Журавль и цапля

      And then she'd scream in my face, tell me that leave, leave this place       'Сause she's a supergirl, and supergirls just fly       (Reamonn — Supergirl)       Тренировка проходила просто прекрасно, пока на льду не появился тот, кого Лиза считала своей ошибкой. Прямо при заходе на аксель, уже после замаха правой ногой, в её голове явно некстати раздается: «Привет, красотка!». Лиза вздрагивает, тормозит буквально в последний момент, неуклюже утыкаясь ногой в лед, теряет равновесие, валится на левую сторону и не падает только потому, что оказывается резво пойманной Сашей Самариным.       — Ты чего, Лиз? — обеспокоенно интересуется он. — Ногу что ли повредила?       — Да нет… — вздыхает Лиза, — у дружка вон своего поинтересуйся! Смотри, какие глазки жалобные сделал! Везет тебе, Сань, что ты не слышишь. Спасибо, выручил!       Похлопав Сашу по плечу, она отворачивается и, стараясь не смотреть в сторону Димы, пытается сбежать на другую сторону катка. Вообще-то ей хочется хорошенько ему врезать, но для этого надо приблизиться, а тогда он начнет извиняться и не отстанет, пока Лиза его не простит. Однако затея с игнором ожидаемо проваливается, Димка катит ей наперерез, прося прощения сначала мысленно, а потом и вслух.       — Лиза, стой, — хватает он её за плечи, по инерции утягивая в круг, — ну, я идиот, тебя-то увидел, а то, что ты прыгать собралась, не успел заметить. Поторопился! Прости, а?       И смотрит отчаянно, щенячьим взглядом. Ну не подлец разве?       — А если бы я прыгнула? — кричит Лиза, которую накрывает отложенный гнев. — Ты с утра на раздачу мозгов опоздал? Бывает же такое: телепатические способности полному кретину достались!       — Лиз, ну полегче! Сама же понимаешь, я чуть инфаркт не словил, когда увидел, что вытворил! Ну, ударь меня, давай, даже можешь по лицу!       — Какая честь! Будто я не знаю, что меня твой тренер потом порвет на японский флаг! Он же сам не свой, когда Димулечку обижают!       По иронии судьбы за бортиком рядом с ними, незамеченный в пылу ссоры, сверкая глазами, появляется тренер, только вовсе не Димин.       — Вы тут чем вместо тренировок занимаетесь? Нашли время отношения выяснять!       Брови Алексея Николаевича сердито сведены, шутить он не собирается, естественно, достается обоим.       — Вы же не думаете, что я буду утруждать себя согласованием времени тренировок, чтобы вы на льду не пересекались? Дмитрий, еще раз увижу, что ты телепатией злоупотребляешь, поставлю вопрос о штрафных санкциях! Всё, разборки прекратили! Лиза, твоя тренировка закончена, иди отдыхай.       Бледный, расстроенный Дима напоследок касается плеча девушки, шепчет «Прости, ладно?» и отъезжает пожаловаться на жизнь Сашке, а Лиза, съедаемая остатками гнева и одновременно напуганная угрозой тренера, спешно покидает лед.       Конечно, уже во время обеда она его простила, друг всё-таки, а вечером по пути в свою комнату услышала в пустом коридоре, как он окликает её по имени.       — А чего вслух? — ухмыляется Лиза, оборачиваясь. — Даже непривычно.       — Стресс у меня… Боюсь силой мысли вызвать землетрясение.       — Правильно, лучше упражняйся в юморе, хорошо получается. Ты, кстати, почему здесь, а не на льду? Ты же хотел шаги отрабатывать?       Дима меняется в лице и заговорщически улыбается.       — Ага. Я хотел! Но там, — он переходит на шепот, хотя вокруг никого нет, — Женька с Марком целуются!       — Всё-таки? — понимающе кивает Лиза и тут же оживляется. — Ты же сфоткал? Я с Камилой поспорила!       — Обижаешь! Я тоже с Саньком поспорил!       — Покажи!       — Так, давай, я потом перешлю, я вообще-то поговорить пришел. Зайдем к тебе?       Ну, начинается… Пускать Диму в комнату Лизе не хочется. С некоторых пор это чревато последствиями. Но она кивает и открывает дверь.       Димка садится прямо на ковер рядом с кроватью, Лиза — напротив, прислонясь спиной к стене и глядя ему в глаза, в которых видит всё, чего боится: нежность, привязанность и даже страсть.       Дело в том, что у Лизы всё просто. Мужчин она делит на четыре категории.       Первая называется «ни за что и никогда», она самая многочисленная. Там тупо все, кто не вызывает симпатии.       Вторая — «я бы ему подро… ладно, удовлетворила руками». Тут все, с кем переспать не хочется, но… жалко. Вот, например, есть у Лизы сосед с третьего этажа, хороший такой, без вредных привычек, трудяга, мама — «божий одуванчик», но какой-то он жалкий. Несовременный. Однозначно девственник. Похож на мальчика и старичка одновременно, а взрослый мужчина там и мимо не проходил. Лиза иногда встречает его в лифте, парень так по-дурацки улыбается, хотя она точно знает, что никакой он не дурак. Зачем вообще лифтом пользоваться, если на третьем этаже живешь? Понятно зачем, но инициативы от него все равно никакой, а вот если бы была, то у соседа был бы шанс на кое-что. Теоретически.       Третья категория — «я бы с ним переспала». Здесь всё элементарно: высокий, красивый, широкоплечий, умный, с чувством юмора, успешный и бла-бла-бла… Тот, кого хочешь и всё.       Четвертая — «я бы ему отсо… удовлетворила орально». Несуществующие мужчины. Пара звезд кино и один футболист. Если совсем откровенно, они даже не из ныне живущих. Реликтовая категория, в общем.       В какой-то момент в жизни Лизы появилась и пятая категория — «я бы за него вышла». Как туда попал Андрей, Лиза не знает и знать не хочет. Потерянное время, убитые нервы. Сейчас там пусто.       Ну и на сладкое, чертова шестая категория. И это, блять, Дима! Как её угораздило? С Димкой ей хочется всего. И самое ужасное, что очень многое между ними уже было. Почти всё. Один раз — в прошлом сезоне, на соревнованиях. Второй — здесь, на сборах перед олимпийским сезоном. Она так не может! Не должна! Дима — лучший друг. И он на три года её моложе. Он был зеленым юниором, когда сама она уже давно выступала по взрослым. Но Димка вырос, и вырос таким… невозможным. Не идеальным, но горячим, как одно большое сердце. Он не похож на эталонных красавцев, не обладает горой мышц, но когда обнимает, остается только дрожать и таять. Что теперь делать?       — Лиз, — тихо зовет Дима, вглядываясь в ее теряющееся в наступающих сумерках лицо, — давай с тобой встречаться?       Она закрывается руками, не хочет смотреть на него. Но чувствует дыхание у виска — пропустила момент, когда он подвинулся ближе.       — Лиза, — снова говорит он, — я не хочу с тобой дружить. Знаю, ты боишься потерять дружбу, так вот, я со всей ответственностью заявляю, что друзей из нас больше не выйдет.       Так не честно.       — Дружи с Сашкой, Миша еще есть, тоже отличный друг. Но не я.       Она не знает, чему сопротивляется. Можно подумать, что когда-нибудь встретит кого-то лучше. Утопия. Но в том-то и проблема, что если с ним не получится, то дальше, потом никого уже быть не может. После Димы — невозможно. Он выглядит не как последний, нет, как единственный шанс. А что Лиза будет делать, когда Дима уйдет? А он ведь уйдет, как не уйти от девушки, которая старше?       — Я не дружбу боюсь потерять, — еле слышно отзывается она, — а тебя. И себя следом.       — Это как? — недоумевает он.       — Ты не поймешь, ты слишком молодой, — Лиза изо всех старается не зареветь.       — Старушка ты глупая, опять себя накручиваешь? Ну назвал тебя Траньков неувядающей…       — Чего? В первый раз слышу!       Ну, Макс, дождешься!       — Блин, сегодня не мой день… — с досадой тянет Дима, — забудь, забудь, пожалуйста, черт с ним, с Траньковым! Посмотри на меня…       Лиза яростно трясет головой и прячет глаза, он обхватывает ее лицо ладонями, смотрит так болезненно и вместе с тем решительно.       — Я слишком серьезно ко всему отношусь, — оправдывается она, — а тебе это не нужно.       — С чего ты взяла, что не нужно? Мне нужно, нужно, Лиза! Я хочу быть с тобой!       — Нет, Дим, это всё ошибка, мы уже испортили нашу дружбу, но я не хочу привыкнуть к тебе, а потом соскребать себя со стенки. Я должна сохранить себя, хочу спокойствия и предсказуемости!       В Диминых глазах разочарование и непонимание, воздух вокруг словно становится горьким.              — Мне кажется, если я буду тебя уговаривать, — сокрушается он, — то уже этим сделаю несчастной. Не думал, что встречаться со мной — настолько тяжело, будто прямо подвиг. Ладно, я тебя понял. Спокойной ночи.       Дышать с его уходом становится легче, а выжить тяжелее. Видимо, поздно бояться привязанности, всё уже свершилось, и сердце болит, словно от утраты. Легче не будет, всё только запуталось болезненным клубком.       Ну не дура ли ты, Туктамышева?