с самого начала и навеки

блеск лезвия отзывается в голове не самыми приятными воспоминаниями, мертвая хватка у рукояти отдает привычной дрожью, а чужой голос вызывает лишь отвращение и желание закончить диалог любыми вербальными и невербальными способами. в тот момент, когда ты, субъект реального мира, создашь в своей голове воображаемый мир, ты становишься его смыслом. каждая сущность в этом мире — не более, чем твоя проекция. такуру мияширо — субъект реального мира, самый настоящий. сотри эфемерную, искусственно созданную иллюзию — и за его спиной все еще останутся воспоминания, друзья, семья. смысл существования. оноэ серика — не более чем проекция, невидимой стеной разделенная с реальным, настоящим, миром. сотри эту границу — и за ее спиной не останется ничего, кроме импульсивного желания бесконечно одинокого мальчика, кроме одного-единственного знакомого, не в действительности, а всем своим существованием, силуэта. и блеск лезвия, и чужой голос, и привычная хватка — существовать, не жить, легче, когда у тебя есть цель, не своя, чужая — упиваться навязанной волей всегда проще, всегда удобнее, и дышится так свободно, когда в голове роем пчел не проносятся бесполезные «для чего», «почему», «а если». на любой вопрос — ответ всегда один, с самого начала и навеки выгравированный в отражении чужих очков, высеченный в местами грубых, местами благодарных, местами запутанных интонациях. и рваная рана, и неаккуратно, наспех, наклеенные пластыри прямиком на живую плоть, и липкая кровь, прилипшая к животу, и засохшая кровь, грязной ржавчиной застывшая на ладонях — действовать, не думать, легче, когда в голове четко и ярко, как утренний звон колоколов в церкви на пустыре, играет с несуществующего детства мелодия, когда в лишних, пустых, размышлениях нет смысла — все давным-давно решено за тебя, с самого начала и навеки. ведь так проще, ведь так понятнее, ведь так надежнее, ведь так — единственно правильно. сенри минамисава — субъект реального мира, самый настоящий. сотри эфемерную, искусственно созданную иллюзию — и за ее спиной все еще останутся воспоминания, друзья. семья. поставь чью-то проекцию в одну ряд с субъектом реального мира — и когда-то тонкая, неощутимая граница в миг обернется бескрайним мостом, длиннее, чем весь проделанный путь, невыносимее, чем самая грубо зашитая за пять минут из первых попавшихся иголки и лески рана. и если проекция — часть реального мира, часть тебя, то желания проекции — твои собственные желания, быть может, тайные и скрытые, быть может, постыдные и ужасные, быть может, мерзкие и неправильные; и зажмуриться, крепко закрыть уши ладонями и молчать, не говоря ни слова — это правильно, это естественно, это хорошо, ведь проекция реального мира — часть тебя, ведь часть тебя — твоя проекция, что сможет исполнить даже те желания, признаться в которых ты не можешь даже самому себе. и если серика оноэ уверена, что в этом мире есть место только для одного субъекта, значит, так правильно, значит, так и должно быть, значит, и это тоже — желание, и это тоже — воля. *** и когда блеск лезвия проносится перед самыми глазами, чужая хватка кажется такой неуверенной, хрупкой и бессильной, а от знакомого голоса хочется зажмуриться, крепко-крепко закрыть ладонями уши и отвернуться, сделать вид, что этого не происходит, в тот момент ты, проекция реального мира, становишься его смыслом. последним, с толикой ностальгии, с бокалом грусти, с бутылкой сожалений и целым морем невысказанных слов и океаном мыслей, с самого начала и навеки оставшихся запертыми где-то глубоко в подсознании.