***
Лес уже полностью окутало ночным мраком. По небу над самой головой протянулся Млечный Путь, в деревне эльфов с противоположного берега озера заиграл оркестр флейт и на опушке немного стих смех русалок, когда Рэйни шёпотом предложила сестре: – Давай венки по воде пустим? Шоста изумлённо на неё уставилась – в её широких серебристых глазах отражались отблески от пламени костра. – Зачем? – спросила она. – В этом нет смысла, потонет он, как в прошлый раз. – А вдруг не потонет? – Рэйни хитро сощурила глаза. – Вдруг тебе кто-то по судьбе предназначен? – Я тебя умоляю! – закатила глаза Шоста. – Пока этот «суженный» появится, я успею состариться. – Ну не будь такой пессимистичной, – махнула рукой Рэйни и сделала шаг к озеру. – Тебе разве не любопытно посмотреть? Всякое ведь может измениться. – Ну хорошо, – сдалась Шоста и, что-то ворча себе под нос, засеменила в след за сестрой. – Только ради тебя. – Вот и славно, – обрадовалась Рэйни, оглянулась на своих подруг, которые бросили на время танцы у костра, чтобы тоже пустить венки по воде, и шутливо пригрозила им пальцем: – А вы только попробуйте тронуть мой венок, как в прошлый раз, иначе кое-кому на хвост потом краба прицеплю! – Посмотрим-посмотрим! – поддразнивая, пропела одна из русалок, а остальные хитро захихикали. На несколько минут воцарилось сонное безмолвие над опушкой, лишь трещал костёр да стрекотали сверчки из терновника, а за соснами вилась мелодия флейт и со звоном застывала в влажном тёплом воздухе. – Давай, Шоста, – тихонько произнесла Рэйни, держа в руках свой венок, и её шёпот как будто эхом пронёсся по опушке. – Раз… Два… Три!.. И они одновременно опустили венки на воду. Шоста внимательно наблюдала, как скрываются в ночной тиши под туманной дымкой трепещущие подвяленные васильки и поникшие цветки боярышника. Венок Рэйни, не успев доплыть до середины, скрылся под водной гладью и пошёл ко дну. «Не судьба», – лишь шепнула Рэйни, а Шоста напряжённо глядела на свой венок. Вопреки своим предположениям он не утонул, а поплыл дальше, отдаляясь от кучки других венков. И так уверенно приближался к противоположному берегу, что у Шосты гулко забилось сердце и запорхали бабочки в животе. «Да ну нет…», – немо взмолилась она, да только венок упрямо прибился как раз к той стороне леса, откуда доносились эльфийские флейты. Шоста вспыхнула, как маков цвет, и застыла, а во рту предательски пересохло. – Ого, ты посмотри, – удивилась Рэйни и задорно хихикнула: – Жди теперь суженного с того берега озера. Другие русалки, у которых венки либо тоже, как у Рэйни, ушли на дно, либо уплыли в разные стороны озера невзрачными островками, весело подхватывали и смеялись: – У нашей Шосты жених будет! – Какое счастье! – Поди, эльф к тебе какой на порог заявится! – Познакомь нас обязательно! Но Шоста словно их не слышала. Её как будто громом поразило. Пронзительно смотрела на венок под покровом ночи и, не веря своим глазам, упрямо отгоняла от себя мысли о том самом суженном из деревни эльфов.***
Сонно зевая, Моно медленно приближался к хижине ведьмы, вертя в руке одну из своих стрел. Весь лес был тих и безмятежен, лишь о чём-то шепталась листва ясеней и изредка ухал филин с ветки дуба. Издалека Моно до сих пор слышал протяжную трель флейты из своей деревни и, перед тем как зайти в хижину, на мгновение задержался на крыльце у самого порога, чтобы оглянуться на белоснежный лик луны среди россыпи звёзд. Несмотря на позднюю ночь, лес оставался приятно тёплым и терпко пах липой и цветущей черёмухой. Моно вдохнул полной грудью через нос и шумно выдохнул, блаженно прикрыв глаза. Как же сегодня хорошо… Дверь тихонько скрипнула, и ночного гостя встретила темнота в прихожей. Небольшой островок света от огонька свечей мягко падал на пол гостиной из кухни, откуда Моно услышал небольшую возню и дребезг глиняных кувшин. Моно подумал, что там находился Рикки, поэтому бесцеремонно прошагал к источнику света, мельком оглядев мрачную гостиную, камин, окутанный полуночными тенями и окно, откуда лился лунный свет. С улыбкой на лице Моно уверенно зашёл на кухню, где стояли насыщенный травяной запах и ягодный аромат черничного настоя, и хотел уже поприветствовать своего друга, но слова резко застряли в горле и свернулись в комок. Вместо бараньих рогов и синей фланелевой рубахи он увидел знакомые угольные кудрявые волосы до плеч и лимонный слегка потрёпанный плащ. Сердце его тут же затрепетало. – Шоста?.. – мягко произнёс Моно. Та испугано ахнула, вздрогнув, и тут же обернулась через плечо. Свечи, трезубцем стоящие на столе посередине кухни, отразились двумя огоньками в её пепельных глазах. – Тьфу ты! – Ведьма чертыхнулась, схватившись за сердце. – Напугал меня! – Извини, – неловко ответил Моно, почёсывая затылок и потупив взгляд. Чуть успокоившись, Шоста недовольно посмотрела на эльфа и строго подбоченилась. Моно увидел на ней свитер с высоким горлом, немного мешковатые полотняные штаны с кожаным ремнём и походные сапоги. – А ты чего это заходишь в чужой дом и не стучишься? – предъявила Шоста. – Давно метлой из тебя наглость не выбивала? – Каюсь, виноват. – Моно примирительно поднял руки. – Я думал, здесь Рикки, а тебя дома нет ещё. Кстати, а где он? Шоста шумно вздохнула и попыталась усмирить пыл. Моно заметил, что она отчего-то нервничала и лихорадочно бегала глазами, словно не могла смотреть на него. – Рикки ушёл цветок папоротника искать, – спокойным тоном сказала ведьма, вновь повернувшись к Моно спиной. – Он тебе разве не говорил? – Да нет… – пожал плечами эльф и немного приблизился к Шосте, проводя одной рукой по шероховатой поверхности стола и другой смущённо сминая покрасневшее заострённое ухо. – Сглазить боится, видать, – пробубнила ведьма, взяв что-то из верхнего шкафчика и положив в большую сумку на плече. – А ты куда-то уходишь? – осторожно спросил Моно, застыв напротив окна. – Да, мне нужно травы собрать, пока солнце не взошло, – сказала Шоста, в спешке закрыв шкафчик. – Ты можешь сразу идти домой, Рикки до рассвета дома не будет. Ведьма протиснулась мимо эльфа, всё ещё не решаясь смотреть ему в глаза, и было уже направилась к выходу, но её остановили прямо на пороге кухни: – Шоста, постой. Эльф настолько нежно и ласково её позвал, что у Шосты дрогнуло сердце и снова запорхали бабочки в животе. Прямо как часом ранее у озера, когда её венок приплыл к тому берегу, где находилась деревня эльфов. «Чёртов Моно, надо было тебе именно сейчас притащиться сюда», – про себя прошипела ведьма, зажмурившись от переизбытка нервов. – Ну? – отозвалась она, всё-таки осмелившись устремить взор на Моно. Тот пытливо уставился на неё. Его тёмные глаза отражали свет лампы, отчего они стали походить на ночное лунное небо. Шоста затаила дыхание и поджала губы, а Моно в нерешительности теребил ворот льняной рубахи, выглядывающей из-под фиолетовой мантии. – М-можно мне с тобой? – наконец выдавил он и с надеждой посмотрел на ведьму. В неловкую тишину втиснулся стрекот сверчков из куста шиповника под окном. Шоста удивлённо взирала на Моно, а тот в томительном ожидании решения глядел на неё в ответ. Он в душе молился, чтобы Шоста не отказалась от его компании, но при этом понимал, что с большей вероятностью ведьма фыркнет и водворит его за порог дома. А Шоста где-то пару минут думала, слыша, как монотонно и назойливо тикают часы из гостиной, и чувствуя своё взбудораженное сердце, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди. Она вспоминала слова Рикки о том, как эльф к ней неровно дышит, распустившуюся ветку омелы над ними на леске от удочки, которую брат притащил, чтобы подстегнуть на поцелуй в ту йольскую ночь, помнила горящие уши и румяные щёки смущенного эльфа и то, как она постоянно ловила на себе его завороженный взгляд, когда Моно заходил к ним с Рикки в хижину. И этот чёртов венок у того треклятого берега… Шоста не нашла в себе силы отказать эльфу, хоть и после случившегося хотелось побыть одной. Облизнув пересохшие губы, ведьма сделала глубокий вдох и на выдохе выпалила: – Ладно, так уж и быть, можно. – Но потом ворчливо добавила: – Только если не будешь мне мешать. Шоста про себя усмехнулась, когда увидела, как засиял Моно и его улыбка растянулась чуть ли не до самых ушей. – Не буду, обещаю! – поклялся он, находясь на седьмом небе от счастья. «Всего лишь разрешила со мной пойти, а уже счастлив», – со скрытым изумлением подумала Шоста, стуча толстыми подошвами сапог по полу, прошествовала к выходу и бросила на ходу: – Пошли давай. И Моно послушно поспешил за ней.***
Всю дорогу над ними нависало молчание, которое ни ведьма, ни эльф нарушить не смели. В полной тишине, под ночной шёпот и цвирканье спящего леса, они не спеша петляли по узкой тропинке, змеёй уходящей куда-то в даль под покровом ночи. Шоста погрузилась в свои раздумья, невидящим взглядом смотря на дорогу и на белых мотыльков, порхающих вокруг фонаря со свечой в её руке. Фонарь чуть лязгал ржавой ручкой, покачиваясь из стороны в сторону, а в голове, как и эти мотыльки, не переставали кружить мысли о том злополучном венке на озере у берега, откуда раздавалась шустрая трель флейт, и что Шоста сейчас, скорее всего, шла рядом со своим потенциальным суженным. Ведьма устремила косой взор из-под капюшона на Моно, который тоже витал где-то в облаках, играясь со стрелой в руке, и при этом губы его растянулись в лёгкой улыбке. Изредка он поднимал глаза на Млечный Путь, тянущийся одной дорожкой вдоль двух рядов верхушек клёнов, и в них словно начинал тонуть целый рой звёзд, плескаясь в тёмных омутах и сияя так, как сияла сейчас душа Моно от радости. Лицо его казалось таким умиротворённым и расслабленным в лунном свете, просачивающемся сквозь сетку ветвей деревьев, что Шоста на секунду невольно им залюбовалась… В груди что-то трепетно ёкнуло, и Шоста, будто очухавшись, поспешила отвести взгляд, совершенно не ведая о своих чувствах, которые так навязчиво и неотступно пытались затмить её рассудок. Она не хотела верить в происходящее, упрямо и твёрдо уверяла себя, что всё это лишь глупое совпадение, ссылалась на ветер, течение да даже на одну из русалок, решившую немного подшутить таким образом над ведьмой. Всё что угодно, но только не на судьбу. И пусть неугомонное сердце настойчиво продолжало вопить об обратном. Она не должна показывать свои эмоции и оголять чувства. Это для неё признак слабости и полной уязвимости, и Шоста совершенно не желала, чтобы кто-то лицезрел изнанку её внутреннего мира и, что ещё страшнее, посмел этим воспользоваться и впиться клещом в особо больные места. Нет, она не может так просто дать себе слабину и позволить чувствам взять над ней верх. По крайней мере сейчас… Шоста постаралась выровнять дыхание и выкинуть мысли из головы, вновь преисполняясь гордостью и возвращая себе былой холод. Делала вид, что ничего не произошло, да только от Моно всё равно не укрылись её искромётные взгляды, в которых на долю секунды серебристый лёд, сверкающий в свете луны, умудрился совсем немного оттаять. Эльф тихонько усмехнулся и улыбнулся шире от сладостного тепла, растекающегося в его душе как от пьянящего глотка эля. Моно до сих пор не мог поверить в реальность сегодняшней ночи: его милая Шоста сейчас рядом с ним. И пусть тем для разговора совсем не находилось, Моно не считал обязательным что-то говорить или о чём-то спрашивать (за что Шоста ему была очень благодарна, ведь совершенно сейчас не настроена на болтовню). Молчание было их компаньоном, тишина и спокойствие сопровождали их под густой листвой дремлющих клёнов, и эльф опасался, что лишними словами только спугнёт то безмолвное нечто, позволяющее так сблизиться с ведьмой и превращающее обычную прогулку во что-то сокровенное и даже интимное. Ещё зимой в ночь Йоля Моно в глубине души пожелал хотя бы раз остаться с Шостой наедине и просто бродить где вздумается. Не важно, куда и за чем они пойдут, главное, чтобы они были вместе. И, кажись, заветное желание наконец-то сбывается, чему он был несказанно рад. Путь они держали не долгий. Погруженные в раздумья ведьма и эльф толком и не заметили, как дошли до большого пустыря, по середине которого высилась скрюченная засохшая одинокая сосенка, на чью верхушку будто уселась луна подобно птице в гнезде. Шоста оценивающим взглядом оглядела знакомый пустырь, видя торчащие из земли чуть подгнившие пеньки, покрытые опятами, и томно вздохнула. – Ого… – впервые за всё время их похода тихо произнёс Моно, во все глаза вытаращившись на старую сосну и необъятный небесный купол. – Отсюда так хорошо видно звёзды. Шоста на это едва сдержала гортанный смешок. Не удивительно, ведь Моно везде видел красоту, даже в этом, казалось, на вид удрученном и безжизненном пустыре. Но ведьма сюда не любоваться пришла. Фонарь в её руке с лязгом качнулся, и Шоста подняла взгляд на Моно, отогнав ладонью мотылька, нагло подлетевшего слишком близко к лицу. – Нам туда надо, – пояснила она, указывая в сторону зарослей каких-то кустов в правой стороне пустыря. Моно внимательно вгляделся в гущу тьмы под соснами и кивнул: – Хорошо. Шоста пошла впереди, а Моно засеменил за ней, одёрнув подол мантии, к которой ненароком прилип репей. Приблизившись к кустам, эльф понял, что это росла черника – увидел чёрные плоды в ярком света фонаря, – а меж зарослей заприметил небольшой промежуток, куда Шоста без колебания юркнула. Моно шёл следом, аккуратно отодвигая ветви кустарника и слыша, как хрустела трава под ногами. По ту сторону кустов вдруг раздались неподалёку кваканья лягушек и громче затрещали сверчки. Где-то рядом находилось болото. Выйдя на более свободный пятачок земли, Моно с удивлением огляделся, впервые очутившись в незнакомом месте. Потёмки окружили их, таились за стволами лесных великанов, а кроны деревьев скрывали свет луны и звёзд, отчего эльфу стало слегка неуютно. Настороженно сжал рукой лук, висящий на его плече, и тихо последовал за Шостой и спасительным светом фонаря. – Иди сюда, – вдруг негромко позвала ведьма, и эльф поспешно встал рядом с ней весь во внимании. – Смотри. Моно устремил взгляд туда, куда глядела Шоста. Тёплое сияние от горящей свечи в фонаре выхватил из темноты россыпь сине-фиолетовых цветов, среди которых притаились ярко-жёлтые лепестки. Сотни бутонов трепетали из-за слабого ветра, и Моно восхищённо подивился, прикоснувшись пальцами к жёлтенькому лепестку: – Это же марьянник… – Эльф зачаровано оглядывал цветы. – Их тут так много. – Да, здесь его предостаточно, – согласилась Шоста и протянула фонарь Моно. – Подержи, я его соберу. Эльф выпрямился и взял фонарь, а Шоста, расправив сумку, принялась осторожно срывать стебли, присев коленями прямо на траву. Моно же в свою очередь, держа фонарь строго над цветами, чтобы ведьме было лучше видно, с большим интересом наблюдал за тем, с какой нежной осторожностью Шоста обращалась с хрупкими на вид цветами. В конце концов, любопытство над ним взяло верх, и Моно осмелился спросить: – Шоста, а тебе для чего марьянник нужен? – Он заинтересовано наклонил голову в бок. Та на секунду отвлеклась и подняла взгляд на эльфа. – М? – Шоста немного задумалась, а потом ответила: – Да, чтобы настой из него потом сделать. Нечистую силу изгоняет да и просто очень полезный. – Ого, – выпалил Моно и усмехнулся, вновь посмотрев на марьянник. – Такие красивые, а столько в них силы. – Угу, – буркнула Шоста, бережно связывая веревочкой охапку цветов и складывая их в сумку так, чтобы жёлто-фиолетовые бутоны выглядывали наружу. «Такие же, как и ты», – добавил Моно с томным влюблённым вздохом, но уже про себя. Немного погодя, эльф поставил фонарь на землю и тоже принялся собирать цветы, чтобы помочь Шосте побыстрее управиться. Дивный запах полевых цветов приятно щекотал нос, капельки холодной росы падали на руки, и Моно не спеша собирал цветы в один букет, кладя подле себя на землю. Шоста на это незаметно улыбнулась уголком губ, чувствуя, как эльф невесомо касался её плеча своим плечом, и наблюдая, с каким благоговением тот собирал марьянник. Как же ей было отрадно, что Моно особо её не донимал и даже сам решил ей помочь. Зря она переживала, что согласилась взять его с собой. – Если получится, можно ещё за полынью сходить, – невзначай озвучила свои мысли вслух Шоста. – Как оберег отличным будет. – О, мы его тоже используем! – оживился Моно, услышав что-то знакомое. – Иногда в эль добавляем, чтобы немного горчило. – Любопытно, – промолвила в ответ Шоста и вдруг огляделась. Пока они разговаривали и собирали марьянник, над ними закружились светлячки. Точно звёзды спустились с Млечного Пути и безмолвно зависли над пятачком земли за кустами черники и над тусклым пустырём возле мёртвой сосны. Моно аж протяжно ахнул, смотря на зеленовато-жёлтые летающие огоньки. До ужаса он любил светлячков, хоть и видел их довольно редко. Раскрыв рот от восторга, эльф попытался поймать одного из насекомых, да те очень ловко уворачивались от его рук и прытко улетали, скрываясь в черничных кустах. Шоста же особо никакого внимания на светлячков не обратила. Даже отгоняла их, чтобы те не мешали ей. На игры Моно она недовольно фыркнула, хотела что-то сказать на этот счёт, но потом передумала – точнее, её отвлёк светлячок, что бесцеремонно уселся на цветок марьянника. Заметив хороший побег, Шоста сразу же потянулась за ним. А Моно в свою очередь захотел всё-таки словить светлячка и тоже протянул к нему руку. Пальцы их столкнулись, и светлячок лениво слетел с цветка и убрался восвояси. В этот момент как будто обоих поразил разряд тока: Шоста с шумом втянула воздух и одёрнула запястье; от Моно раздалось неловкое «ой». Они переглянулись и удивлённо уставились друг на друга. В очередной раз у Моно волнующе застучало сердце, стоило ему увидеть в чарующих ведьминских серебристых глазах отражающиеся от светлячков звёзды и яркий свет фонаря. Дыхание трепетно сбилось, эльф был не в силах оторвать взгляда. Впервые в голове вспыхнуло такое запретное, но при этом манящее и страстное желание.