Генри, милый, поешь...

Это был будний день в начале июля. Дома, в небольшой, но уютной комнате семьи Элснер, было плотно закрытое окно, занавешенное плотными шторами. Нэнси ненавидела ранних пташек, которые щебетали по утрам над окном — синестезия давала о себе знать, а их громкое пение отражалось кислотно-желтыми цветами, вызывающие головную боль. Комната, залитая мягким сиянием рассвета, просачивающимся сквозь занавески, казалась убежищем от какофонии снаружи. Открыв глаза, мисс Элснер неторопливо потерла их, затем потянулась и тихо зевнула. Рядом, на кровати, тихо и мирно посапывал мистер Элснер — ее муж и лучший друг детства. Его пижама висела на нем, как мешок из под картошки. Хрупкая, немужественная фигура молодого парня в последнее время становилась все более нездоровой. Синяки появлялись от любого прикосновения, волосы выпадали клочьями, особенно после душа и/или расчесывания, а лицо с каждым днем ​​становилось все тоньше и изможденнее. Его коллеги на работе и жена начали беспокоиться о нем, на что мистер Элснер всегда отвечал слабой, измученной улыбкой: «Вам нравится? Спасибо». Такая перемена не могла не встревожить мисс Элснер. Нэнси, оглядевшись на всякий случай, медленно, но верно потянулась рукой к висящей пижамной рубашке мужа. Ей нужно было кое-что проверить... "Неужели Генри лгал мне...?" — промелькнула у нее в голове мысль. Из-под пижамы торчало ужасное, худое, изможденное тело: ребра торчали, как грабли, впалый живот, все это было словно яркое напоминание о его слабости. Нэнси отпрянула в ужасе. Да, Генри лгал ей. Лгал ей прямо в лицо. "Я не голоден", "Я тороплюсь", "Поесть не успею", "Я ел на работе" — неужели это были просто отговорки? Нет, не ел он на работе. Но если подумать... Да, Генри всегда был худым, но раньше он нормально питался. А теперь что? А теперь некогда шелковистые каштановые волосы начали выпадать, зеленые глаза потускнели, а приятный, высокий голос стал несколько монотонным. Речь его значительно замедлилась, как будто у него даже не было сил говорить... На работе на него поступили жалобы — в последнее время мистер Элснер, как журналист, начал плохо выполнять свою работу. В его статьях все чаще стали появляться грамматические ошибки и даже дезинформация. Он был уставшим, как зомби, неспособным ясно мыслить на работе. Его коллегам приходилось все чаще перепроверять его работы. Сердце Нэнси колотилось, когда она осознавала всю степень состояния своего дорогого мужа. Ее разум лихорадочно бился от беспокойства и потребности выяснить, что на самом деле происходит с ним. Девушка не могла больше стоять в стороне и смотреть, как ее Генри увядает с каждым днем... Она любила его не только как мужа, но и как близкого друга детства. Тот факт, что Генри, по-видимому, не ест весь день, пугал ее еще больше. Оправдания вроде «я ел на работе» больше не действовали. Сердце повторно сжалось, когда она посмотрела на мужа, в ее голове закружилась смесь беспокойства и решимости. Она больше не могла видеть его таким. «Я накормлю его любой ценой!» — наконец решила та. Нэнси больше не будет слушать его оправданий, даже если это означало Заставить его есть. Она не могла позволить ему зачахнуть. Вздохнув, мисс Элснер медленно, чтобы не разбудить Генри, выскользнула из комнаты. Шаги ее маленьких ножек были почти неслышны. Тихо прикрыв за собой дверь, она бросила последний взгляд на своего сладко посапывающего мужа, затем поспешила на кухню. Она хотела приготовить что-нибудь вкусненькое, от чего Генри не смог бы отказаться. Он будет кушать с ней, а не убегать от еды как от проблем. Вспомнив о мясе в холодильнике, в голову пришла хорошая идея... ... Вскоре запах свежих, вкусных, восхитительных котлет распространился, словно вирус, по всей кухне. Насыщенный аромат шипящего мяса смешивался с запахом лука и специй, создавая неотразимый запах, который, казалось, окутывал ее, как теплые объятия. Нэнси старательно готовила еду на сковороде, с той же тщательностью и точностью, с которой она вышивала. Аромат представлял собой смесь поджаренного мяса, карамелизированного лука и тонкого оттенка трав. Желудок Нэнси заурчал, но она осталась стойкой. Эта еда была для Генри, и она не прикоснется к ней, пока Он этого не сделает. Казалось, она почти могла видеть его улыбку, слышать и видеть его чёрно-белый голос, чувствовать комфорт от осознания того, что он накормлен и в безопасности. Ее решимость крепла с каждым мгновением. Наконец она заметила его в дверях, медленно выходящего из их комнаты. Сонненький, неуклюженький, очки слегка съехали набок, волосы дыбом — Нэнси любила его даже таким. Она постояла там мгновение, сбитая с толку, глядя на того, пока он не сказал с ноткой скрытого раздражения в голосе: «Доброе утро...» Нэнси только улыбнулась в ответ на сонное раздражение своего партнера. Снова посмотрев на Генри, а затем на котлеты, она ответила: «Доброе!» Блондинка немного занервничала, увидев улыбку Генри. Она была, вымученной, уставшей. Наверняка он еще не проснулся, дурашка. «Слушай, ты же никуда не торопишься, да?» «Ну... Я что-то рановато сегодня встал. Времени предостаточно! А что, что-то случилось?» «Эээ... Нееет, что ты! Я просто... Очень рада, что мы можем провести еще больше времени вместе!» «Хех, я тоже рад, милая...» ... «Эээ... слушай... Может присядешь?» Генри что-то заподозрил. Что-то неладное было в ее словах. Ему не нравилось, куда клонил этот разговор. Если бы ситуация зависела от него, он бы встал, собрался на работу и ушел на час раньше. Однако парень все равно сел и подозрительно, с некоторой тревогой посмотрел в глаза своей любимой жены. «Ты к чему это?» Нэнси вздохнула и пошла к плите, где уже готовая котлеты. Молча она поставила перед Генри всю сковородку с серьёзным лицом. «Раз уж есть время, значит и успеешь поесть!» На секунду показалось, что ее голос стал командным, чем-то напоминающим голос... матери. Именно этого и боялся Генри — еды и мамы... Сглотнув, то ли от голода, то ли от беспокойства, он опустил взгляд на сковороду, потом беспомощно посмотрел на жену, надеясь, что это какая-то шутка. «Дорогая, я ценю твою заботу, но я не —...» «Я не могу смотреть на то, как ты голодаешь.» — перебила его Нэнси. Стало ясно, что это не шутка. «Генри, милый, поешь...» Вид любой еды, настоящей или нарисованной ребенком, действовал мистеру Элснеру на нервы. Особенно, когда эта еда была для него... Хотелось выбросить источник раздражения в мусорку и больше никогда не видеть ничего съедобного. Ни на улице, ни на работе, ни дома. «Хватит меня кормить!» — подумал он. «Нэнси, я не голоден!» — Генри не выдержал, повысив голос на жену, чего он обычно не делал. Гнев медленно, но верно наполнял его изнутри. Глаза девушки расширились от удивления и боли от его вспышки —  «Генри, пожалуйста..», — взмолилась она дрожащим голосом. — «Я не могу смотреть, как ты так трясешь костями. Я слишком люблю тебя, чтобы позволить тебе продолжать в том же духе..» Честно говоря, «трясти костями» немного обидело Генри, и в то же время прозвучало как комплимент в его извращенном сознании. Но поток гнева было не остановить. И совсем скоро кухня была наполнена не только запахом котлет, но и звуками ссоры мужа и жены. Стены дома были тонкими, и соседи, вероятно, слышали каждое слово. Спор обострялся до тех пор, пока Нэнси в неконтролируемом гневе резко не сунула котлету в рот Генри. «Всего один укус! Для меня!» Только тогда по щекам молодого человека потекли слезы. Сжав руки в кулаки и ударив себя по колену, Генри проглотил котлету, а горькие слезы капали вниз. В конце концов Нэнси выиграла эту битву. Теперь она мирно сидела рядом с мужем, завтракая. А что же Генри? Начав есть, он не мог остановиться — его тело было истощено, требовало еды, топлива, энергии. Люди с расстройством пищевого поведения называли это «компульсивным перееданием», и такие люди обычно ненавидели себя за это. Для них это было слабостью; а для тела это было выживанием и спасением. «Ну вот, молодец! А говорил, что не голоден. Вон как ешь хорошо!» — сказала девушка, ее тон был смесью облегчения и затянувшегося разочарования. Парень, хотя и все еще плакал, продолжал есть. Каждый кусочек казался одновременно предательством и необходимостью. Еда была временным утешением, но стыд и ненависть к себе, которые последовали за этим, были непреодолимы. Он не знал, как уравновесить любовь Нэнси и свое внутреннее смятение. Во время еды он чувствовал странную смесь благодарности и обиды на свою жену. Миссис Элснер пыталась спасти его, но мистер Элснер чувствовал, что тонет... Через некоторое время на кухне повисла тяжелая тишина, нарушаемая только звоном столовых приборов и редким всхлипыванием Генри. Нэнси наблюдала за ним, ее сердце ныло от боли за любимого мужчину. Она знала, что это было только начало долгого, трудного пути, но она была полна решимости стоять рядом с ним, чего бы это ни стоило.... Генри доел последнюю котлету, чувствуя себя одновременно физически сытым и эмоционально опустошенным. Казалось, ситуация разрешилась, но тот все еще тихо, но горько плакал, отворачивая голову, как раненый зверек. Отражение в кружке с водой смотрело на мистера Элснера. Толстый, уродливый, с большими щеками и маленькими глазами в огромных очках — таким он себя видел, несмотря на то, что был полной противоположностью. Его руки дрожали, а челюсти сжимались, обнажая зубы. Его зрачки были расширены от горя. Внезапно Генри опрокинул кружку с водой и пустую сковороду, сердито закричав. Нэнси отпрянула от него, ее глаза расширились от шока и страха. Звук бьющегося стекла и лязга металла наполнили кухню, отражая смятение внутри него. Генри, теперь громко плачущий и неудержимо рыдающий, выбежал из кухни, оставив Нэнси стоять там, ошеломленную и убитую горем. Сердце Нэнси колотилось, когда она смотрела, как он убегает. Она хотела пойти за ним, чтобы утешить его, но она застыла на месте, подавленная силой его боли и гнева. Кухня, которая когда-то была наполнена успокаивающим запахом свежеприготовленных котлет, теперь казалась холодной и пустой. Остатки их еды и разбитая кружка были разбросаны по полу, суровое напоминание о хаосе, который только что развернулся. На мгновение та замерла там, пытаясь собраться с мыслями. Вид его полностью сломанного разбил ее. Она сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Она не могла позволить ему пройти через это в одиночку, независимо от того, насколько это было тяжело для них обоих. Решительная, она вытерла собственные слезы и последовала за мужем. Нэнси нашла его в спальне, свернувшимся на кровати, рыдающим в подушку. Больно было видеть любимого таким уязвимым и испытывающим такую ​​сильную боль. То села рядом с ним, нежно положив руку ему на спину. «Генри», — прошептала она мягким и успокаивающим голосом. «Я здесь. Мы справимся с этим вместе». Генри не ответил сразу, но и не оттолкнул ее. Через несколько мгновений он повернул к ней свое залитое слезами лицо, его глаза были полны отчаяния. Глаза Нэнси снова наполнились слезами, но она улыбнулась сквозь них, ее любовь к нему была непоколебима. «Мы справимся», — твердо сказала она. «По одному шагу за раз. Ты не один, дорогой. Я с тобой на каждом шагу». Генри посмотрел на нее, на его лице смешались страх и благодарность. Впервые он позволил себе поверить, что, возможно, только возможно, он сможет найти выход из этой тьмы с Нэнси рядом с ним.