Руперт.
Каждый цепкий взгляд отдаёт столь едким привкусом, что можно ощутить кислую дольку киви на кончике языка. Он смотрит пристально, — прямо в лицо, — ловя радужками глаз свет теплых ламп. Ещё несколько секунд — глубина пары серых близнецов позволила бы проникнуть в их ехидную бездну. Вокруг сверлящих зрачков недолго сверкает цвет приближающейся грозы от вспышки, тут же переключая внимание на заполненную доску расследования. — Ты никогда не смотришь на меня в той мере, что заслуживаю.Руперт.
Спешное движение едва розоватых губ при каждой произнесенной фразе выглядит по особенному очаровательно. Пара объемных линий распахивается лишь на краткое мгновение, незначительно оголяя ротовую полость. Лукавая улыбка, сменяющая общую серьезность внешнего вида детектива, создает изогнутое углубление на щеках, едва заметное человеческому взгляду. Ямочки на краешках губ, быть может, почти наверняка, запаха ежевичного йогурта. — Перехитри их, любимый. Я негласно верую в тебя.Руперт.
Его жестикуляция, на первый взгляд незначительная и невзрачная, так грациозна при детальном рассмотрении. Выточенные аккуратные пальцы мягким касанием проходятся по шероховатой поверхности панельной доски, усыпанной газетными вырезками. Фотокарточки колыхаются под визуально мягкими, бережно тревожащими подушечками, украшенными едва видимыми глазу узорами. — Ну прикоснись же ко мне! Так же ласково и нежно, — умоляю я вне возможности сделать шаг навстречу. — Пусть мне станет худо от физической близости, но прошу, прильни ко мне, — немым отчаянием шепчу я, осознавая свою обыкновенность. — Пусть и зрение иссякнет. Пусть и память станет ненужной.Руперт.
Будто слыша немой зов, отрывается от этой чёртовой панели — изображений множества людей. Он замирает на мгновение, но оборачивается к моему лицу. Смотрит точно мне в глаза. В мои темные, сверкающие от света множества ламп глаза. Не могу пошевелиться, сколько усилий не прилагаю. Лишь видимостью безэмоционально гляжу в ответ, рассматривая серые радужки вокруг широких значков, затягивающих в тёмную глубину. Не могу оторваться. Не могу сомкнуть веки. Не могу ничего, ведь дозволения не последовало. Я стою неподвижно, ожидая безоговорочной смены собственной локации.Руперт.
Этот детектив так схож со многими другими, с теми, кого приходится подолгу наблюдать затяжными часами. Мистер Топáтелл — тот, на кого смотрю рекордное количество времени. Столь часто не встречаюсь даже со своими соседями. Господин Хренсберг и капитан Хантер стали для меня отдельным потрясанием. Если первый пытается затащить в Преисподнюю своими монологами, то второй активно добивается моей кончины, активно размахивая руками прямо перед глазами. Особенно остро и так мучительно ощущаю, когда приходится, не смыкая век, наблюдать за лохматым усачом в галстуке. Он все кричит, брызжа слюной. Остаётся лишь надеяться, что мне в глаз не прилетит частица, возможно, человеческого ДНК. Но…Руперт.
Он совсем иной, пусть и схож внешне. Он никогда не обвиняет. Он апеллирует сухими и честными фактами, поглядывая на меня. Он умеет держать себя в руках. И, конечно, он носит красивую шляпу, освещаемую лучами профессионального света.Я
Не знаю, взаправду ли это или, быть может, лишь игра. Но сейчас он так близок. Я позволяю ему все, хоть и не могу отказаться. Он заглядывает в меня, наконец бережно касается пальцами моего объектива, и в нескольких метрах слышится: — Сю-да-а-а-а!