Последнее послание

Даже несмотря на низкое качество пластинки, голос Лилиан достаточно мощный, чтобы заставить любого замереть в благоговейном страхе. Непоколебимый, сильный и красивый. Не мудрено, что жители деревни такому поражены. И оттого также логично, что, стоило Суйке найти еще одну пластинку, жители деревни пришли в неописуемый восторг. В отличие от тех, кто жил из современную эпоху (т.е. Сенку и Гена), они никогда не слышали о такой влиятельной и восхитительной певице, как Лилиан Вайнберг. Не говоря уже о таком мощном голосе, как у нее. Сенку осторожно вставил пластинку и предельно аккуратно ввел иглу между тонкими канавками. Жители деревни нервно заперешептывались, гадая, что же на ней записано. Пластинка начала вращаться, медленно выдавая голос Бьякуи, такой же веселый, каким его помнил Сенку. «Привет, Сенку. Как ты там? Если ты слушаешь это, значит ты выбрался». Начал Бьякуя с другого вступления, похожего на первую запись. «Я знал, что ты сможешь. Пусть другие не говорили об этом прямо, но у всех были сомнения. А я верил, что ты справишься. Ты умный мальчик, Сенку. Если кто и способен выбраться из камня, так это ты». Сенку усмехнулся; старик всегда слишком сильно в него верил. Наверное, потому они с Тайджу так ладили. Оба, независимо от обстоятельств, непоколебимо таили в себе эту веру. «Знаю-знаю, никаких сыно-отцовских драм, но дай своему старику поблажку, лады? Кто знает, сколько лет пройдет до того, как ты это найдешь, если я вообще к тому моменту еще буду жив. Так позволь старику высказать все, что у него на душе, ага?» Жители деревни, толпящиеся вокруг пластинки, вмиг протрезвели, разом почувствовав, что стали свидетелями чего-то очень личного. «Я знаю, ты за себя постоишь. Черт побери, ты даже отправлялся на другой континент, за тысячи миль отсюда, чтобы в одиночку изучать лихорадку Эбола. Сенку… Я очень, очень тобой горжусь. Ни на секунду не сомневайся в этом». Если у Сенку и навернулись слезы на глаза, когда он это услышал, то жители деревни заметить их не осмелились. (Где-то сзади виднелся ошеломленный Ген). «Ты всегда был исключительным ребенком, единственным в своем роде, и я никогда не хотел, чтобы было иначе. Ты хороший ребенок, Сенку. Но не потеряй себя в своей работе». «Я знаю, что ты лучше всех, Сенку; и если ты уйдешь в исследования с головой, вытащить тебя будет сложно. Уж я-то знаю». Сенку слегка усмехнулся, вспоминая, сколько раз Бьякуе приходилось с ним бороться, спорить и искать компромиссы в прошлом, чтобы заставить, наконец, сделать перерыв или лечь спать. А он не отдавал своему старику должное, которого тот заслужил. «Не посвящай всю жизнь тому, чтобы вернуть человечество, ты все еще подросток, Сенку. Веселись, устраивай вечеринки, заводи новых друзей, влюбись в кого-нибудь, ну или нет! Обязательно отдыхай и дай чувствам волю, когда будет нужно. Не забывай про веселье». От ворчливого голоса Бьякуи пробивала ностальгия по тем временам до окаменения, когда всем, что его беспокоило, было успешно прошел новый эксперимент или нет. А не мысли о том, каким будет следующий шаг в возвращении человечества к нормальной жизни, будучи обычным подростком. Сенку даже не помнил, когда в последний раз отдыхал и уделял время себе. Может, стоит послушать старика, хотя бы раз. «Я уже слышу твой подростковый бунт, готовый отмахнуться от моих слов. Но, Сенку, прошу, береги себя. Я волнуюсь о тебе, знаешь же? Всегда волновался. Даже когда ты выходил из своей комнаты, весь перепачканный сажей и с виноватой улыбкой на лице, я думал лишь о твоем благополучии». «Не дави на себя, Сенку. Прежде всего, прежде чем восстанавливать современный мир, поставь себя на первое место. Ты важен, Сенку. И я повторю это снова, сколько бы раз не понадобилось. Ты. Важен. Меня больше нет рядом, чтобы заботиться о тебе, так что убедись, что рядом есть те, кто будут делать это за меня, ладно?» Взгляд затуманился пеленой влаги. До этого всего, до окаменения, он бы возненавидел постоянные придирки Бьякуи, но сейчас он скучал по ним больше, чем когда-либо. «И прежде остального, ты всего лишь подросток. Ни один подросток не должен нести то бремя, которое сейчас лежит на тебе. Поэтому, пожалуйста… Успокойся, и если ты сейчас решил на это забить, считай это моим последним желанием. Кто знает, когда, если вообще когда-нибудь, мы снова увидимся, Сенку». Он сжал кулаки. Сенку знал, что его старик его папа давно мертв, но услышать правду, которую он так долго пытался игнорировать, — было как удар по лицу. «Может, когда-нибудь мы встретимся после этой жизни. Хотя никто из нас не сильно религиозен». «Я всегда буду помнить о тебе, Сенку. Всегда и навеки». Всегда и навеки. «Прощай, Сенку. Я люблю тебя, сынок». И с этими словами голос Бьякуи медленно затих, и игла остановилась. Все взгляды были прикованы к Сенку, стоявшему к толпе спиной: плечи ссутулились, а кулаки сжались так, что стали белыми, как бумага. Сенку судорожно выдохнул, — никто не знал, что сказать. Никто никогда и не видел Сенку таким растерянным; странный опыт. Хром открыл было рот, наверняка чтобы что-то пролепетать… Может, утешить. Но Ген быстро покачал головой, заставляя толпу разойтись. И когда последний из всех вышел из хижины, Сенку остался совсем один. Я люблю тебя, сынок. Сынок. Без свидетелей Сенку позволил чувствам вылезти наружу: дыхание стало тяжелым, неровным и прерывистым. Плечи затряслись, а по лицу, капая на пол, потекли слезы. Сенку заплакал, оставшись совсем один.