ногтями. Она почему-то твердая, когда она топает по ней и всё же почти жидкая из-за тонкого слоя пыли на дорогах, который поднимается при каждом её движении. И всё же высокая трава путается в её конечностях, как раньше её волосы путались в пальцах. Она делала это ещё в Храме Сурастаны, когда она не могла этого вынести, когда ей нужно было почувствовать что-то реальное своим физическим телом, хотя она знала, что это движение навлечет на неё мудрецов. «Эти мольбы о внимании должны прекратиться,» — они скажут ей с суровым, хмурым взглядом. — «Малая властительница Кусанали, вы здесь, чтобы стремиться к мудрости и выполнить свой долг перед своим народом. Что в этом детском проявлении демонстрирует мудрость?» Ты тратишь наше время, и для чего? Они имеет ввиду. Ты же Божество Мудрости, но есть ли кто-то в Сумеру глупее тебя? Странник тоже хмурится на неё, когда она суёт руку в грязную лужу и тычет носом в цветок, из-за чего её почти ужалила прячущаяся там рабочая пчёлка: «Тебя вообще мозги покинули? Разве всё это чтение никак не должно было улучшило твой здравый смысл?» Хватит вести себя как невинная новорождённая форма жизни какой я был раньше, стремящаяся узнать всё об этом мире, не задумываясь о том, чего мне это будет стоить. Он подразумевает. Ты провела пять сотен лет смотря абсолютному предательству в лицо; как ты смеешь не вынести ничего из этого, как это сделал я, и всё еще интересоваться глупостями? На неё обращены самые разные взгляды. Её Высокопреосвященство, Аватара Ирминсуля, Мудрое Старое Древо, Благословенной Мудростью, Махакусаладхарму. Взгляд Странника острый, но не режущий. Его руки, которые так редко касались её в мире смертных, тверды, но не вызывают синяков. Возможно, Нахида, которая на собственном опыте пережила ужасные деяния его предыдущего ‘я’ так не подумала бы, не увидела бы, что эта Нахида видит – но та Нахида умерла и исчезла, так же, как и её предшественница, властительница Рукхадевата прошлое ‘я’ пятьсот лет назад. Как говорят её помощники, смерть – это единовременная потеря памяти; Страннику удалось вернуть свои воспоминания, но он всё равно не тот Сказитель, что умер вместо него, так же, как и Нахида больше не великая властительница Рукхадевата Кусанали. «Странник,» — говорит она всякий раз, когда она его зовёт к себе. У него есть официальные титулы, даже официальное имя если его таким можно назвать, но Нахида знает, что он называет себя в первую очередь странником, поэтому она использует именно это. Мастер Шляпка, называют его учёные Вахуманы. Белиал, Бог Сокровенной Мудрости, Тот, Чьи оружия – Тайны и Милосердие, – назвала себя одна из его прошлых жизней. Рыцарь Цветов, называет его Нахида в своих грёзах, когда он садится с ней на холодный мраморный пол Храма Сурастаны и напоминает ей что солнце уже стоит снаружи и ждёт, чтобы согреть её кожу. Сёрэн, назвала его Путешественница. Если предпочитаешь сумерский перевод, то наверное должно подойти Индеевар? Нара Ветра, сказал первый встретивший его аранара. Нара Вайу, назвал его Арарикан встретившись с ним впервые, и с тех пор другие аранары приняли это имя в качестве его титула. Странник, называет он себя, по-прежнему блуждает по миру, по жизни, которую он когда-то считал своей, и он позволяет людям видеть части себя, но не позволяет тому, что видят другие, определять его. «Странник,» — говорит Нахида, когда она хочет заговорить с ним – со всем им, кровожадной, сломленной, наивной прошлой жизнью, личностью, которую он в настоящее время из себя формирует. И когда он отвечает, в поверхностных водоворотах его разума она видит какое-то тихое удовлетворение, признание своего правильного обращения к нему. «Странник, — благодушно говорит Нахида озорной кицунэ, непочтительно сидящей напротив неё, — не вещь. Вы, конечно, можете попытаться заявить о своём праве на него, Гуджи, но боюсь, что покуда вы не предоставите мне достаточно убедительное основание для обдумывания Вашей просьбы, мне придётся рассматривать любые дальнейшие просьбы такого рода как преднамеренный подрыв моего авторитета как Архонта.» «Как нагло малая пташка запела,» — хитрый намек на клык Яэ Мико не случаен. Нахида улыбается в ответ без зубов — растениям чтобы кусаться они не нужны. «Боюсь предстоит разочаровать верховную жрицу Инадзумы – в отличие от своих сверстников, у меня ещё не выработалась привычка с изяществом терпеть бесстыдство. Ни в малейшей степени, если оно исходит от личности, которая без приглашения врывается в самое сердце моей резиденции и смело начинает вести себя так, как будто её на девяносто два года превосходящая мою жизнь, является для меня достаточным поводом склонить перед ней голову, и делать как она мне прикажет.» Нахида юна по меркам бессмертных существ – на самом деле практически младенец, поскольку у неё почти не было опыта общения с миром за пределами её народа и их собственных голов. Да, она старше Странника, кто сразился со всем, с чем можно сразиться под Тейватом. Да, она младше той, кому пришлось вмешаться и убедиться, что Инадзума не рухнет сама по себе после того, как её новый Архонт поддалась своему горю. Её опыт управлением настоящей, реальной, осязаемой страной начинается и заканчивается в последние восемь месяцев, в течение которых она искала знания и поддержку у ярчайших умов своей страны, правовой и правительственной структуры своей страны, всего, что осталось от Акаши, к которой мог получить доступ каждый– –но те пять столетий до свободы не были проведены в состоянии фуги. Нахиду заставили поверить, что ей не хватало мудрости, и она, ещё будучи вполне понимающим ребёнком знала, что она жаждала заполнить эту предполагаемую дыру в своем существе как можно быстрее, чтобы быть полезной своему народу, как и все дети. выросли с убеждением, что они недостаточны. Знания – это не мудрость, но и мудрость – не знания. Что бы ни думала кицунэ, которая когда-то стремилась уничтожить того, кем был Странник, в этот момент они не равны. «Буду кристально чиста с моими намереньями, ведь вижу что вы приняли меня за большую недотёпу, дитя под знамением печати Райден: повторные переговоры о любой дальнейшей торговле между Сумеру и Инадзумой не ведутся и никогда не проводились при условии, что мы стоим на равных. С момента вступления в силу Указа Сакоку мы потеряли примерно 15,7 миллиардов моры доходов, и более половины этой суммы – это консервативная оценка того, какую сумму должна лично выплатить Электро Архонт в качестве компенсации за ущерб, нанесенный нации Сумеру за потерю людей и самостоятельных средств к существованию – без каких-либо процентов, я могла бы добавить.» Мужчина, сидящий слева от Гуджи Яэ, внешне не отреагировал, но его разум колышется как океан в самый разгар летнего шторма. Кукла сёгуна Райден молчит, но в ней есть два совершенно разных образа мыслей, погружающихся в чувство вины удивительной глубины и остроты. Кицунэ усмехается; её мысли остры и горьки как как только что прокисшее лекарство: «Боже, как безжалостно. А ваши люди знают, что их любимая богиня видит в них не что иное, как прибыль? Вас такому правлению воспитали люди?» — её глаза не делают ничего настолько грубого, как устремляются на исполняющего обязанности Великого Мудреца, сидящего рядом с Нахидой, как и его в ответ, но то, что она подразумевает совершенно ясно. Значит так эта женщина решила нанести удар по Нахиде? Как… эмоционально. Она должна была расстроиться из-за этого заявления? Нахида перевела взгляд на сознание внутри сёгуна Райден. Эи не спит и слушает, с любопытством, но не обеспокоенно. Неуважение её слуги продолжается беспрепятственно. Разум аль-Хайтама ясен и спокоен, его не беспокоит то, что по его мнению, является адекватным способом урегулирования ситуации - в конце концов, их люди уже потеряли жизни. Потери Сумеру велики, но если их можно будет оценить количественно, то это окажется выгодным – аль-Хайтам не Кавех, чтобы протестовать против такого. Аль-Хайтам не Кавех, чтобы тоже отвечать на оскорбления в сторону их Архонта – он никогда не был религиозен. Он видит Божество Мудрости как компетентного сотрудника, которому как он верит в силах устранит любую поврежденную гордость, не рискуя разрушить свою нацию – это единственная форма его веры в неё. Нахида на мгновение задумалась, делая глоток чересчур горького чая, ныне так полюбившийся Странником. Она на самом деле не оскорблена подтекстом лисицы – но от неё этого ожидают. Как грубо было бы с её стороны не воспользоваться представившейся возможностью. «Я слышала от других что Баал, хотя и не была приверженцем правил среди друзей, всё же знала и часто практиковала ожидаемые приличия вместе со своей свитой, когда это было необходимо. Вы решили отказаться от этой практики после её смерти, Вельзевул?» Разум за оболочкой, онемевший от шока, всколыхнулся, зловещая буря грома и молний; это не похоже на то, что Нахида когда-либо испытывала, за исключением того, что однажды она испытала сон, ставший сказкой, прочитанной 168 раз, и ледяные бури её дорогого Странника, которые было гораздо труднее пережить. Улыбка Нахиды становится шире при виде троих (четырёх?), сидящих перед ней, онемевших от ярости или страха, или от того и другого. Лист, вьющийся в её волосах, расцветает в цвет белладонны, который соответствует темно-синему оттенку шелковой верхней одежды Странника. «Ох? Так Электро Архонт всё же вслушивается в нас разговор? А я об этом размышляла, так как… она сказала на удивление мало, когда речь шла о её собственной нации.» Сознание Странника — это игривый ветерок над её собственным сознанием, слишком холодный и слишком сильный, чтобы его можно было так просто развлечь. Следи за своими подчинёнными, иначе я начну относиться к тебе так же, как и она ко мне, конечно, то, что Нахида хотела передать больше всего. Оскорбление семьи и подразумевание неспособности править – это то, что ей вручили, поэтому она отвечает на это чувство довольно вежливо, учитывая все обстоятельства. «Во время переговоров было проявлено много неуважения,» – первые и ровные слова сёгуна. Они не вписываются в застывшую внешнюю оболочку разума куклы – и тем не менее они являются его совершенным отражением, в это время звуча так, как будто Эи пытается найти слова, чтобы передать это. Похоже Странник всё же может быть не единственной куклой с душой. Слова висят над столом, как неоконченная мысль. Улыбка Нахиды ни разу не померкла. Глава комиссии Яширо, наконец, делает решительный шаг, чтобы продолжить переговоры, с твёрдой и спокойной улыбкой на лице, несмотря на нарастающее, кипящую ярость-ужас-праведное негодование, которое он сдерживает. Нахиде хочется спросить его, не чувствует ли он себя униженным, что его, его сообщников и всю их нацию выставили дураками перед высокопоставленным чином, или из-за того, что он вынужден преклоняться перед людьми, столь неподходящими для этой конкретной задачи, от успешного завершения которой зависит шаткое будущее его страны. Камисато Аято приходиться трижды незаметно откашляться, прежде чем он сможет начать сглаживать политическую катастрофу, в которую это обернулось; воздух стал достаточно насыщен энергией Дендро, что он у любого человека без Глаза Бога вызовет острую аллергическую реакцию. Приятная улыбка Нахиды не дрогнула, даже когда к её маленькой белладонне присоединилась крапива, а затем молочай, когда она отвергла еще одно достаточно-вежливое-чтобы-не-обидеть замечание Гуджи. «…Что касается диссидентской литературы, которую, как вы думаете, вы так ловко подготовили для меня, чтобы запретить, дабы поднять вопрос о незаконном распространении материалов у меня под носом. Было довольно забавно использовать её на курсах, ориентированных на признание предвзятости и обнаружение пропаганды, поэтому я продолжу позволять это.» «Нас волнуют только наши страны, Яэ Мико,» — так решила кукла интерпретировать слишком нежный вздох Райден Эи. Нахиде так хочется с ней поговорить, как и с сёгуном, в свою очередь, — но ей, вероятно, следует сначала проинформировать Странника о ситуации. У неё нет соответствующего личного опыта, когда это касается ‘родственных уз’, но она уверенна в своих знаниях о Страннике, что личный разговор с сёгуном Райден станет для него источником катарсиса, поэтому она решает убедиться, чтобы такое могло произойти.

***

Полные переговоры заняли три с половиной недели; к их окончанию, пространство вокруг Храма Сурастаны было настолько насыщено пыльцой, что даже исполняющему обязанности верховного мудреца аль-Хайтаму, со всеми носимыми им благословениями как один из избранных ею, становилось трудно дышать. Нахида делает мысленную пометку, чтобы щедро наградить его редкими знаниями, которые её последние несколько мудрецов часто считали бесполезными – он Дитя Дендро, и его пренебрежение к огромной разнице между смертными и бессмертными – это зрелище, на которое стоит созерцать, когда оно используется чтобы выжимать наиболее выгодную сделку для их страны. Верховная жрица Инадзумы покидает Сумеру с новоприобретённым неприязнью к тем, кого она в своей голове пометила как ‘боги-всезнайки’. Камисато Аято недоволен на нескольких уровнях и доволен на других – его разум – это конфетка, которой Нахида до сих пор очень наслаждалась, и как она знает, аль-Хайтам с ней согласен. Что бы сёгун Райден и Странник ни обсуждали наедине, прежнее бремя исчезло с его плеч; на его месте появилось совершенно новое, такое же тяжелое, но почему-то, Нахида может сказать, более желанное. «Угх, наконец-то блять. Эта сука вредна для моего самоконтроля,» — первое что выдал Странник, когда они вошли в Храм Сурастаны. Аль-Хайтам присел рядом, его наушники заглушали мир вокруг него до приемлемого уровня. Он ещё мог слышать их, поэтому Нахида пытается хихикнуть тихо и скромно, запрыгнув и сев на её сотворённые Дендро качели. «Несмотря на то, что она испытывала твоё терпение на каждом этапе пути, мы достигли того, чего намеревались! Я думаю то, что ты не поддался жестоким желаниям – повод для празднования!» Бутылка сока красноплодника спустилась с одной из её высоких полок; Нахида аккуратно наливает его в три маленьких чашки для сакэ, которые Странник вытащил из рукава и раздал каждому. Аль-Хайтам выпивает свою медленно, а Странник так откинул спину, будто ему хотелось, чтобы там была огненная вода. «Нахуй управлять ёбаной страной. Буер, в следующий раз когда я попытаюсь свергнуть тебя, напомни что мне придётся останавливать себя от убийства всех кто бесит.» «Но если ты свергнешь меня, я буду вольна купить себе шубу на зиму,» — весело говорит Нахида, просто чтобы увидеть, как двое мужчин перед ней молча обсуждают, стоит ли серьезно относиться к её явной жажде насилия. Аль-Хайтаму заметно становится всё равно первому, полностью заглушая звук в наушниках и позволяя себе перевести внимание на недавно установленные окна от пола до потолка. Его разум, как всегда, представляет собой море множества течений, и Нахида позволяет ритмичному шуму волн и нежному покачиванию своих качелей расслабить её. Она ещё не совсем задремала, когда Странник вздыхает где-то над ней, посылает порыв ветра, подталкивая её вверх, пока она не смогла поставить босые ноги на край книжной полки, где он нашел себе место, где можно свернуться калачиком и отдохнуть. Его шляпа опирается с другой стороны и Нахида принимает молчаливое приглашение и забирается к нему на руки. Куклы не совсем создают тёплыми – сёгун Райден морозила в разуме Нахиды, а самая тёплая температура от Странника сравнима с чуть-слишком-тёплым порывом ветра в лицо – но её Рыцарь Цветов поправляет её, чтобы её уши не прижимались к его груди или к рамке его Глаза Бога. Он прикрывает её босые ноги своими шёлковыми рукавами и опускает свою голову, чтобы она могла чувствовать небольшие струи воздуха его искусственного дыхания у себя на макушке, прямо как она любит. «Ты хорошо справилась, Нахида,» — он говорит, или думает, или ему снится что он это скажет – не важно что из этого. Нахида чувствует его искренность спускаясь в страну грёз, и засыпает с улыбкой.