Пути назад уже нет.
Об Ангеле позаботится Дима. А о Диме позаботится Гром. Все остальные под надежной защитой, к которой Воскресенская почти не имеет отношения. — Кира... — звучит что-то отдалённое, как шёпот, будто в дальнем тёмном углу комнаты. Однозначно стоит. Петля закреплена надёжно. — Кира. — знакомый мужской голос всё ближе. Следовательница делает решительный шаг вперёд, а табуретка с глухим стуком падает на пол, оставляя миниатюрное женское тело висеть под потолком. Теперь уже навечно. — Кира! — она сидела за столом, окружённая неприветливыми стенами офисного помещения, обременённого делами и отчётами, позабыв о присутствии Дубина рядом. Бледный свет лампы не мог развеять тени, которые, казалось, заколебались вокруг неё, как только она открыла глаза. Девушка в испуге подскочила, почувствовав, как сердце стучит в унисон с её паническими мыслями. Кира оказалась за рабочим столом, утыканном папками и процедурами, необходимыми для расследования серийных самоубийств, которые потрясли Санкт-Петербург. Каждый случай был как зеркало, отражающее боли и страдания, которые она не могла игнорировать. Каждая анкета, каждый протокол напоминали ей о безысходности, поглотившей этих людей и их родственников. — Кир, всё в поря... — Дим, всё нормально. Я же много раз говорила, что... — Тебе следует взять пару выходных. И это не обсуждается. — Ладно-ладно, возьму я твои выходные. — со вздохом отвечает девушка, устало вытирая рукавом синей полицейской рубашки ледяной пот со лба. От такого сна трудно оправиться. Он такой... Реальный, что-ли. Будто бы это всё произошло наяву. И она не чувствовала печали или сожаления. Она лишь почувствовала, будто это действительно был её выход. Выход из трудной ситуации, выход из нераскрытого дела, выход из... Жизни. Кошмар, из которого она только что вырвалась, был ещё свеж в её памяти. Она видела себя — одна в темноте, затянутой в плотный трос, окружающий шею. Её тело безжизненно висело, а в ушах раздавался смех, искажённый эхом страха и отчаяния. Эта картинка не оставляла её в покое, и ужас, что она пережила в сновидении, накрыл её с головой, не давая возможности вернуться к обычной реальности. Может, это намёки на то, что всё-таки стоит... Нет. Это намёки на то, что стоит посетить психотерапевта и переложить это дело на кого-нибудь другого. Кого-то, у кого ещё не замылился ни глаз, ни разум. Она дернула плечом, как будто хотела сбросить с себя одеяло ужаса, окутывающее её разум. «Это всего лишь сон», — пыталась убедить себя следовательница, но гнетущее чувство не покидало её. Офисное помещение тихо зевало в ответ — ни звука, ни движения, только механический гул компьютеров и шорох бумаги, будто бы сами стены шептали свои недосказанные истории. Только дыхание лейтенанта, стоявшего позади неё, всё ещё ожидавшего, пока она придёт в себя. Они вдвоём снова остались до ночи в участке. Вспомнив о том, что она расследует, Воскресенская почувствовала, как её охватывает новая волна тревоги. Она не могла позволить себе поддаться панике. Исследуя эти трагические события, она в большей степени погружалась в психику тех, кто отчаялся и шагнул за грань. Но теперь её собственный разум, как видимо куратор этих мрачных дел, пытался свести её к тому же концом. Так старательно, что она была близка к этому так сильно, как никогда раньше. Желание отгородиться от всех и укрыться от реальности стало причиной её недосыпания и постоянного стресса. Каждый день она наталкивалась на новые истории жизней, оборвавшихся слишком рано. Боль, шум и стресс от работы вновь проникали в неё. Возможно, это она в конце концов оказалась в той самой ситуации — на краю пропасти, находясь на грани между жизнью и сущностью, уже перешедшей в мир мёртвых. Возможно, она станет следующей. Собравшись с духом, Кира попыталась сфокусироваться. Нужно вернуться к работе. А может, поискать в этих самоубийствах ответы и строки, которые приведут её к пониманию того, что же стало причиной? Как можно было остановить эту цепь трагедий? Она понимала, что в конечном счёте она должна излечить не только себя, но и, возможно, спасти других, кто столкнулся с тем же мракобесием. Перед её мысленным взором вновь встал тот ужасный образ — она не могла позволить ему снова вернуться, иначе это станет не просто кошмаром, а реальностью. Опершись локтями о стол, Кира попыталась найти спокойствие в немом разговоре с собой. Вырваться из этого глубокого страха, чтобы снова обрести уверенность в себе и понимание, что она делает… Укрываться под тяжестью воспоминаний о тех, кто ушёл, или шагнуть вперёд, чтобы сами их души не остались запертыми? Это был её выбор. — Кир, поговори со мной. — лейтенант звучал искренне обеспокоенно. Видно, что волнуется. Видно, что сильно. За неё. С каждым часом, проведённым за расследованием дела о загадочных самоубийствах, его отягощение только возрастало. Некогда яркая и полная жизни, Кира сейчас казалась тенью самой себя, и это пугало его до глубины души. Они оба, казалось, хорошо справлялись со своими обязанностями. Но дело, над которым они трудились, стало слишком тяжёлым бременем. За последние несколько недель они исследовали ряд самоубийств, которые были связаны между собой таинственными обстоятельствами. Каждый новый случай погружал их в омут человеческой боли, а Воскресенская с каждым днём всё больше теряла эмоциональную устойчивость. Дима знал, что ей трудно, но не ожидал, насколько это может её сломать. Знал, что должен был проводить с ней больше времени. Знал, что должен был помочь ей. Знал, что должен спасти её из этих блядских оков мрачных мыслей. Каждый день проходя мимо её стола, он ловил себя на том, что разглядывает её лицо. В каждую секунду, пока она погружалась в исследование, на её глазах до сих пор оставалась тень страха. Как сложился её внутренний мир? Дима не раз задавался этим вопросом, пытаясь понять, что происходит в её голове. Она сбивала его с толку молчанием, которое стало слишком громким и невыносимым. Слишком частым и продолжительным. Слишком болезненным. Что, если она действительно задумалась об ужасных вещах? Эта мысль терзала его с каждым днём, и он ежедневно боролся с ней, как только мог. Каждый вечер, когда они работали допоздна, он замечал, как усталость не покидает её взгляд. Иногда она замирала, как будто останавливаясь на краю пропасти, в которую ей так не хотелось падать. Или хотелось, но удерживали лишь близкие. Он пытался говорить с ней о чём-то отвлечённом, предлагать поужинать вместе или сходить на прогулку, чтобы отвлечься от работы. Он пытался изо всех сил. Пытался вытянуть её из этого болота. Преданно пытался спасти её, пока ещё не поздно. Дима пробовал обратиться к их общим друзьям, спрашивая, замечали ли они что-то странное. Однако, кроме её обычной погруженности в работу, никто не мог ничего сказать. Она словно исчезала в собственных мыслях, зажатая между отчётами, отчаянием и страхом того, что может происходить вокруг. Словно каждый случай, который они раскрывали, запечатывал её всё глубже в тёмную бездну. — Кира, я прошу, поговори со мной. — его голос надломился. У него не оставалось другого выбора, кроме как бороться за неё. Кроме как стараться согреть её сердце в эти тревожные времена. Кроме как пытаться вразумить её, пока она не наделала глупостей. — Дим, мне кажется, я убью себя. Скоро.Он догадывался. Нет. Он знал.
Но признание прямо в лоб выбило его из колеи. Ударило под дых. Больно так. Как щедрая пощёчина. Слова вонзились в грудь, будто осколки битого стекла. Слова покинули голову минут так на пять точно. И вот, он стоял напротив сидящей девушки как вкопанный, не находя никаких слов, хотя внутри бушевали целые лекции в устной форме. — Позаботишься о кутёнке? — тихо спросила она. Вежливо так, будто прощается, — Найди ему достойный дом, Дим. — Нет. — ответ прозвучал незамедлительно, — Нет, мы вдвоём о нём позаботимся. Я не позволю тебе уйти. — Я не могу больше. — Нужно бороться. Если ты не можешь, тогда я буду бороться за тебя сам. — он говорит настойчиво, громко. Таким тоном, будто обязательно проплачется, когда придёт домой. — Кира, смерть случается не с тобой. Она случается со всеми вокруг тебя. Умираешь не ты, умирают твои близкие, которые потом стоят на твоей могиле и думают, как им жить дальше остаток жизни. Дубин на корточки сел перед ней. Ладонь её в свои две взял. — Ты не сдашься. Я же знаю. Ты до конца бороться будешь. — Я не сдамся. — повторила девушка. Со смешанными эмоциями такими. То ли для того, чтобы Димке надежду дать, то ли, чтобы себе. Или, может, чтобы действительно поверить в то, что она не сдастся. А он поднимается и тихонько в лоб её целует. Кратко так, но нежно. Едва ли губами к её коже прикасается. Будто боится, что она сломается. Покойников в лоб целуют.