Камень

Я очнулся, когда под потолком плясали огненные тени. Голова моя покоилась на шкуре убитого зверя. Здесь никого не было, но чувствовалось недавнее присутствие: разогретый котелок, дым, исходящий от пучка трав, кружащиеся в воздухе бусы и наложенная на рану повязка. – Я жив, – с облегчением сказал я. – Счастливчик. Будь благодарен Богу, – проговорил камень. Я знал наверняка, что он все видел от начала и до конца, в каком бы состоянии я ни находился, и поэтому я спросил его: – Кто же это все-таки был? – Дурак, – пробурчал камень. – Тебя спасла женщина. – И кто она – женщина? Я как будто спрашивал не о чем-то конкретном. Меня не интересовала внешность этой конкретной женщины, ее характер и образ жизни. Я думал о женщине в целом, как о существе, отличном от мужчины. И камень, усмехаясь, ответил: – Я говорил тебе: нужно оторваться от своего ума, научиться смотреть глубже. Так попробуй! Вслед за его высказыванием в палатку вошла женщина. У нее были раскосые глаза, длинные черные волосы и короткие ноги. Она была похожа на кувшин. Ее бедра повторяли очертания глиняных боков. Увидев мои глаза открытыми, она склонилась надо мной. Женщина взяла в свои руки мою голову и прижала ее к своей груди. – Чего она хочет? – спросил я камень. – Слушай! – только и ответил он. И я послушался и услышал биение женского сердца. Стук его был таким спокойным и ровным, что я снова провалился в сон. В то время мне снилось много снов, но ни один из них мне не запомнился. Они были странными, шутовскими и загадочными. Это были сны, порожденные болезнью – и они же парадоксальным образом свидетельствовали о скором выздоровлении. Когда я наконец пришел в себя, стоял полдень. Солнце било в глаза, а женщина по-прежнему была рядом. Она не прогоняла меня. Мы жили в небольшом селении, наша палатка располагалась на краю долины, у реки. Это был уже не тот пустынный край, который я привык лицезреть за время скитаний, но к которому ничуть не привязался. Здесь слышалась людская речь, пересыпанная смехом и песнопениями. От палатки к палатке бегали дети. И женщины, и мужчины ходили на охоту, вернее, для мужчин это было естественным делом, только одинокие женщины промышляли охотой, остальные должны были сохранять тепло домашнего очага. Та, которая приютила меня, жила в одиночестве. С тех пор, как я поправился, время, когда мы оставались наедине друг с другом, полнилось напряжением. Женщина оголяла плечи, играла рассыпавшимися по груди волосами, мягко улыбалась мне. Ее руки танцевали в воздухе. Она словно бы манила меня, но не решалась приблизиться. Она была соблазняющей и ускользающей. – Чего она хочет? – спрашивал я про себя. Как же в то время ворчал камень! – Пойми же наконец: она женщина. Ты мужчина. Неужели в тебе ничего нет, кроме твоего ограниченного ума? Он нескромно подталкивал меня к ней, призывал к близости, которой мы оба, не признаваясь, желали. Женщина молчала. В ее глазах расцветала прекрасная пустынная роза. Она была одинока и хотела любви. Когда мы снова остались одни, над долиной горел осиротевший месяц. Женщина принялась убирать посуду, чашки и блюда, как я подошел к ней, с благодарностью поцеловал ее руки, которыми она излечила меня, и она, отложив все, словно бы годами ждала моего возвращения, с покорностью отдалась мне.