Ночь раскаяния

Призраки прошлого рано или поздно найдут тебя. Как ты поступишь, когда увидишь их лик...?

Признаки жизни уходили с её лица, под покровом темноты казалось, что из ран вместо крови вытекают густые чернила. Хрупкое фарфоровое тело стремительно заволакивало вязкими бордовыми пятнами. Верить в реальность всего происходящего разум напрочь отказывался, пытаясь упорно запустить защитный механизм. За считанные секунды у спальни собрались все обитатели «Астреи». Не веря своим глазам, они замерли рядом с умирающей девушкой. Каждый из них пребывал в состоянии парализующего шока, что очень быстро сменился волнами ярости и сожаления, создавая чрезмерно давящее напряжение в воздухе. — Выйдите. — холодный тон Микаэля едва ли мог оставаться таким, если бы не его железное самообладание, имеющее свойство проявляться в критические ситуации. Давид в мгновение ока оказался рядом с Рафаилом и еле сдержал себя, чтобы не вцепиться в измазанный кровью воротник рубашки. Прошипел стиснув зубы: — Кто это сделал?! Как это, чёрт возьми, произошло?! Взгляд Рафаила хранил тайну увиденного и вместе с тем бесконечную печаль. — Потом Давид. — голос прозвучал слишком тихо, даже для него. — Потом?! Её жизнь сломалась в одночасье и вина за случившееся лежит на каждом из нас! Микаэль сразу же пресёк его тираду. — Я сказал всем выйти. — голос стал ниже, в нём зазвучали стальные ноты, наперекор которым никто никогда не решался пойти. Давид вылетел из комнаты ураганом, забирая с собой бушующее чувство мести. Рафаил вышел нехотя, ещё раз оглянув умирающее тело. Остальные – беспрекословно. Остались только он и она. — Одри... — голос Микаэля изменился, став мягче и взволнованнее. Лидер команды обязан держать лицо в любой ситуации, но рядом с ней его хладнокровие начинало давать трещины. Дать волю эмоциям – значит упустить время, но не поддаваться им вообще он не мог. Она – его проверка на прочность, что с каждым разом становится только сложнее. Да, остальные имеют право на человеческие проявления души, но он – нет. Само понимание этого факта приносило раздражение от собственного бессилия, потому что полное избавление от эмоций и чувств не являлось возможным возле неё. Мужчина пытался нащупать, услышать слабый пульс, но все попытки растворялись в зловещей тишине комнаты. Микаэль повторно сжал изрезанное тонкое запястье, хмурясь, сжимая губы, как если бы пропустил через себя всю её боль. Если бы он только мог это сделать... *** Сквозь пелену кошмаров пробивался луч, ощутимый, реальный, но бесконечно далёкий, он ускользал от неё, как только она протягивала свои руки ввысь. Одри чувствовала, будто этот луч света имеет очень важное значение, больше, чем просто надежда на возрождение. В отчаянной борьбе со смертью не было никого рядом, этот путь предстояло пройти одной, выцарапывая право на жизнь, хватаясь за спасительную нить яркого свечения, задыхаясь под действием ярких и ужасающих иллюзий, в пучине которых так легко потерять себя. Её неспокойный мир был надломлен и погружён в хаос. Девушка задышала чаще, пока не проснулась окончательно. — Нет, не трогайте меня! Он заговорил так мягко, как только мог. — Одри, ты у себя дома, ты в безопасности. — Пожалуйста! — Одри... Микаэль взял её ладонь так нежно, как будто нет ничего на свете более хрупкого. Через прикосновение он пытался донести то, что выразить словами не получалось. В глазах напротив начали накапливаться слёзы, растворяя навязчивый страх на дне очей. — Мне так больно... Ненавижу! Слёзы девушки сумели найти выход и она задыхаясь от горечи и страха выпустила их хрустальными дорожками. Они не были способны исцелить душу, но очищали болезненные раны. Микаэль прикасался поцелуем к её ладоням, успокаивая, утешая, пусть и ненадолго. Чуть дрожащими пальцами убрал кровавые пряди с её лица. На ней уже не было увечий, но ему казалось, что сейчас любое прикосновение обернётся для Одри невыносимой мукой, поэтому с тяжёлым сердцем отпустил бледную ладонь. Мужчина опустился на колени совсем рядом с постелью, так, чтобы были видны малейшие изменения на девичьем лице. Ещё никогда его не посещали настолько тяжёлые мысли, никогда не поднимали ворох чувств, которому рациональный, холодный ум был вынужден уступать. Физически она жива, но вот сердце продолжает кровоточить, а душа... душа умирает и он ничего не может с этим сделать. Впервые в жизни он испытывает настолько острое чувство вины. Не сберёг. Не предотвратил. Этого достаточно, чтобы проклинать себя и не противиться желанию убить с особой жестокостью тех, кто посмел такое сотворить с ней. — Не приближайтесь ко мне! Хватит! Я больше не могу... Прекратите... Слёзы продолжали течь, смешиваясь с кровью. То было продолжение борьбы со смертью. Один на один. Слова Одри резали его сердце, оставляя саднящие полосы. Если бы ей было легче от этого, Рафаилу не пришлось бы вырывать малую часть воспоминаний, оставляя после них зияющую пустоту. Несмотря на то, что так было нужно поступить, совесть продолжала терзать, напоминая: отныне он будет ненавидеть себя за каждую мысль и воспоминание в которые посмел ворваться. А ещё за эгоистичное и отвратительное желание увидеть в них...себя. — Я хотел бы убедиться в правильности твоего решения, Микаэль, и этим оправдать своё, но сейчас из нас двоих я не уверен ни в ком. Рафаил покинул комнату, оставляя Микаэля наедине со своими демонами. Дыхание Одри выровнялось, а лицо теперь выражало умиротворение со следами печали и боли. Борьба прекратилась, но победителя в ней не было, потому что само сопротивление прервали. Мужчина вглядывался в окно, а именно в молчаливый сад, где как безмолвный свидетель людских пороков стояла величественная богиня Астрея... Мысли уносили его куда-то далеко, но он всегда возвращался лишь к одной: когда-нибудь Астрея снизойдёт на землю, принося с собой Второй Золотой век человечества. А случится это пришествие...очень и очень не скоро. Сквозь пелену размышлений послышался тихий шёпот. — Микаэль... Мужчина распахнул глаза и тут же оказался рядом с кроватью, считывая глазами любые признаки дискомфорта на её лице, поправляя всё, что могло причинить ей неудобство. — Одри, ты в безопасности, я здесь, я рядом и никуда не уйду. — Я чувствую, со мной происходило что-то страшное, Микаэль, но ничего не могу вспомнить... Отчего-то его имя, словно патока, так сладостно ощущалось на языке. Оно казалось Одри особенным и ласковым. Он вновь взял её ладони в свои руки, действуя на девушку почти успокаивающе. Перехватил потерянный взгляд своим, спокойно и уверенно, ради неё. — Я обещаю тебе, ты вспомнишь, но не сейчас, ещё не время. Спи спокойно, я не отойду ни на минуту и не позволю, чтобы с тобой что-то случилось. «Ложь, самое страшное с ней уже произошло и я позволил этому случиться. В этом больше нет ничьей вины кроме моей.» В полубреду девушка сжала его холодную руку и поднесла к щеке, чтобы остудить жар. Микаэль вновь сел перед ней на колени, обхватил её лицо ладонями и принялся нежно-нежно убирать слёзы с ресниц, щёк и губ. — Микаэль, они не оставят меня в покое... — Одри, к тебе никто не посмеет прикоснуться, ты слышишь меня? Девушка кивнула незаметно, но он уловил это движение. Теперь ему суждено видеть всё, что происходит с ней внешне и изнутри, это сводило с ума от беспокойства, но не могло не приносить облегчения. Разве возможно испытывать противоположные друг другу чувства одновременно? Он задавался этим вопросом и не находил ответа, ведь происходящее с ним не поддавалось законам логики. Мужчина осторожно обнял её, а затем начал убаюкивающе гладить длинные пряди волос, спускаясь от корней до вьющихся кончиков, изредка проводя пальцами по лицу. Девушка вновь засыпала в его руках, и тревожный сон отступал, уступая место тихим сновидениям. Микаэль чувствовал какое гипнотическое действие оказывает на неё и был готов сидеть вот так днями и ночами, вести борьбу с её страхами, сомнениями, разгонять ужасы прошлого и настоящего, принимая их травмирующие удары на себя. — Прости меня. Я всё исправлю, Одри, я верну твоё доверие, и если не ко всем остальным, то хотя бы к себе. Следующий вопрос настойчиво ворвался в голову: «а было ли оно вообще?» Он продолжил тихо говорить, не дав этой мысли развиться. — Только подари мне второй шанс и я исцелю тебя ценой собственного спокойствия. «Мы всё начнём сначала.» Больше ничего не приходило в голову, слова застряли в горле, а язык и вовсе перестал слушаться. В их мире остались только невесомые касания и доносящиеся со всего сада шорох листьев и плач дождя – воплощение мелодии разбитого сердца, давно ушедшей в иные, более справедливые миры, Астреи. Мелодии единственного из всех сердец, что осталось странствовать по их земле в поисках оправдания человеческой жестокости.