В математике такое случается...

      Когда за спиной треснул камыш, Маэдрос уже знал, что волноваться нечего.       Мужчина. Смертный. Один.       Угрозы не представляет.       Все это сказал хозяину минуты три назад Пламень, щипавший траву выше по склону. Он и сейчас косил на чужака карим глазом, спускаясь чуть ближе.       Мало ли что.       Маэдрос негромким свистом успокоил коня и пошел к берегу, путаясь ногами в стеблях кувшинок и глубоко оседая в теплый ил.       Собственно, это и рекой назвать было нельзя. Так, ручей, стекавший с холмов Андрама, достаточно полноводный, чтобы о нем вспомнить в разгар летнего зноя, и недостаточно крупный, чтобы попасть на карту. Берега его заросли камышами, дно было илистым, а вода — ржавой и пахла железом.       Впрочем, лето от восхода Солнца и Луны 484-е выдалось на редкость жарким. В любую лужу залезешь.       — Мне отвернуться?       Человек был молод, красив, как эльф, и мрачен, как... Пожалуй, и как эльф тоже. Его меч и лук со стрелами лежали в стороне.       Совсем рядом с одеждой и оружием Маэдроса.       — А у вас купаются в одежде? — Маэдрос собрал намокшие, отяжелевшие от воды волосы, отжал и забросил за спину. Ладонью согнал капли с тела. — Или у тебя какие-то сложности с голыми квенди?       Человек уставился на него дикими глазами, дёрнул сухими, обкусанными в кровь губами и молчал все то время, что Маэдрос надевал рубаху, штаны, пояс с охотничьим ножом...       Заговорил, только когда эльф сел рядом и принялся натягивать сапоги.       — Нет у меня сложностей с голыми квенди. Больше нет. Ты — Нельяфинвэ Руссандол, князь Химринга и Амон Эреб?       Имя он произнес на хорошем квенья, и Маэдрос кивнул:       — Да, я князь Маэдрос. А ты кто, смертный в синдарском плаще и с луком пограничных стражей Дориата?       — Меня зовут Турин, я сын Хурина, князя Дор-Ломина.       Маэдрос оставил в покое сапог — туда попал камешек и пришлось его вытряхивать — и коротко посмотрел на человека.       — Я слышал о подвиге храброго Хурина. Говорят, твой отец погиб с честью.       — Говорят, погиб... — в серых глаза смертного мелькнула внезапная растерянность, будто он сказал то, чего и сам не ожидал. Но мгновенно собрался и посмотрел уже совсем иначе. Заговорил строго и гордо: — Я последний из нашего рода и терять мне нечего. Нет у меня ни дома, ни верных людей за спиной. Но мой меч — у меня. И ненависть моя — у меня. И лучше обращу я ее на того, кто стал причиной всех моих несчастий, чем буду разбрасывать ее, как ядовитые зерна на пашне... Прими меня на службу, князь Маэдрос.       С этими словами Турин потянулся к мешку и вытащил из него что-то круглое. Развернул холстину — и на ярком солнце ударило в глаза золото.       Ибо золотым был дракон на знаменитом Драконьем шлеме, что когда-то подарил владыка гномов Азагхал своему союзнику Маэдросу, князю Химринга. А тот подарил шлем другу своему — Верховному королю нолдор Фингону. А Фингон передал шлем в руки Хурина, князя Дор-Ломинского...       — Возьми, — подал шлем эльфу Турин.       Хрипло, будто тяжело раненый, выдохнул Маэдрос. Дотронулся до стоявшей дыбом чешуи на драконьем загривке. Ответил, закаменев лицом:       — Не возьму.       Он долго смотрел на реку, где кувшинки давно затянули следы его шагов. Потом наконец поднялся на ноги и протянул руку человеку, помогая встать.       — Я принимаю твою службу, Турин, сын Хурина. Я дам тебе хлеб, я дам тебе меч и я укажу тебе цель. А его... — Маэдрос погладил золотого дракона по длинной зазубренной шее. — Шлем оставь себе. Фингон знал, кому его подарить.       Маэдрос обернулся, свистнул коня.       — Ещё одно, князь! Я... Кажется, я проклят, князь Маэдрос.       Маэдрос посмотрел в серые, почти нолдорские, глаза человека. В них плавала та же внезапная растерянность, как и тогда, когда Турин говорил об отце.       — И что с того? — пожал Маэдрос плечами. — Я тоже проклят. Кто его знает, не станут ли два проклятия благословением? Говорят, если умножить минус на минус, получишь плюс. В математике такое случается...