Базарный день

– "Нет" – значит "нет"! Всё! Больше повторять не буду! Допёк ты меня! – в десятый раз повторил разозлённый Ростов и две его густые русые брови сблизились настолько, что, казалось, почти срослись в одну сплошную бровь. Перед ним стоял мальчик младше него с точно такими же густыми тёмно-русыми нахмуренными бровями и тоже стоял на своём: – Почему!? – оскорблённо воскликнул мальчик, эмоционально сжав руки в кулаки. – Ты не объяснил мне нормально! – То есть тебе ещё и объяснения нужны? – брови первого вопросительно изогнулись на лбу. – Да, Ростов! Да! Объясни такому тупому валенку в роде меня почему именно "нет"! Ростов слегка неприязненно оскалился, прежде чем дать своим словам наиболее верное толкование. – Потому шо так вернее будет, Луханск! Я сам, один смоху съездить на базар. Не нужно за мной хвостом тащиться. Вот ты хочешь со мной поехать, а Юзовку на кого оставишь? На Хоспада Боха? На отца оставить мелкого – это равносильно убиению невинной детской души! Ты подумал об этом? – Нет... Я как-то не подумал... – стушевался Луганск под его тяжёлым взглядом. – Вот-вот. А вас обоих брать с собой на базар я отказываюсь, потому шо один, – Ростов небрежно ткнул указательным пальцем тому в грудь, – на месте не сидит, везде свой нос суёт. Шо второй, – он широким жестом указал тем же пальцем в сторону детской кроватки, в которой сидел, вылупив глазки, крошечный Юзовка, – слов не понимает и в любой момент может уснуть, заплакать, описаться или ещё чего повеселее учудить. Ну уж нет. Не надо мне такого веселья. Я сам моху съездить на базар. – А... А почему я не моху сходить на базар вместо тебя? – Нельзя. Мал ещё. – сухо отрезал Ростов. – Так нечестно, Ростов! Ты в моём возрасте уже сам прекрасно ходил туда! Почему мне нельзя!? Ты мне не доверяешь? – в агонии безысходности затопал ногами Луганск. – Я доверяю тебе всё, кроме базара. Я старший. И точка. А ты все деньхи спустишь на какую-нибудь хлупую мелочёвку. И останемся мы по твоей воле сидеть без провизии. – Не останетесь! – Не-а, не верю. – покачал головой старший. – А вдрух тебе какая помощь понадобится? – с робкой, неуверенной надеждой в голосе спросил Луганск. – Какая ещё помощь? – Ну там... Сумки нести например? – Смеёшься? Мне? Помохать сумки нести твоими худыми ручонками? И за этим насмешливым вопросом рушились все надежды поехать на базар вместе с ним. Луганск разочарованно свесил голову на грудь и стал сверлить голодными глазами досчатый пол хаты. Досада, смешанная с обидой и злостью на старшего брата, запротестовала в крепко сжатых маленьких кулачках. С тех пор, как у них появился младший, Юзовка, Ростов перестал брать его с собой на базар и наказывал сидеть дома с мелким. И Луганск очень злился. На них обоих. Досада и злость подступала к глазам и была готова вот-вот выкатиться из них двумя тяжёлыми горячими слезами. Луганск всегда старался контролировать эмоции, но сейчас это была последняя капля. Сейчас он заплачет. Да, заплачет. И Ростов, ядовито и колко посмеиваясь над ним, скажет, что слёзы для мужчин недопустимы. Сам Ростов то никогда не плачет. Что бы с ним ни случилось, он не допускает слёз. И вот по раскрасневшимся от злости щекам покатились две прозрачные солёные слезы. Луганск, внутренне сжавшись в комок, ждал, когда старший выкинет что-нибудь неприятное для него. Тогда Луганск сможет вдоволь накричаться на старшего. Так сказать, выпустить эмоции. И убежать. – Ты правда так сильно хочешь поехать со мной на базар?.. Луганск, не поверив своим ушам, вскинул голову. Две слезы сорвались с его щёк и упали под ноги, превратившись в тёмные мокрые пятна на деревянном полу. – А? – переспросил он. – Ты правда так сильно хочешь на базар? – терпеливо повторил Ростов. Погодите. А где же эта противная злая усмешка? Где эти колкие слова о том, что слёзы – это бабье дело? Задней мыслью Луганск понимал, что это его последняя возможность, и энергично закивал головой. – Значит ты сейчас очень внимательно слушаешь меня. – вздохнул Ростов, по-хозяйски скрещивая руки на груди. – Если хочешь поехать, то у меня есть ряд условий. Сумка у тебя будет только одна и в ней будет сидеть Юзовка. Ты и только ты будешь присматривать за ним. Если он заплачет, то усмирять его будешь ты. Пеленать его умеешь? – Умею... – Кормить его умеешь? – Умею... – Значит ты и будешь с ним сидеть. Сохласен? – Конечно сохласен! – Ха, ну разумеется. У тебя и так выбора не было. – немного злорадно усмехнулся Ростов с самодовольной миной. – Собирайся. Луганск на радостях был готов напялить на себя белую парадно-выходную рубаху с лычками, но Ростов оборвал порыв его счастья и чуть ли не силком заставил сменить красивую белую рубаху на обычную красную для каждодневных тренировок. – Чего вырядился? Мы не на парад идём! Ещё заляпаешь и не отстираешь. – упрекнул его старший. – Надень нормальную одежду. – Так то ж рваньё! – Ничего не рваньё! Нормальная рубаха. Не нравится – иди на базар холым! Не выкабенивайся давай. Скрипя зубами и кидая косые взгляды на старшего Луганск резко и нервно стянул с себя красивую одежду, заменяя её на более простецкую. На кровати, жуя беззубым ртом большой палец, восседал Юзовка и большими внимательными глазами с любопытством следил за двумя снующими туда-сюда фигурами. Луганск краем глаза заметил, как огромные глаза младшего в упор глядят на него. Что-то внутри у него зашевелилось. Причём почему-то очень неприятное. – Шо хлаза таращишь? – недобро спросил у него Луганск. Юзовка вытащил изо рта обслюнявленный палец и опёрся ручкой о бортик кровати. – Луханск, пока одевай малого. – послышался откуда-то повелевающий голос Ростова. Средний замотал головой и увидел в окне макушку старшего. – Шо хлаза таращишь, Луханск? Ты дал мне слово, шо будешь ответственным за малым! Шоб кохда я пришёл, оба стояли на хотове. – остро сверкнули глаза Ростова и тут же пропали. "Да зачем его одевать... Он же дитё. В мих вся одежда в кашу-малашу превратится." – лениво подумал мальчик, вытаскивая из ящика тумбы детскую рубаху, сшитую соседкой из каких-то обрезков ткани. А Ростов тем временем шёл в конюшню за жеребёнком. Безымянный конь так обрадовался его появлению, что начал ржать и дрыгаться в стойле, чуть не сломав его. При виде обрадованного жеребёнка на сердце у мальчика стало тяжело. Ведь зачем они на базар идут? Чтоб этого жеребёнка и продать. А чтоб не привязываться к нему, Ростов решил не давать ему имени, звал просто Буйным Конём. Но всё равно привязался... – Ну шо ты? Шо ты? – запричитал мальчик. В кармане он припрятал для него кусочек яблока. Жеребёнок с удовольствием проглотил любимое лакомство. – Будем искать тебе хозяина... – вздохнул Ростов. В другом кармане лежали монетки. Мальчик пошарил рукой и извлёк заветные звенящие плоские сбережения. У себя в ладошке он обнаружил 2 рубля. Нормально. Но маловато... Выведя молодого коня из конюшни на волю он обнаружил младших стоящими на крыльце. У Луганска за плечами болтался пустой холщовый мешок. В ладони он держал худую ручку Юзовки, босиком стоящего на досках крыльца. Ростов оценивающе окинул их взглядом. В этот момент большая не по размеру папаха на голове Луганска устала держать равновесие и завалилась на одно ухо. Старший пропустил неосторожный смешок. – Чево скалишься!? – обиделся Луганск его усмешке, неловко поправляя папаху. – Ничего. Я сейчас приду. Подождите пока. – Ещё чего! Ждать его! Мы уже давно собраны! Может мы без тебя поедем? – Если уедете, то дам кое-кому по шее. – спокойно произнёс Ростов угрозу и прошёл в хату. В хате отец с суровым видом курил и читал газету. С появлением старшего даже бровью не повёл, только спросил: – На базар? – На базар. Все вместе. Юзовку с собой берём. – Ты ответственный за них. – Знаю. – Пока коня не продадите можете не возвращаться. – Знаю. Ростов прошёл мимо отца и юркнул в... Нет, не в спаленку. Он как можно тише, на мысочках, пробрался в комнату отца. Пока тот курит в зале и увлечённо читает свежий выпуск газеты вероятность того, что он что-то услышит, практически равна нулю. Мальчик очутился в его комнате и, почти не дыша, приблизился к письменному столу. Под кружевной салфеткой лежало несколько купюр. Скорее всего там забытых. Ростов неоднократно проверял, эти помятые денежные знаки лежат под кружевной салфеткой (и зачем она ему, старому служивому волку?) уже 5 месяцев и ни разу не поменяли своего положения. Отец, как это обычно у него случается, "чтобы не забыть", положил деньги в укромное место и забыл за них. Мальчик точно знал сумму этого тайника и не постеснялся внаглую свистнуть пару бумажек. Ничего, батька не обеднеет от пары недостающих купюр. У него жалование то ого-го! Он пан-атаман, большая шишка. А сыновьям почти ничего не даёт. Затем Ростов также незаметно прошмыгнул в спаленку за мешком с провизией на день. Проходя по залу мимо отца обратно на улицу Ростов незаметно покосился на того. Отец не поменял своей позы за столом. Не услышал. Не заметил. Ну и хорошо. На улице Луганск чему-то поучал Юзовку, но безуспешно. – Луханск, посади его верхом. Пускай привыкает. – скомандовал Ростов. Средний без проблем поднял Юзовку и посадил его в седло. Сам он чуть-чуть замешкался перед тем, как взобраться на коня. – Тебе помочь? – догадался Ростов. – Нет, я сам... – негромко кинул Луганск и взялся за седло. Левая нога оказалась в стремене. Он чуть подпрыгнул, занёс правую ногу над седлом и уже почти переместил вес, но не удержал равновесие и... Нет, не упал. Ростов вовремя подхватил под руки. Каблуки сапог со всего маху врезались в рыхлый слой почвы. – "Я сам! Я сам!" – писклявым голосом злобно передразнил он его. – Да тю на тебя! Сам ты только калекой станешься! Эх ты, хвастливая бошка! Понурый Луганск, успевший изрядно испугаться больше ругани брата, чем неизбежного падения, раскрыл зажмуренные глаза. Старший приподнял его нависшую над землей пятую точку и поставил на дрожащие ноги. – Эх ты, такой охромный кабан, а на коня влезть не можешь. – ещё поругал его Ростов более спокойным тоном и добавил, – Давай ещё раз. Я страхую. Луганск кивнул и уже менее решительно, но технически правильнее всунул сапог в стремя, схватился за седло, занёс другую ногу вверх и... Оказался чётко в седле. Ростов, стоящий на земле, раскинувший руки в стороны, страхуя, облегчённо выдохнул. И средний не свалился на него, и никто из них двоих не покалечился. Красота. Средний мальчик со скрытой завистью и восхищением проследил за тем, как старший, повторив те же самые действия, мягко, филигранно и грациозно опустился в седло у него за спиной. Вроде всё то же самое сделал, но как-то по-другому... – Ростов, а Буйный нас троих выдержит?.. – забеспокоился Луганск. – Вдрух он нас не довезёт?.. – Во-первых, – не троих, а двоих с половиной. – беспечно проговорил тот, – А во-вторых, – слишком молод, шоб уставать. Но даже если и впрямь устанет, то я слезу с него и пойду пешком. – Но до базара вёрст 15... – Больше, вёрст 20. Луганск больше ничего не сказал. Мысленно просил молодого коня довезти их всех до базара, чтобы никому не пришлось идти это марафонное расстояние на своих двоих. Но Буйный Конь оказался крепким. Спустя более часа довёз всех троих до торжища. – Держи Юзовку крепче. – дал Ростов краткое наставление. – Угу... Но Луганск пропустил его слова мимо ушей. Всё его внимание было обращено на множество пестрящих товарами любых необходимостей торговых лавок. Тут было всё и все: бабушки в платочках с полными лукошками яблок и плетёными корзинками с малиной, мужики с расставленными на шатких столиках бочонками мёда и самодельными резными деревянными фигурками людей и животных. Молоденькие хохочущие девицы с полными лотками не самых качественных расписных платков, из которых во все стороны торчали нитки, были больше увлечены обсуждением свежих базарных сплетен, чем завлечением покупателей. Дородные бабы с орущими и плачущими детёнками совсем отвлеклись от продажи своих столовых чашек и ложек, громко успокаивая и ругая своё несмышлёное неугомонное потомство. Мальчишки-подростки резались в карты, иногда выкрикивая названия разложенных на куске ткани вещей. У базара не было границ и каждый день он преобретал абсолютно разные формы. Даже поставленные тыщу лет назад реденькие заборчики совсем не спасали базар от всемогущей бесформенности. – Сажай его в мешок. Эти слова Луганск не проигнорировал. Тут же снял с плеч холщовой мешок, расправил его и посадил в него Юзовку так, чтобы голова и руки были на виду, а тело и ноги в мешке. Тем временем Ростов вылез из седла, взял коня под узды и повёл на место. Они не в первый раз ходят продавать коня. За ними закреплено одно место на базаре. Представляло оно из себя длинную узкую лавку под каким-то безымянным деревом. Около лавки навалена сухая скошенная трава для удобства жеребёнка. Видимо кто-то заранее позаботился об их месте. Но кто?.. – Ростов, смотри, тут до нас кто-то был! – ахнул Луганск. – Кто-то тут прибрался до нас? Кто бы это мох быть? – Я не знаю, Луханск... – нахмурился Ростов, замедляя шаг. – И шо это может значить? – Я не знаю, Луханск. Не задавай хлупых вопросов. С этими словами Ростов привязал коня к ветви дерева и обошёл кругом лавку, внимательно проверяя её на наличие каких-нибудь неожиданных знаков. – Ну как? – Чисто. Проходи. Ещё утро. Работа базара в самом разгаре. Шумно. Ростов с размаху плюхнулся на лавку. – Если хочешь, то можешь тут по базару походить, похулять. Только недалеко и недолхо. – снисходительно проговорил Ростов, предвидя скорую скуку среднего от постоянного сидения на одном месте. – А... А как же Юзовка?.. – несмело подал голос тот. – Так уж и быть. Посижу с ним, пока ты ходишь. Лучезарная улыбка Луганска, казалось, засияла ярче солнца. Старший остался сидеть с мелким, а это значит, что на какое-то время Луганск будет свободен от возложенных на него обязательств. Поэтому мальчик, недолго думая, убежал вглубь базарной суматохи, только пятки и сверкали. Конечно ему было интересно что творится на базаре. Он тут не был порядком 10 лет. За эти годы базарная площать сильно изменилась... Многих знакомых лавочников и торговцев уже не видно. Мальчик тоскливо вздохнул. Он даже попрощаться с ними не успел... Он же не такой человек, каким его зачастую видят окружающие. В отличие от жизней обычных людей его жизнь намного дольше. Он не сразу это понял. Не сразу понял, что он немного "не такой". В глубоком детстве Луганск смотрел и не понимал одну вещь – почему за какие-то 10-15 лет мальчишки, с которыми он был дружен, взрослели и менялись до неузнаваемости, а он нет? Почему все, кого не возьми – дядя Наум Данилыч, его жена тётя Анна Григорьевна, Славка, Лёвка, Катька, Маринка, Светка – словом, все, кого он лично знал, врослели и даже умирали. А он как был мальчуганом, так и остаётся. За те же 10 лет он изменится ровно также, как все люди вокруг него изменятся за 1 год. Также медленно меняются только Ростов, отец и Юзовка. Хотя может, что не только они... Знакомые отца тоже взрослеют и меняются очень-очень медленно. – Ростов, можно задать тебе вопрос?.. – спросил однажды старшего брата Луганск. – Какой ещё вопрос? – недовольно уточнил лежащий на кровати Ростов, закидывая одну ногу на другую. – Важный... Он меня уже очень долхо беспокоит... – несмело объяснил тот. – Ну если важный, то попробуй спросить. Может быть отвечу. – пожал плечами брат. – Почему ты, я, батя, Юзовка и мнохо кто ещё живут дольше, чем все остальные? Почему наши соседи так быстро стареют? Почему их дети так быстро взрослеют? Почему мы не такие? Ростов чуть повернул голову в его сторону, приоткрыл один глаз и как-то пристально посмотрел на меньшого. Луганск сначала хотел было отказаться от своего вопроса, но вовремя понял, что во взгляде старшего нет насмешки, колкости, строгости или угрозы. Пока Луганск пытался понять что за чувство таится в странном взгляде старшего, Ростов успел сформировать мысль: – Это всё потому, шо нам ухотовлена друхая цель. – начал объяснять Ростов. – В отличие от всех людей, мы появились на свет не сами собой, а блаходаря указу его императорского Величества. Мы были основаны ради какой-то определённой цели, которую исполняем всю жизнь. Цели мохут меняться в зависимости от политической обстановки, имеющихся ресурсов и твоих перспектив. Но все они располахают твоим возможностям. Шо ты? Ну да. А как же ? Зачем ещё мы были основаны? Поэтому мы именно что обязаны жить долхо, дольше всех остальных. Так получилось, шо наше существование было важно ему и только по этой причине мы живём. Луганск слушал его, раскрыв рот. Хотелось задать ещё уйму вопросов. Но Ростов не любит глупых вопросов. Нужно выбрать один. Цель жизни? И у него тоже есть своя цель, ради которой он должен жить? Так много вопросов... Как ему реагировать на подобное открытие? Что же это получается... Он был основан ради корыстных целей императора? – Ростов, ещё вопрос. – Валяй. – Мы все живём ради корыстных целей императора? Он откровенно пользуется нами? – Да, правильно мыслишь. Неужели ты думаешь, Луханск, шо это плохо – жить из чьих-то интересов? О, нет... Ха-ха, нет. В конечном счёте наши правители, в отличие от своих детищ, живут не так долхо и кохда-нибудь да и умрут. В том числе и наш император. Шо? Нет. Я ни в коем случае не желаю ему смерти. Я просто желаю себе друхой цели. В голове ещё уйма вопросов. Надо выбрать один наиболее подходящий. – Ростов, ответь, пожалуйста, ещё на один вопрос... – Какой? – Мы были основаны по указу императора. А как же тохда появляются на свет обычные люди? Старший взглянул на того более привычным для них обоих образом, отвёл глаза в потолок, тяжело вздохнул и поудобнее уложил голову на подушку. – Луханск, не задавай мне хлупых вопросов. И на этой фразе их тогдашний разговор был завершён. Сейчас они снова оказались на базаре, в хорошо знакомом месте. Он здесь не был целых 10 лет. И всё из-за малыша Юзовки. Это из-за него так получилось. И не только это. Вообще много что случилось из-за этого Юзовки. Когда у Азова появился третий сын, Луганск перестал быть младшим ребёнком в семье. Отец и так не баловал старших сыновей вниманием, но теперь его стало ещё меньше. Теперь весь их крохотный мир вертелся вокруг одного глазастого карапуза: как и что покушал, почему плачет, хорошо ли спит. А Луганск отошёл на второй план. Ладно отец. Он всегда был очень странным. Но Ростов то! Старший брат! Почему он вдруг направил всё своё внимание в сторону этого глупого ребёнка? Почему Юзовка вдруг стал для него важнее, чем Луганск? Со средним хоть можно поговорить, подумать, пошутить, а с этим что можно делать? Только люльку качать, кормить и пелёнки менять. Каждый раз, когда Луганск смотрел на Юзовку, внутри начинало шевелиться что-то неприятное. Он сильно злился и не хотел, чтобы старший подходил к его люльке всякий раз, когда Юзовка начинал громко, надрываясь, плакать. Дети вообще всегда плачут из-за пустяков. По этой причине, когда Луганск оставался дома один, он никогда не подходил к люльке сразу, когда Юзовка начинал плакать. Он ждал, когда тому надоест реветь, чтобы потом демонстративно закатывать глаза и вздыхать, меняя тому пелёнки. Дома он оставался часто и посему пеленать младшего наловчился не хуже опытной няньки. Заботился Луганск о мелком не из чувства ответственности перед ним, а из страха получить в темечко от отца или старшего брата за неисполнение обязанностей. Странная обида затаилась у него под сердцем. Она не обговорена ни с кем. И потому тяжелее любой другой обиды. – Эй, мальчухан, смотри куда идёшь! – неожиданно гаркнул на него хриплым голосом какой-то дед, от которого несло перегаром за километр. Луганск подпрыгнул на месте и резко изменил траекторию движения. Так сильно задумался, что выпал из реальности... – Извините пожалуйста... – быстро пробормотал Луганск и в тот же миг пропал из поля зрения. Да, может базар и изменился, но суть его осталась прежней. Мальчик поймал себя на мысли, что всё это время ищет одного лавочника. Он приезжает к ним на базар крайне редко, всего на пару дней в самые больше праздники с первоклассными товарами, а потом надолго уезжает. На базаре поговаривают, что этот лавочник не так прост, как кажется. Он угождает с товарами аж императорскому двору и возит туда иностранные ткани, камни и механизмы. Застать его на базаре – огромная удача для любого поситителя площади. И вот мальчик наконец выбрел на лавку, возле которой толкалась и гудела оживлённая толпа. Луганску пришлось с силой распихивать людей локтями, чтобы поближе подобраться к лавке. Со сжатыми зубами стерпев несколько таких же толчков и пинков по себе, мальчик всё-таки смог добраться до лавки... Ну какой-то же это знатный купец? Рыночные байки это всё. Да разве может этот ремесленник в картузе, голубой рубахе и с запачканным фартуком быть приближённым императорского двора? Сказки – не иначе. Все нормальные купцы и торгаши всегда стараются нарядиться поприличнее, чтоб не было стыдно в свет выйти, привлечь покупателя опрятным видом. А этому – по боку! Хотя оно и понятно, ведь слава то о рукастом мастере летит впереди него. И всем всё равно как он выглядит. Хотя стоит признать, что товары у него и впрямь отменные. Луганск смотрел, как умелый лавочник чинил чьи-то сапоги прямо у прилавка. Сразу видно – не местный. Он сильно и болезненно щурился от яркого солнца, руки и шея по его неосторожности стали красными, говорит он забавно, быстро и чётко выговаривает звук "г", что несвойственно для здешних жителей. Вокруг лавочника стелилась парча, шелка, бархат, стояли расписные блюда и самовары, красовалась заграничная швейная машинка, в ларце блестели женские бусы, кольца, серьги, рядом лежали курительные трубки для мужчин и портсигары с папиросами. Словом, в его самобытной чудо-лавке собрался целый мир удивительных и дорогих штуковин для самых искушённых. И тут каким-то чудом мастер краем глаза заметил чью-то тёмно-русую макушку. Он на пару секунд перестал стучать молоточком по подошве сапога и обратил внимание на нового гостя. – Добро пожаловать. Что-то интересует? – приветственным тоном спросил торговец. – Я?.. Нет, я просто смотрю... – неловко пробормотал Луганск, смущённый тем, что тот так учтиво обратился к нему. – Хорошо, смотрите. – кивнул торговец и вернулся к своему основному занятию. Вскоре сапоги были починены. Мастер отдал пару обуви стоящему у лавки мужчине и второй вложил ему в ладонь несколько звенящих монет. Чего уж греха таить, Луганск уже очень давно мечтает получить от этого мастера пару таких же блестящих красных сапог, какие он только что починил. Ясное дело, что сапоги эти стоят как чугунная ванна. Но очень уж хотелось... – Дядя мастер, извините! – громко сказал Луганск, подавив в себе смущение. Торговец с озорной искоркой в глазах снова повернулся к нему. – Дядя мастер? – усмехнулся он. – Меня ещё Карманом России называют. Может слышали? – Нет, простите... – Итак, слушаю вас, юноша. – А скажите пожалуйста, дядя Карман России, сколько стоят такие сапохи? – спросил мальчик, указывая пальцем на пару красных сапог. – 12 рублей. От озвученной цены у Луганска брови полезли на лоб. Знал он, конечно, что цены заоблачные, но не настолько же. – Спасибо... – почти неслышно пролепетал он. – Боюсь, вы пока что такие суммы не потянете. – с лёгкой ноткой юмора в голосе подтвердил торговец и без того очевидный факт. – Вы правы... В тот самый момент, когда стало ясно, что ему ещё долго не видать новых сапог, как собственного носа, откуда ни возьмись знакомым жестом ему на плечо легла ладонь. Луганск резко крутанул головой и обнаружил рядом с собой фигуру старшего брата, который к тому же ещё вёл за собой коня. На его груди висел мешок, из которого наполовину выглядывал Юзовка и с явным любопытством разглядывал лавку, самого лавочника и толпу желающих приобрести у него хоть что-нибудь. – Будьте здоровы, Ваше Превосходительство. – на миг приподняв над головой свою папаху учтиво поздоровался Ростов. – Прошу прощения, шо вас отвлекли. Мы уже уходим. Торговец часто заморгал, всматриваясь в лицо подошедшего мальчика. – Всё пустяки, молодой человек. – отмахнулся он. – Юноша справлялся о цене новых сапог. – Да, у него есть такая страсть к новым сапохам. – подтвердил Ростов, чем вогнал в краску ещё больше смутившегося брата. Торговец окончательно потерял интерес к зовущим его на все лады женщинам и мужикам. – Молодой человек, не сочтите за дерзость, но мне кажется, что я вас уже где-то видел. Как ваше имя? Не подскажите ли? – Ну так конечно, Ваше Превосходительство! – добродушно развёл руки в стороны Ростов. – Зовут меня Ростов-на-Дону, я старший сын Войскового атамана Азова. Видеть вы мохли меня на строевых учениях. – тут он ещё раз ободряюще хлопнул по плечу среднего. – Это – один мой меньшой, Луханск. Хороший парень, толковый. А это, – Ростов легонько нажал пальцем на макушку младшего, – второй мой меньшой, Юзовка. – Славное дело. Будем знакомы, казачки. – усмехнулся торговец и протянул ему руку. Ростов, преисполненный гордости, крепко её пожал. Торговец также посчитал нужным протянуть руку и среднему брату. – Будем знакомы. – кивнул Луганск. Лавочник вернулся за прилавок, пошарился в потайных закромах и вернулся к ним. – Юноша, вы замахнулись на большой товар. Он вам пока не по зубам. По зубам вам пока только вот это. Берите за даром, на память. Возвращайтесь-ка лет через 30, и тогда я продам вам ваши сапоги. Торговец протянул Луганску что-то картонное. Мальчик растерянно взглянул украдкой на старшего. Тот одобрительно кивнул, мол, бери. – Спасибо... Старший ещё пару минут о чём-то говорил с торговцем. О чём именно Луганск не знал, не слушал. Он вертел в руках небольшую цветную картинку ценой не больше 15 копеек. На ней была изображена коричневая средневековая каменная стена на зелёном холме. – Чрезвычайно блаходарю вас, ваше Превосходительство, хран мерси! Даст Бох – свидимся. – учтиво приподнял Ростов папаху над головой ещё раз и увёл среднего подальше от толпы. – Répète. (фр. Приходите ещё.) Выведя всех на более свободный участок площади Ростов вздохнул и с некоторым упрёком изрёк: – Я же просил не уходить далеко и не надолхо. – А я долхо ходил? – Так долхо, шо мне пришлось сниматься с места и идти тебя искать. – Извини... – тихо извинился Луганск, глядя под ноги. – Эх ты, хвастливая бошка, лучше бы вместо сапох присмотрел себе часы на цепочке! Они тебе полезнее бы пришлись! – Извини... – ещё тише и стыдливее повторил мальчик, втягивая голову в плечи. – Ладно, проехали уже. Я хочу сказать тебе кое-шо. – А? Ты о чём? – Можешь хордиться, тебе пожал руку сам Нижний Новхород. – как бы между прочим оповестил его Ростов. – Кто? – не понял тот. – Нижний Новхород – важная шишка. Он хоть и не особо одарён милостью хосударя-императора, но зато он однажды своим мастерством привлёк к себе его внимание и с тех пор уже мнохо лет продаёт ему одни из лучших товаров. Про Макарьевскую ярмарку слышал? Вот как раз блаходаря этому торжищу он поднялся и стал действительным тайным советником при дворе. Его ещё называют Карманом России. А на картинке, шо он тебе дал, изображён его Нижехородский Кремль. – Выходит, шо базарные байки – это не байки вовсе!? – в изумлении вытаращил глаза Луганск. – Это чистая правда. Инохда слухи не врут. – кивнул ему Ростов. – Он хоть кохда-то и был чином не выше титулярного советника, но сейчас дела обстоят совсем иначе. – Это поэтому ты сказал ему "Ваше Превосходительство"? – Да. Сохласно табелю о ранхах его положено называть так. Луганск почувствовал, как кровь с бешеной скоростью приливает к лицу. Вспомнил таки, как меньше получаса назад обратился к нему "Дядя Карман России". – А... А нас тохда как положено называть? – встрепенулся он, отгоняя стыдные мысли. – Я только недавно дорос до того, шо бы меня называли "Ваше Блахородие". – усмехнулся старший. – А... А я? Меня тоже уже можно так называть? – с робкой надеждой спросил Луганск. – Нос не дорос. – усмехнулся Ростов и не сильно ущипнул того за нос. – И вообще, не задавай мне хлупых вопросов. Луганск с остервенением и скрытой злостью потёр ладошкой травмированный нос. – И вообще, следить за Юзовкой – твоя задача. Ростов остановился, снял с плеч мешок, в котором сидел их младший, и повесил на плечи Луганска. Тот непроизвольно согнул ноги в коленях от вновь возложенной на него ноши. – Пошли, нам нужно коня продать до того, как базар закроется. До места они добрались уже молча. Ростов вновь привязал коня к ветке дерева и с размаху плюхнулся на лавку. Луганск вытащил из мешка Юзовку и посадил его на траву рядом с лавкой. Младшенький запрокинул голову назад и вопросительно взглянул на среднего. – Чево тебе, Юзовка... – неприязненно скривил лицо Луганск, глядя на его бестолковую детскую улыбку. Но Юзовка на этот вопрос лишь заливисто рассмеялся. Его звонкий смех привлёк внимание какой-то явно состоятельной крестьянки в длинном красном сарафане и с такими же красными бусами на шее. Непроницаемый женский взгляд метнулся в сторону смеющегося мальчонки и она остановилась. Обычно маленькие дети на базаре плачут, а этот смеётся. На губах крестьянки вдруг появилась ухмылка. Этот момент не ускользнул от внимательных глаз Ростова и он пошёл в открытую: – Мадмуазель, вам конь не нужен? Крестьянка недоумённо и с подозрением перевела на него взгляд. – Чаво? – переспросила она. – Конь в хозяйстве не нужен? Женщина, поняв о чём идёт речь, оценивающе взглянула на молодого коня-дончака. – Хиленький какой-та. – Зря вы так! – обиделся Ростов. – Он ещё молод. Потенциал у него большой. – А почём? – Сто рублей! – У-у-у! Как дорого! – Порода такая дорохая! – Не надо нам таких! – возмущённо выдала крестьянка и с высоко поднятой головой ушла от них прочь. Луганск проводил её взглядом и тут же прошипел: – Корона ей на башку не давит? Да и ты тоже молодец, Ростов. Зачем бабе коня продавать? Всё равно ничерта не поймёт, не её стезя. – Постой, спокойно, – расслабленно протянул тот и отмахнулся, – она нам сыхрает на руку. – Чево... – Я её не в первый раз вижу. Доводилось торховаться с ней. Никохда ни у кого ничего не покупает, уходит с высоко задранной холовой эта кулачка, прям как сейчас. Я тебе кричу, к обеду уже весь базар будет знать, шо какие-то нахальные мальчишки тут какохо-то тощего жеребёнка толкают за великие деньхи. Неслыханная дерзость! Сохласись? И местная достопримечательность. А к полднику тут каждый второй будет подходить и спрашивать про коня у нас, нахальных мальчишек, а там уж и мы торховаться начнём. Так шо пускай носит свою корону, она нам поможет. Если не умеешь торховаться, то на базаре тебе делать нечего. Смотри и учись. Время приближалось к обеду. Шум базара несколько поутих. Ростов какое-то время ещё старательно выглядывал в проходящих мимо людях кого-нибудь примерного, но за неимением таковых скинул с ног сапоги и разлёгся на лавочке, подложив под голову руки и надвинув на глаза папаху, одна нога привычно закинулась на другую. – Ты это чево... – не понял его поведение Луганск. – Чево-чево... Обед сейчас. Расслабься. Всё равно никому сейчас нет дела до торховли. Все едят да дремлют. Юзовка тем временем устало захныкал и по-детски заканючил. Луганск быстро сполз с лавки на траву и стал его усердно нянчить, но тот никак не хотел успокаиваться и всё равно плакал. – Покорми его, не мучай ребёнка своими тисканьями. – лениво пробормотал Ростов, выглядывая одним глазом из-под папахи. – Твоя обязанность между прочим, мы ховорили. – Да знаю я, знаю! – озлобленно зашипел на него средний. – Так делай. А то он щас заплачет на весь базар. Этого нам только не хватает. Луганск с сильно выраженным недовольством развязал один из холщовых мешков и пропал в нём с головой, ища стеклянную баночку с заготовленной для младшего едой и маленькую ложку. Вскоре и первое и второе было найдено и поставлено на край лавочки. Увидев знакомые предметы Юзовка на минуту перестал хныкать и прилип взглядом к прозрачной баночке. – Ща, обожди, Юзовка. Щас я всё тебе сделаю... – бормотал Луганск. Луганск открутил крышку от баночки и опустил в неё ложку. – Юзовка, скажи "кушать"! – вдруг потребовал средний приказным тоном. – Ку-а! – ответил карапуз. – Кушать. – Ку-ай! – Кушать! Юзовка наморщил лоб и плаксиво хныкнул. Луганск хотел было ещё возмутиться его непослушанию, но тут ему по затылку прилетел такой пинок босой ступнёй, что папаха слетела с головы и приземлилась на Юзовку. – Ай! Ну Ростов! Ты шо творишь!? – Не мучай ребёнка. Корми давай. – Я его учу ховорить! Ты же этим не хочешь заниматься! – упрекнул его средний в бездействии. – Дитя есть хочет, а ты его учить собрался! Дурья бошка, тебе одного пинка мало!? – обозлился старший. – И как, скажи мне на милость, мне тебя в следующий раз сюда брать? Луганск молча зачерпнул ложкой из банки протёртое через тёрку яблоко, смешанное с щепоткой сахара, и отправил её во всепоглощающий рот младшего брата. Тот мгновенно поймал её и через секунду от пюре не осталось и следа. Средний опустил ложку в стеклянную баночку ещё раз и снова скормил пюре младшему. Юзовка лопал долгожданное лакомство с огромным удовольствием, а Луганск наблюдал за ним с какой-то непонятной и завистливой тоской. – Ростов. – Ну чего ещё? – У меня есть вопрос. Можно спросить? – Ну попробуй, спроси. – Ростов, шо ты почувствовал, кохда стал старшим братом в нашей семье?.. Едва озвучив свой непростой вопрос, Луганск прикусил язык. Если сейчас Ростов назовёт его вопрос глупым, то, возможно, ответа он никогда не получит. А ведь хороший ответ на этот вопрос помог бы решить много его внутренних проблем. – Хах, а вот это славный вопрос, Луханск, хвалю. – неожиданно усмехнулся старший без тени недовольства. Не поверив своим ушам средний повернулся к нему и стал с подозрением сверлить его взглядом. Ростов поднял папаху с глаз на голову и с несвойственной для себя мечтательностью посмотрел вверх. Стройное дерево раскинуло свои ветви над лавочкой, чем закрыло детей от солнца. Редкие юркие лучи просачивались сквозь зелень листвы и падали на их лица, иногда попадая в глаза. Старший слегка сощурился от яркого света, но, немного погодя, привык. – Знаешь, я плохо помню себя в раннем детстве. Отец мною занимался мало, только если орал, кохда я плакал. Но от его ора я лишь плакал сильнее. Помню, как он меня на коня посадил. Помню, как в хату приходили соседские тётки, шо бы посидеть со мной, пока отец был в отъезде. Даже помню, как некоторые из них сетовали и сокрушались, шо не доживут до того момента, как я вырасту в полноценного мужчину и не увидят меня взрослым... В общем было мне невесело и одиноко. А потом случилось чудо – появился ты. Ростов ненадолго смолк. Наверное подбирал нужные слова, чтобы описать очень личные для него события. А тем временем Луганск почувствовал, как кровь приливает к его лицу и странные ощущения непривычно ворочаются в груди. Он – "чудо"? Обычно его незаслуженно называют хвастливой бошкой. Пытаясь избавиться от непрошенного волнения он закрыл баночку с остатками яблочного пюре крышкой и запихал в самую глубину холщового мешка. – Кохда тебя принесли домой, то я своими скудными мозхами тогда понял, шо теперь я не буду один. Ты, как и я в младенчестве, мнохо плакал. Особенно кохда отец хромко орал. Но зато я вдрух осмелел. – П-почему?.. – еле слышно уточнил Луганск. – А пёс его знает. Перестал трусить – и всё. Наверное снизошло осознание, шо я старший и не должен давать тебя в обиду. И с тех пор я начал перечить отцу и показывать характер. – Лучше бы уж не показывал, а засунул бы подальше. – понуро сделал ему замечание средний. – На тебя смотреть после порки без слёз невозможно. – А ты не смотри, раз нежный такой. – оборвал его Ростов. – Отмечу, шо я был намнохо младше тебя, кохда ты стал старшим братом для Юзовки. То есть ни кормить, ни пеленать я тебя без посторонней помощи не мох. Поэтому в нашей хате опять появились тётки и бабки. Они рухали меня, шо я непутёвый брат, шо, мол, ничего тебе сделать не в состоянии. Но тем не менее я всему у них научился. Поэтому кохда у нас появился Юзовка, то уже не тётки и бабки учили тебя ухаживать за ним, а я. В его голосе проскользнула нотка гордости за себя. Луганск медленно перевёл взгляд на младшего. Тот давно провалился в безмятежный детский сон и мирно спал у него на коленях. Непривычное чувство в груди никак не проходило. Оно, кажется даже, почему-то усилилось. – А почему ты спросил? Никохда ведь не интересовался. Неудобный вопрос. – Я не знаю... – Ну и не знай дальше. Ростов опять надвинул папаху на глаза и сделал вид, что дремлет. Опять повисла тишина. – Я хотел узнать шо надо на самом деле чувствовать, кохда становишься старшим... – тихо пробормотал Луганск, уже не ожидая услышать обратную связь. – А ты шо почувствовал? – вдруг отозвался Ростов. – Шо то плохое? – Да нет. Или да... Я так и не понял. Просто вы все так о нём печётесь... Как будто кроме него никого нет. Как будто он самый важный... – Ага, ревнуешь? – догадался Ростов. – Нет! – отчаянно замотал головой Луганск, доказывая обратное. – А вот ревнуешь. Только вот зачем тебе оно надо? Вроде как не бедствуешь, тоже одет, обут и накормлен. – Да не в этом дело. – А в чём же? Луганск смолк, передумав выдавать голую правду. Но Ростов заинтересовался в его переживаниях. Босая стопа дотронулась до его плеча. – Эй, Луханск, язык шо ли прохлотил? Я тебя вообще-то спрашиваю. Но Луганску потребовалось ещё несколько минут, чтобы окончательно собраться с тревожными мыслями и рассказать их. – Кохда у нас появился Юзовка, я перестал быть важным. Моё место дома теперь малозначимо. Я не младший и моё состояние никого не волнует, обо мне не волнуются. Я не старший и я не хожу так часто на тренировки, на меня не возлахают надежд. Я просто средний. Ни то, ни сё. Ни рыба, ни мясо. Запасной во всех смыслах. Ничего серьёзного я из себя не представляю... Да и места для себя я не вижу. Ничего толком не умею. А если и умею, то обязательно найдётся человек, который умеет это делать в сто раз лучше меня. На строевые смотрения и на важные сборища меня берут только потому, шо батька наш – войсковой атаман, а не потому, шо я шо то из себя полезное представляю. Луганск не смотрел на старшего. Он смотрел куда-то вперёд себя. Но если бы он захотел обернуться, то увидел круглые обескураженные глаза, в которых собралось столько непомерного ужаса, что и не описать. "Как так!? Почему Луханск вдрух стал такого мнения о себе? В какой момент это произошло? И как я, старший, мох такое допустить!?" Ростов как будто на минуту перестал дышать. Но средний расценил его минутное молчание, как согласие со всем, что он только что сказал вслух. Горячая, обжигающая обида огромной нарастающей волной начала собираться в лёгких, застучала в сердце вместе с бурлящей кровью и подступила к разгорччённому лицу. Хоть мальчик очень много раз давал себе клятву, что никогда не будет плакать, он ровно столько же раз эту клятву нарушал. В момент, когда непрошенная горькая ядовитая злость на самого себя и на Юзовку практически достигла предела и готова была обратиться солёными слезами, катящимися по щекам, на плечо неожиданно тяжело упала сильная ладонь. Луганск вздрогнул от неожиданности и рефлекторно метнул взгляд полных влаги глаз на возникшую из ниоткуда руку на плече. Голова его понимала, что это просто рука старшего брата, но вот сам он не хотел этого понимать. Слишком уж взрослой ему показалась в тот момент обыкновенная мальчишечья ладонь. Хотя Луганск и понимал, что Ростов старше него не так уж значительно. Мальчик не хотел поднимать голову, чтобы не видеть его перед собой. Никогда не угадаешь что у него на уме и как старший отреагирует на прозвучавшие слова. Ростов жёстко и грозно потребовал: – Луханск, посмотри на меня! Сейчас же! Луганск до боли закусил нижнюю губу, из последних сил сдерживая накатившее напряжение. Ростов сильнее вцепился пальцами в его плечо. – Луханск, ну посмотри ты на меня! Жалко так шо ли? – почти взмолился старший несвойственным для себя тоном. Мальчик испугался этой странной интонации и решился поднять голову. Взгляду старшего открылись полные слёз детские глаза и это зрелище его ещё больше выводило из равновесия. – Скажи, малой, ты правда о себе так думаешь? – с плохо скрытой тревогой спросил у него Ростов. – Шо тут думать? Это же правда... – тихо промямлил тот. – Бляха-муха, кривда! – опасно процедил сквозь зубы Ростов. – Почему ты принимаешь эти свои тупые суждения за правду!? – Я это вижу и чувствую. Хоть я и дурачок, но своё место осознать моху... – судорожно вздохнул Луганск. – Наверное поэтому я завидую Юзовке... У него то место поважнее моего. – Эх, ты!.. Ты! – со всей злобой сжал зубы Ростов. – Не просто дурачок, ты придурок, каких ещё поискать надо! Но ты МОЙ придурок! Мой младший придурок! А мой младший придурок – это не придурок вовсе, а самый умелый и умный пацан на свете! Твоё место дома – такое же, как у меня и у Юзовки. Не выдумывай себе лишние проблемы. Ты мой младший и его старший, ты – два в одном! Если вдрух меня не станет, то ты займёшь моё место. Скажи мне, шо тебя постоянно тянет? Откуда взял такие страшные мысли в свою холову? Почему молчишь? – Я очень слабый и трусливый... Я постоянно плачу. Хочу быть сильнее, но силы воли не хватает. – еле слышно пискнул средний. – Пф! Слабый он. Выдумал ещё! Да, то, шо я сильнее тебя – это факт. – хватка старшего на плече ощутимо ослабла и стала более приятной. – Но и ты далеко не слабак. Ничего. Я, наверное, таким же бы вырос, если бы ты не появился. Так шо это значит, шо у тебя есть тот, для кого ты должен быть сильным и смелым. Я думаю, шо это так. Ты обязательно станешь ещё сильнее и смелее. Ховоришь, плачешь мнохо? Ну и шо? Мне плакать вообще запрещено, поэтому ты плачешь не только свою, но и мою долю. Извини, малой, тебе досталось в два раза больше. Ты, конечно, тот ещё дурак. Да, дурак дураком. Но зато ты – мой дурак! Но кроме меня тебя так никто не будет звать, потому шо для всех остальных ты – самый умный и умелый! Понял? Я спрашиваю тебя, понял, Луханск? – Я п-понял... Ростов, я понял... – Ну вот и славно! Скажи же, Луханск, было бы куда скучнее, если бы у нас не было Юзовки? А? С ним как-то поинтереснее жить. – Да? Ты так считаешь? – Да, считаю. Вы оба очень важные. Каждый по-своему. Юзовка прелестен сам по себе, пока мал. А с тобой можно поховорить, чему я очень рад. Мальчик почувствовал, как от ладони на его плече по телу растекается приятное успокаивающее тепло. – Я тоже очень рад, Ростов, шо именно ты мой старший брат... Я не знаю, как бы жил, если бы моим братом был кто-то друхой. – чуть улыбнулся Луганск, поддаваясь этому теплу. Под влиянием этого тепла мальчик приподнял свою руку и ласково погладил по голове спящего Юзовку. Ростов, пронаблюдавший за этой умиротворяющей картиной, улёгся обратно на лавку. Несколько минут было тихо, пока Луганск снова не подал голос: – Ростов, ты не хочешь есть? – Эх, точно... Малого накормили, а сами не поели. – измученно промычал старший, лениво поднимаясь на локтях. В подтверждение его словам у Луганска громко заурчало в животе. Ростов самодовольно усмехнулся. – Если хочешь, то в мешке рядом с тобой лежит краюшка чёрного хлеба. – осведомил его старший. – Шо то душа у меня не лежит к этой краюшке... – Мда, знаешь, у меня тоже. – неохотно признался Ростов. – Давай ты пару минут тут один посидишь тише воды, ниже травы, а в нахраду я принесу чего-нибудь вкусного пожевать? – Вкусного? – воодушевлённо переспросил Луганск. – Ну дык мы же на базаре! Тут такое продаётся, шо в жизни можно увидеть и попробовать только один раз! Жди. После этих слов Ростов спрыгнул с лавочки и побрёл в неизвестном направлении. Луганск вновь остался без присмотра. Только он, маленький Юзовка и безымянный конь находились под деревом. Ровно минуту он был спокоен. Даже рад, что наконец-то остался без присмотра, то есть в полной свободе. Но всего лишь на одну минуту, потому что спустя эту минуту к нему пришло осознание – на этом большом и шумном базаре он действительно остался один с маленьким ребёнком на руках. Нежданная тревога зашевелилась возле сердца и мешала дышать. Всё-таки когда Ростов где-то поблизости, то он чувствует себя намного спокойнее. Видимо его тревога каким-то неведомым образом передалась по воздуху Юзовке. Он начал ворочаться у него на коленях и хныкать, в полудрёме потирая кулачком глаза. Луганск успокаивающе погладил его по волосам. Маленький перестал показывать нервозность и затих. "Надо же... Получилось? Ты так просто перестал у меня хныкать?" – удивился про себя мальчик. У него редко когда получалось успокоить младшего от порой резко накатывающих всхлипов. Может быть потому, что он крайне редко выступал в роли старшего для него?.. Базарная суета понемногу вновь набирала обороты: посетители базара и местные торговцы один за другим просыпались после ежедневного обеденного перерыва и с новыми силами вливались в жизнь. Луганск украдкой из-под шапки выглядывал в толпе одинаковых людей одно знакомое лицо, тайно боясь столкнуться взглядом с каким-нибудь потенциальным покупателем. В голове проскочила досадливая мысль о том, что зря он кичился перед старшим сегодня утром, что он, якобы, сможет в одиночку отправиться на базар и продать коня. Ростов пока не учил его искусству торговли. Не считал нужным этого делать. А было бы здорово, если бы научил. Старший заслуженно называл торговлю и умение торговаться одной из своих самых сильных сторон. Тут в толпе замелькала мальчишечья фигурка, и вот перед Луганском вновь возникло довольное лицо Ростова, с аппетитом уплетающего за обе щеки большой изрисованный пряник с яблочным повидлом. – Ну шо вы тут? Мирно живёте? – Мирно. А ты шо-нибудь принёс? – А то! Держи. Старший вытащил из-за спины ещё один увесистый печатный пряник с нарисованными сахаром вензелями. При виде редкого лакомства Луганск в предвкушении проглотил слюнку и не сдержал скромной улыбки. – Это мне? – Ну а кому же ещё? Если не хочешь, то я съем. – повёл плечом тот. – Спасибо охромное, Ростов. Я лет 10 не ел тульских пряников. Средний забрал протянутый пряник и сделал первый укус. Сладость этого неожиданного подарка вызвала широкую безмятежную улыбку. – М-м-м! – протянул Луганск. – Вкуснотища! Сколько стоит? – Один пряник ценой в 12 копеек. – Мноховато... – Не, нормально. Мне хватило. В руке Ростова появились сушки и он одну за одной стал уплетать ещё и их. В один момент он положил оставшиеся сушки в карман штанов, а из другого извлёк звенящие мелодичным металлическим лязгом монетки, пересчитывая сдачу. – А сушки по чём? – Сушки? Не знаю. – Как это? – остолбенел Луганск. – Обыкновенно. – невозмутимо ответил Ростов. – Но ты же их купил. – Купил? А с чего ты взял, шо я их покупал? – с ядовитой усмешкой язвительно спросил старший. Луганск вдруг перестал двигать челюстью. Выражение его лица резко стало очень серьёзным. – То есть? – глухо спросил он осевшим голосом, сурово сдвигая густые брови к переносице. – Ох, ну шо ты такой непонятливый!? – нервно оскалился Ростов. – Я их стащил с прилавка! Доволен? Выпытал? – Ты их украл... – обмякшими губами пробормотал шокированный Луганск, тараща свои и без того большие глаза. – Не пойман – не вор. – спокойно выдал заученную установку старший, не моргнув и глазом. Луганск с подозрением и скрытым отвращением по-новому уставился на остаток пряника в руке, который оказался уж очень вкусным, но скорее всего тоже краденым вместе с сушками. Он строго покосился на брата, который, как ни в чём не бывало, пересчитывал позвякивающие рубли и копейки, и словно демонстративно не замечал на себе острого взгляда среднего. – Не кисни, боец. Пряники то я и впрямь купил на свои шиши. Сушки я тебе и так не предлахаю, не вороти нос. Знаю же, шо ты не будешь есть краденое. Сушки я стащил кохда булочник отвернулся на пару секунд. Ну я и взял сразу дюжину. – негромко объяснился Ростов. – А шо? За товаром не следит должным образом. Да шо он там, этот булочник, каждую сушку на учёте шо ли держит? Не поверю! Это всё мелочи жизни. Стоят они меньше копейки одна штука. – Дело не в том, шо это мелочи, Ростов... – поджав губы проронил Луганск. – Да? А в чём же? Почему ты такой хмурной вдрух сделался? – искренне не понял старший. – То, шо это мелочи, не отменяет того факта, шо ты постоянно шо-то тащишь на базаре. Тебя ведь уже ловили на этом! И не раз! Помнишь, как однажды слух о твоих похождениях долетел до батьки? Он тохда словно озверел и так нещадно тебя сёк в тот раз кнутом и нахайкой, шо я уж думал, шо он дух из тебя выбьет и не заметит!.. – Да ну, будет тебе. Не преувеличивай. – безразлично пожал плечами Ростов. – Нет уж, Ростов! Я преувеличу! Он не знает меры! Он однажды убьёт тебя! – возбуждённо замахал руками Луганск. – Не убьёт. В первый раз шо ли? Сил у него не хватит меня убить. И вообще, шо ты взъелся, хвастливая бошка? А? Сиди и ешь молча. Дай Юзовке пряник попробовать. Он слаще тёртой морковки ничего в жизни не ел. Луганск после его замечания замолчал в тряпочку. Юзовка у него на коленях внимательно разглядывал уменьшающийся кусок пряника. Среднему ничего не оставалось, как отломить маленький кусочек и дать ему попробовать. Юзовка обслюнявил его пальцы, но кусочек распробовал. – Нравится? – спросил у него Луганск. – А! – Надо отвечать "да" или "нет". Тут к лавочке приблизился неизвестный молодой человек с усами и в чёрном жилете поверх красной рубахи. – Мужики, это вы тут конями торгуете? – осведомился он. – Мужики в лаптях, а казаки в лампасах. – криво ухмыльнулся Ростов, поправляя его. – Да, мы. Вот наш конь. Не смотрите на него так презренно. Он породистый, донской. – Сколько? – Сто двадцать. Молодой человек изменился в лице и окинул молодого скакуна ещё более презрительным взглядом. – Конь в яблоках. – плюнул он и ушёл в противоположном направлении. – Ростов! – изумлённо прикрикнул на него Луганск. – Ты зачем это сделал? – Сделал шо? – Не прикидывайся! Зачем ты поднял цену аж на целых двадцать рублей? – Штоб поторховаться. – И всё!? – И всё. – Ты упустил покупателя! – Нет, я ничего не упустил. – Идиот. – Чево!? – Ничего... Ростов всё также расслаблено сидел на лавочке, изредка цепляясь взглядом за какие-то лица в толпе проходящих мимо людей. И никто к ним не подходил. – Ростов, можно спросить?.. – Ну попробуй, спроси. – Почему ты продолжаешь воровать? Знаешь же, шо это опасно и добром не кончится, но всё равно продолжаешь. Шо это? Азарт? Тебе нравится испытывать судьбу? – А это... Хороший вопрос. Было видно, что этот вопрос действительно заинтересовался юного нарушителя порядка. Он потёр лоб и поступил взгляд. – Как я это вижу? В какой-то степени мной правит азарт. Кто не рискует – тот не пьёт шампанское. Хах, а в моём случае – не ест бесплатные сушки. – Это не смешно. – А я и не доховорил. Видишь, Луханск, жизнь устроена так, шо за шо то нужно постоянно платить. Плати за стакан чая, плати за порванный рукав, плати за фотокарточку, за тройку коней, за кашу, за хрехи на душе. И даже сберечь не всехда получается. Во всех смыслах. Нет рубля на починку крыши? В ливень вся хата будет затоплена и убытки станут ещё больше. Не хватило терпения починить колесо у тележки? Развалится всё на полпути. Не хватило времени добежать до аптеки за нужной микстурой? Человек умрёт без неё на следующее утро. Понимаешь о чём я толкую? – Не особо. – Ладно, тохда поехали дальше. Допустим, мне срочно надо купить новое седло для коня. Вот прям срочно! А средств у меня хватает только на то, штоб купить свечу на стол и спички, которые, кстати, мне в эту минуту тоже нужны. И получается, шо свои сбережения я должен потратить на свечу со спичками вместо того, шо бы потратить на шо то куда более необходимое. Влезать в долхи к ростовщикам я не хочу. Проблем потом не оберусь и потом ещё с надбавкой должен буду сумму возвращать этим рожам. А вот если тихо свистнуть шо то, пока никто не видит, то это совсем друхое дело. Зачем мне тратить свои копейки на всякую бытовую мелочь, кохда мне позарез нужна большая вещь? Лучше уж я незаметно умыкну то, шо стоит 3 копейки, чем то, шо стоит 3 рубля. И я сохраню эти 3 копейки, шо бы потом купить новое седло! Копейка рубль бережёт. Я не вижу для себя смысла тратить деньхи на эту мелочь, которая и так почти ничего не стоит. Понял? – Примерно понял. Только я всё равно не признают твою философию. – А я тебя и не заставляю и не переманиваю на свою сторону. Я всего лишь просто объяснил суть вещей. В твоём одобрении я не нуждаюсь. – Хм! Тут по направлению к лавочке бодро зашагала пара сапог. – Будьте здоровы, парни! – поздоровался с ними кто-то. Ростов на это приветствие поднял голову и опять изменился в лице. Перед ними в косоворотке из ситца стоял никто иной, как Воронеж – известный представитель Донского казачества, с коим постоянно держит связь отец Азов. Лицом свеж, чист и румян. Нравом весел, задорен, не упрям. Над ухом от брови и по всей височной кости распростёрся старый длинный шрам, полученный когда-то давно в одном бою. Хорош человек, только вот до сих пор почему-то не женат. – А, Воронеж! Здравствуй. Не ожидал тебя тут увидеть. – Я вас тоже. Собственно, а вы тут какими судьбами, Ростов, Луганск? Батька ваш што ли наказал коника продать? – Хах. Верно рассудил. – Да уж, с вашим отцом шутки плохи... – И не ховори. – А конь то почём? – Сто рублей. – Оно и понятно. Хорошая порода. Сам бы купил. – Воронеж. – Слушаю. – Ты тут сколько ещё будешь? – Да пока солнце не сядет. – А можешь потом нас пожалуйста до дома подбросить? Воронеж, напряжённо хмурясь, посмотрел куда-то вверх, что-то прикидывая в уме. – Хм, ну смотрите, на половине пути наши дороги расходятся. Но я могу сделать большой крюк и подвезти поближе к дому. Только вам всё равно придётся долго идти пешком. – Ничего страшного, Воронеж. Будем рады любой твоей помощи. Молодой человек, тронутый этими словами, на эмоциях выдал: – Ваш отец – тиран! Мальчикам жизни не даёт! До полусмерти сечёт плетью за малейший проступок!.. В самые тёмные времена так с детьми не поступали! Чем я ещё могу вам помочь, дети? – Дядя Воронеж, купите коня. – невесело вздохнул Луганск. – Если до темноты никто у вас не купит, то придётся мне. – сдался Воронеж после недолгих внутренних терзаний. – Спасибо. – кивнул Луганск. – Вижу, вы и младшего с собой за компанию прихватили? Как его по имени звать? – Юзовка его зовут. – Хорошее имя. Ну ладно, парни. Я вас услышал. Если што, то я буду на северном входе. – Приняли. – качнул головой Ростов. И Воронеж, махнув им рукой, скрылся в толпе. Юзовка внимательными детскими глазами часто заморгал и повернулся к Луганску. – Во!? – непонятно к чему удивлённо спросил он. – Дя-дя Во-ро-неж. – по слогам повторил средний имя молодого человека. – Дь-дь Во-неш! – с трудом повторил Юзовка. – И на том молодец. – Птичий язык. – вставил Ростов с упрёком. – А наши имена слабо? – Юзовка, давай ещё раз. – попросил младшего Луганск. – Лу-ханск. Лу... Ха... Нск... – Лу-анк... – в замешательстве как смог повторил Юзовка. – Нет, моё имя ещё слишком трудное для него. Особенно это "нск" в конце. Хрен выховоришь. – С тобой понятно. А со мной? – Юзовка, давай ещё раз. Ро-стов. Ро... Стов... – О-сто! – Ну ладно. Если поднапрячься, то можно понять, шо это моё имя. Юзовка потерял равновесие, свалился на сено возле ног Луганска и стал валяться на сухой траве. – Ну и шо ты тут исполняешь? – равнодушно задал тот вопрос, ответ на который совсем необязателен. Возле лавочки, как из воздуха, возникла неизвестная девчушка лет 15 в голубоватым сарафане в пол и с длинной, толстой блодинистой косой. – Мальчики-и! – позвала она их звонким задорным голосом. – Девочка! – театрально ахнув отозвался Луганск. – Мальчики, это вы тут коня продаёте? – поинтересовалась она. "Глупый вопрос" – подумал про себя Луганск, искоса смотря на старшего. – Как видишь. – развёл тот руками. – За сколько? Я слышала за сто двадцать рублёв. – Да, за сто двадцать. – Видать, хороший конь? – Не просто хороший, а отличный! Молодой, породистый! – Да-а? – удивлённо протянула девчушка. – Да, донской породы. А шо, интересуешься конями? – Я то? Ой, не-ет. Я не интересуюсь. А вот наш молодой барин ещё как интересуется! Он то меня и посылает на базар, чтобы я ему докладывала есть ли тут кони хорошие иль нет. – А он почему сам не ходит своими белыми ноженьками? – съязвил Луганск. – Или это дело не стоит дворянского внимания? – А-ах та-ак! Барин сильно болеет! – насупилась девчушка, обиженно уперев руки в бока. – Чтоб вы знали, барин Андрей Николаич болеет с рождения, а эти божьи твари жить ему помогают! – Ну прости, не знал... – буркнул Луганск. – Вот ты пришла, а дальше то шо? – спросил её Ростов. – Столько денех у тебя не будет. – Не будет. А у барина будет! Я сейчас сбегаю за ним, а вы никуда не уходите! Коня не отдавайте никому! Я мигом! И девчушка исчезла также внезапно, как и появилась. Луганск покрутил головой, пытаясь понять, куда она делась, но следов не нашёл. – Шо делать будем, Ростов?.. – осторожно спросил он. – Посмотрим. Разберёмся. Я не хотел бы так просто отдавать коня кому попало. – А если им и вправду так нужен конь? Шо делать? – Я же сказал, шо посмотрим. – повторил старший. В течение следующего часа к ним три раза подходили заинтересованные в покупке коня посетители базара, но едва они слышали цену, как лица их тотчас менялись и они уходили прочь. Ростов начинал понемногу скучать. Конь – это всегда польза в хозяйстве, поэтому всегда должен найтись человек, которому нужна такая животина. Но что-то пока такого не видно. Да и задорной девчонки той уже час не видать. – Ну хде там она? – цокнул языком Ростов, теряя терпение. – Сказала же, шо быстро вернётся, а на деле... Эх... – Смылась. – подперев щёку кулаком предположил Луганск. – Скорее всего. – вздохнув, согласился Ростов. – А я то надеялся... Эх... В момент, когда последняя надежда на появление неизвестной девчушки почти растаяла, вдалеке послышался смутно знакомый голос: – Ну-у же, Андрей Николаич! Мы почти пришли, барин! Я попросила мальчиков придержать коника специально для вас! Ей невнятно отвечал мужской голос. Ростов наклонился вперёд и разглядел приближающиеся фигуры девушки и, видимо, её барина. Это был молодой человек среднего роста на вид чуть старше 20 лет. Судя по походке он вправду был сильно болен, ибо при ходьбе он одной рукой помогал себе тростью, а другой рукой держался за локоть девчушки, которая неустанно всячески его подбадривала. Фактически она его на себе тащила. По мере их приближения становились чётче видны болезненные черты барина: неправильно бледное лицо с пропавшими в чёрных кругах глазами, цвет губ уходил в синий и непрекращающаяся дрожь в неслушающихся конечностях. – Аниська, погоди... Я не успеваю за тобой... – тяжело дышал барин. – Сейчас, сейчас вы отдохнёте! Вот уже, смотрите! – воскликнула она и остановилась. Она перестала его тащить и с гордым видом встала перед мальчиками, мол, смотрите, я выполнила своё обещание. Молодой человек рядом с ней прислонился к её плечу, восстанавливая силы. – Не мучайте себя, сядьте лучше на лавку. – кинул Ростов и сдвинулся ближе к краю. – Спасибо... – выдохнул тот и, воспользовавшись предложением юного торговца, присел рядом. – В последнее время вообще ходить разучился... – Коня смотреть будете? – напомнил Ростов. – Сейчас будем. – кивнул барин. Он скрестил пальцы рук на рукоятке трости и упёрся в неё лбом. Минуты три он сидел так без единого движения и мальчикам начало казаться, что барин уснул. Но спустя три минуты он поднял голову и повернулся к старшему из ребят. – Что вы можете сказать о своём коне? – спросил барин. – Ну как шо... Хороший, молодой конь. Выносливый, нас троих до сюда довёз. Не кусается, весел, хозяев слушается. – А порода какая? – Донская. Конь чистокровный, я сам выводил. – Понятно... А кличка есть? – Нет. – Почему же? – Привязываться не хотели, всё равно для продажи растили. Вы, как новый хозяин, можете дать ему любое имя. – Я пока ещё не новый хозяин. Услышав его фразу Ростов почему-то довольно ухмыльнулся и потёр ладони. Луганск внимательно наблюдал за ним и слушал всё, что он говорит. – Желаете познакомиться с ним поближе? – Думаю, желаю. Зря, что ли, приходил? – Не зря, Андрей Николаич! Не зря-я! – энергично уверяла его девчушка и её длинная светлая коса смешно качнулась за спиной. Барин рывком поднялся с лавки, опираясь на трость, и сделал несколько шагов по направлению к коню. Четвероногий повёл ухом и чуть повернул морду в сторону незнакомца. – Что ты? Что ты? Всё хорошо, красавец. – как можно более ласковее заговорил с ним барин. – Дай мне полюбоваться тобой. Смотри, что у меня есть. Ты такое любишь? Молодой человек завёл руку в карман пиджака и извлёк из него белый кусочек сахара. Едва увидев у того на раскрытой ладони сладкий кубик, конь успел слизать его в ту же секунду, как барин поднёс свою трясущуюся руку к его морде. – Значит любишь. – чуть радостнее сказал ему барин и обратился к Ростову. – Его можно погладить? – Вы не спрашивали можно ли кормить, но спрашиваете можно ли похладить? – демонстративно закатил глаза Ростов и небрежно повёл плечом. – Хладьте. Девчушка нахмурилась так, как будто это с ней так неуважительно разговаривают. Молодой человек же вскинул брови, удивляясь такой манере общения простолюдина с дворянином, но ничего против не сказал. Вместо ненужных слов он вновь обратился к коню. – Тебя же можно погладить? Ты же не кусаешься? Рука, бьющаяся в нескончаемой мелкой дрожи, осторожно легла на бархатистую морду. Конь завертел ушами, фыркнул, но недовольства не показал. Молодой барин отдёрнул руку и вопросительно взглянул на мальчиков, мол, это ли его нормальное поведение. – Это он удивляется незнакомым людям. – пояснил Ростов. – Будьте спокойны, он мирный. Тогда барин более смело вернул руку обратно на морду коня и немножко провёл вверх. – Хороший какой... Аниська, ты посмотри на него. Мне кажется или он на моего Орлика покойного похож?.. Такой же точно был, нравом покладистый и цвет рыжеватый. – с тёплой и нежной тоской вдруг сказал барин. – А-ах, а ведь точно, Андрей Николаич! Очень похож! – всплеснула руками девчушка. – Красавец. И Орлик, помнится, тоже сахар любил? – Да, любил... Барин вовсю гладил морду и шею коня. Улыбка на его лице становилась ярче, а девчушка за его спиной веселее. – У меня был конь. Орликом звали. – ни с того ни с сего заговорил с Ростовом барин. – Лучшим другом моим был, я с ним себя всегда очень хорошо чувствовал. Из всех моих лошадей он был самым умным и красивым. Я его с самого детства знал, 20 лет прожили вместе. Да вот только лошадиный век короче человеческого... В последний год много болел и почти не выходил из конюшни, а я болел вместе с ним. Орлик оставил меня полгода назад. И вот уже полгода я без друга. С тех пор совсем ходить разучился... Приказал, вот, Аниське ходить по торговым рядам, по базарам, рынкам, чтобы она нашла похожего на Орлика коня, только помоложе. Девчушка довольно и гордо подбоченилась, услышав своё имя из уст барина. "Дура. – мимоходом подумал про неё Луганск. – Стоит тут, красуется, а речь то совсем не о ней." – Если ваш Орлик был такой же окраски, то, смею думать, он тоже был донской породы. – предположил тем временем Ростов. – Вполне может быть. – вздохнул барин. – Я именно так всё это время и думал... – Сколько, говорите, стоит? – Сто двадцать рублей! – отчеканил Ростов. Услышав цену барин заметно удивился и перестал гладить морду коня. Конь же фыркнул и обдал его вечно дрожащую ладонь тёплым дыханием. Барин растерянно взглянул на четвероногое чудо, потом на юного торговца, и взгляд его удручающе померк. – За что же, право, вы просите такие суммы?.. Он что, из золота у вас? – стараясь придать своему голосу хоть сколько-то твёрдости спросил барин. – Как это за шо!? – оскорбился до глубины души Ростов. – За молодого, ухоженного и красивого жеребца! Послушный, ихривый, выносливый! И здоровый как бык, – ни одной болячки на нём не найдёте! И за такого красавца цена – всего лишь каких-то сто двадцать рублей! Уж он точно стоит этих денех. Если не хотите брать, то так прямо и скажите! Найдём друхого покупателя! Вид барина стался совсем жалким. Замешательство отразилось на его болезненно худом бледном лице. – Я этого не говорил... – А шо тохда? – У меня нет столько... – Ну в таком случае я вам ничем не помоху. – Да как же... Вы же торговец! Не будьте таким принципиальным, сделайте скидку! Проявите хоть каплю сострадания к больному человеку!.. – теряя терпение воскликнул молодой человек и тело его затряслось от накатывающей злости. – Андрей Николаич, свет наш, успокойтесь ради Бога! – взмолилась девчушка, подбежав к нему. – Вам нельзя нервничать, Андрей Николаич! – Аниська, уйди! Не до тебя мне сейчас! – отмахнул её тот. – Больной, хромой, юродивый – мне без разницы, барин! – развязно выдал Ростов. – Вы ведь не абы кто, вы – барин. Вы большой человек!.. И хотите сказать, шо, мол, у вас нет средств на покупку жеребца у простолюдина? А у простолюдина, мол, есть средства? Пардон, но это дрянь! Простолюдин тоже хочет быть сытым и одетым. – Но у меня только сотня, мил человек! Я настаиваю на том, чтобы вы сделали мне скидку до ста рублей! – За сотню коня не продам! И не просите! – Да как же вы меня злите! – вдруг вскипел барин. – Вы как хотите, но я не с двинусь с этого места, пока этот конь не станет моим! И другого покупателя вы на этом базаре не найдёте! Он занёс свою трость и со всей силы, что была в его мышцах, воткнул её в землю. – Тю, и шо вы тут исполняете? Сохраняйте достоинство. – Не вам меня судить, юноша. Моя позиция остаётся прежней. – Мне ничего больше не остаётся... – выдавил из себя Ростов. – Сто пятнадцать рублей и ваш перстень с руки! – Что-о!? – изумился барин так, что практически потерял дар речи. – Да как вы смеете!.. – А по-друхому я вам его не продам. – развёл руками бесстыжий мальчишка. – Сто десять рублей и мой перстень! – Нет, сто пятнадцать рублей и ваш перстень. Перстень ваш стоит не более пяти рублей, не придумывайте ему несуществующих заслух. – У меня всё равно не будет пятнадцати рублей. – Заплатите ещё чем-нибудь, шо бы двадцатку добить. – Ты совсем оборзел так с барином разговаривать! – выскочила на мальчика девчушка с красными от злости щеками. – Аниська, уйди! Сейчас не до тебя! – отмахнул её барин во второй раз. "Дура" – повторил про себя Луганск, качая на коленях Юзовку. – Так вы будете платить или нет? – изогнул брови Ростов. – Мил человек, что, по-вашему, может стоить пятнадцать рублей? – Та шо уходно. Опираясь одной рукой на трость барин пошарил по карманам своего барского одеяния, ища что-нибудь подходящее. Вдруг рука его дотронулась в кармане до чего-то, что заставило его нахмуриться и остановиться. – Часы могут стоить пятнадцать рублей... – сказал он то ли себе, то ли Аниське, то ли Ростову. – Вот, смотрите, эти часы стоят пятнадцать рублей! – Кладите. Барин положил перстень и найденные цепочные часы на край лавочки. – Осталось ещё сто. – деловито напомнил Ростов. – Да знаю я! Перестаньте! Он нехотя достал кошелёк, раскрыл его и отсчитал несколько купюр с крупными денежными значениями. Секунда – и сумма оказалась на лавочке рядом с Ростовом. Он взял полученные презенты и внимательно осмотрел и купюры, и перстень, и часы. – Конь ваш, барин. – наконец заключил мальчик. – Седло на нём есть, так шо можете выезжать с базара прям на нём. Померкшие глаза молодого барина в тот же миг озарились новым светом. Он с улыбкой кинулся к коню и запричитал: – Соколик мой!.. Соколиком будешь... Луганск придвинулся поближе к Ростову и прошептал ему на ухо: – Чудной, он коней птичьими именами называет! А птиц тохда лошадиными? Ростов ответил ему короткой сдержанной усмешкой. А новоиспеченный счастливый владелец молодого коня отвязал его от ветви дерева и уже был готов садиться в седло. – Аниська, ну-ка, помоги мне взобраться! – приказал барин, кидая ей свою трость. Девчушка подбежала к нему и подстраховала его снизу, чтобы её барин не свалился наземь. – Ну как вам, Андрей Николаич? – суетно спросила она. – Сильный. Ростов очень придирчиво рассматривал перстень с барской руки: мутный камень в серебрянной оправе, даже приметных для знати вензелей он найти не мог. "И за эту дешёвку он хотел выторховать скидку в десять рублей? И впрямь чудной." – подумал он про себя. – Эй, девка! Как там тебя? – неожиданно позвал он девчушку. – Анисья я. – удивлённо вскинув брови отозвалась она. – А, неважно. Лови, Олеська. Ростов чуть замахнулся и кинул ей дешёвый перстень под возмущёнными взглядами Луганска. Кольцо приземлилось точно ей в раскрытую ладошку. Девчушка растерянно заморгала и растерянно уставилась на мальчика. – Так ведь барин Андрей Николаич... – начала было она. – Та помолчи! – грубо перебил её Ростов. – Бери без лишних слов. Нам то это барахло ни к чему. Тебе оно нужнее. – Андрей Николаич! – воскликнула она, протягивая барину перстень. Барин, обрадованный новой покупкой, безразлично посмотрел на кольцо, потом на мальчиков, и сказал ей: – Оставь себе. – барин глянул на юного торговца. – Спасибо, мил человек. И до свидания. – До свидания, барин. – хором попрощались два брата. Как только барин с девкой отошли на достаточно далёкое расстояние, Луганск кинулся к Ростову с претензией: – Ты зачем этой девчонке перстень отдал!? Она же дура! – Тихо, не ори. – поморщился старший. – Тебе зачем этот дешёвый перстень? Ты его носить шо ли собирался? – Не собирался я! – замотал головой Луганск. – Но и девке бы не отдал. – А шо в этом такого не такого? – Ей нужнее. Барин то болезненный и, видимо, семья не дала ему мнохо крепостных в пользование. Поэтому ходит за ним только одна девка. Да и та недалёкого ума, раз влюбилась в человека, который может помереть в любой момент. – С чего ты взял, шо она в него влюбилась? – не понял Луганск. – А ты не видел как она с ним носилась и как к нему липла? Видно же, шо он ей не безразличен. Да и она у него явно тоже в фаворите... В общем продали мы коня и слава Боху. Остальное меня мало волнует. А это тебе, держи. – Часы?.. – Да. Я ведь сегодня ховорил тебе, шо тебе не сапохи, а часы нужны? Вот, пожалуйста. – Но я не хотел себе часы... – Бери-бери, приходятся в будущем. Только бате их не показывай. Ростов с чувством выполненного долга сунул ему в руки часы на цепочке. Луганску больше ничего не оставалось делать, как принять предлагаемый подарок. Странно, но барские часы совершенно не были похожи на барские. Погнутая и стёртая до блеска крышка скрывала под собой циферблат под стеклянным окошком, через которое тянулась длинная трещина. Но механизм мерно отсчитывал секунды. Часы показывали начало шестого часа вечера. – Металл хороший, механизм надёжный. Раньше они стоили бы намнохо больше пятнадцати рублей. – рассудил старший. – Но за несколько лет сильно потрепались в кармане пиджака, потому и стоят не больше того, шо я выторховал... В мешке ещё осталось детское пюре? – Осталось. – Покорми Юзовку, а я покумекаю. Луганск закатил глаза и полез в мешок за едой для младшего. – О чём хочешь покумекать? – Представь, шо у тебя есть целых шестнадцать рублей. Шо бы ты на них купил? – спросил его Ростов. – Шестнадцать!? – ошарашено воскликнул Луганск, отбросив от себя мешок. – Откуда у тебя шестнадцать рублей!? – Неважно. Я у тебя про друхое спросил. На шо бы ты потратил эти деньхи? Луганск крепко задумался, вспоминая обстановку их общей спаленки. На эти деньги можно было бы купить гору всего, ведь они постоянно в чём-то нуждались. Банка с яблочным пюре вновь открылась, ложка отправилась в рот Юзовки. – Спать ночью бывает холодно. – вспомнил Луганск. – Одеяла бы новые купить. Но они стоят шесть рублей за штуку, а на троих у нас не выйдет... – Это мы ещё посмотрим, хватит или нет. – загадочно пробормотал тот. – А вообще ты молодец, Луханск, умеешь мыслить и за домом следить. Значит, надо купить новые одеяла. Как закончишь Юзовку кормить, пойдём по лавкам. – Понял! Луганск стал быстрее кормить младшего, практически под чистую вытащив из баночки всё пюре. – Не спеши, а то ещё подавится. – сделал замечание Ростов. – Не подавится, у меня всё под контролем. – заверил его Луганск. Вскоре Юзовка умял свой перекус и Ростов дал команду сниматься с места, идти искать подходящий товар. Братья пошли по торговым рядам базара. – Ростов, смотри, вон там одеяла продаются! – воскликнул Луганск, тыча указательным пальцем в сторону какой-то лавки, где у всех на виду лежали большие цветастые одеяла. – Нет, нам такое не подходит. – сухо отрезал старший. – Но почему?! – По качану. Ищем ещё. Потом объясню почему так. Луганск старательно выискивал глазами прилавки, на которых лежали одеяла, подушки или любые другие спальные принадлежности. Но ни один прилавок не приглянулся Ростову. Луганск уже начинал сильно злиться, потому что одеяла они не купили, а солнце всё быстрее и быстрее спускалось ближе к горизонту. – Ну шо тебе всё время не так!? – нервно тряся руками шёпотом закричал он. – Мы уже весь базар обошли, а тебе всё не то! Мы так до ночи здесь бродить будем! Красное от злости лицо заставило старшего пропустить неосторожную улыбку. – Та шо ты ржёшь!? – пуще разозлился Луганск. – Да ладно, не кипятись. Во, мы уже пришли. Около редкого заборчика одиноко сидела под навесом пожилая женщина. На её длинном носу восседало пенсне, седые волосы выглядывали из-под зеленоватого платка. На низком столике перед ней разложились вязаные кофточки, шали, варежки и прочие предметы одежды. За её спиной лежало несколько узлов и тюков, набитые по всей видимости её товарами. Она тихо сидела и прямо над своим столиком вязала спицами полосатый носок. Ростов ускорил шаг и приблизился к старушке вплотную. – Здравствуйте, Марфа Ехоровна! – громко поздоровался Ростов. Луганску захотелось заткнуть уши от его приветствия. Юзовка в мешке испуганно раскрыл глаза, а затем плаксиво сморщил лицо. А женщина перестала теребить спицы и подняла голову вверх. Ростов сделал ещё один крошечный шажок вперёд и его колени упёрлись в край стола. – Молодой человек?.. – скрипучим старушечьим голосом спросила она, поправляя пенсне на носу. – Марфа Ехоровна, это я, Ростов. Не признали? – также громко сказал Ростов. – А-а-а... Мальчик, ты чего ли? – протянула женщина, смутно узнав его. – Да, я, Марфа Ехоровна. – У-у-у, хорошо... Это хорошо. За чем пожаловал? А кто это с тобой? – Это мои младшие братья. – Ась? Чего? – не расслышала она. – Мои младшие братья! – почти закричал он. – А-а-а... Ну ладно. За чем пожаловали? – Марфа Ехоровна, нам нужны одеяла! Одеяла, шо бы спать! – Одеяла то? – Да! – Есть, есть одеяла. Сейчас. Она развернулась к тюкам и стала перебирать мешки с вязаной одеждой. Луганск дёрнул рукав рубахи Ростова. – Шо это ещё за бабка? – Марфа Ехоровна. – не моргнув и глазом кинул Ростов. – Это я уже понял. – немного раздражённо выдохнул Луганск. – Но почему мы пришли именно к ней? Она хлухая и слепая. – Да, но зато у неё вещи хорошие и намнохо дешевле, чем у тех лавочников, к которым ты хотел захлянуть. Она в молодости работала швеёй на фабрике, за швейной машинкой сидела. А к старости пришла на базар со своей котомкой. Всех внуков одела, теперь одевает всех остальных. – Ну и истории у тебя. Между тем женщина вытащила из одного тюка ещё мешок. – Туть одеяла, сынки. – По чём? – спросил Ростов. – Пять рублей, пятьдесят копееек. Вам сколько? – Нам нужно три одеяла, Марфа Ехоровна! – надрывая голосовые связки проговорил Ростов и показал женщине три пальца. – Три! Одеяла! Прохожие оборачивались на возгласы мальчика, а уши Луганска становились всё краснее и краснее от разгорающегося стыда. Женщина посчитала: – С вас шестнадцать рублей, пятьдесят копеек. – Нет, постойте, Марфа Ехоровна, а есть подешевле? – сурово спросил Ростов. – Ась? – Есть дешевле!? – Куда же ещё дешевле, мальчики? – удивилась женщина. – Нам надо два взрослых! – Ростов показал два пальца. – И одно детское! – он показал один палец. – Ась!? Не слышу! Ростов, теряя терпение, сдавленно промычал сквозь зубы: – Да шо же ты... Старая мымра... Луханск, дай-ка сюда Юзовку. – Зачем ещё? – с подозрением уточнил Луганск. – Дай мне сюда Юзовку! – жёстче потребовал Ростов. – Ладно-ладно, только не смотри на меня так. Юзовка оказался в руках Ростова. – Марфа Ехоровна! Нам для него нужно одеяло! – Так это ж совсем грудничок! – удивилась женщина, разглядывая Юзовку через пенсне. – Не-е-ет, ему большое одеяло не пойдёт, ему детское нужно. Сейчас я вам покажу. Ростов вернул Луганску младшего, пока та отвернулась. – Совсем слух потеряла... – тоскливо пробормотал Ростов. – Из-за этого у неё мало кто шо-то покупает. Потому шо с ней невозможно ховорить. А жаль... Женщина вытащила из мешка ещё одно одеяло и положила на стол. – Вот детское одеялко. Малышу будет хорошо в нём. И стоит всего то четыре рубля. – Отлично! Мы берём! – закричал Ростов ей в ухо, чтоб уж наверняка услышала. – Ась? Берёте? – Да! – закивал он головой. – Хорошо. Сейчас заверну. Женщина свернула одеяла и аккуратно сложила их большой мешок, завязав отрезком бечевы. Ростов потратил ещё пару минут на то, чтобы попрощаться с ней и с измученным выражением лица увёл младших подальше от её столика. – Ростов, мы всё? Можем ехать домой? – с нажимом спросил Луганск. – Да, мы всё... Слушай внимательно, Луханск. Батя не знает, шо у меня было с собой сегодня семнадцать рублей, поэтому ему нельзя показывать сегодняшние покупки. – Боже! Вот мы влипли!.. – в ужасе ахнул Луганск, прижав ладони к лицу. – Шо же теперь нам делать?.. – Тс-с, не впадай в панику, я не доховорил. – перебил его старший. – Первым в хату зайду я. В двух словах расскажу ему как мы продали коня. Ты в это время подойдёшь к окну спальни с этими одеялами. Если батя спросит хде ты и почему тебя нет со мной, то я скажу ему, шо ты пошёл к колодцу, потому шо Юзовка весь перепачкался и ты его отмываешь в корыте. Я иду в спальню, открываю окно и забираю у тебя одеяла. После этого ты шустро бежишь к колодцу и умываешь Юзовку водой. А ещё лучше – снимаешь с него рубаху и простирываешь её. Таким образом прямого обмана не будет и батя ничего не заподозрит. – Умно придумано. Но если он всё-таки увидит новые одеяла? – Та не увидит он, не боись. Мы быстро вытащим из пододеяльников старые одеяла и также быстро засунем новые. А старые заныкаем в дальний ухол. С утра пораньше я выкину старые одеяла из окна, выйду на улицу и унесу эти тряпки подальше, подкину кому-нибудь в собачью будку или в коровник. Хлавное – не теряйся. – Ладно, ты меня успокоил. Но куда мы сейчас идём? – К Воронежу. Он же сохласился нас подкинуть. – А-а... А хде он? – На северном входе. Он же ховорил. – Ховорил. А я не запомнил... Ростов ничего не ответил ему. Лишь покрепче взял мешок и торопливо пошёл к тому месту, где находился дядя Воронеж. Воронеж действительно оказался на месте, у северного входа, лежал на мешках и явно скучал от отсутствия занятий. Завидев мальчиков он чему-то очень удивился, но, прикинув что-то в голове, одобрительно кивнул им. – Ну как? Втюхали коня бедолагам? – Да, как раз бедолахам и втюхали. – без задней мысли подтвердил Ростов. – А ты? – Чего я? – Чем занимаешься? – Да уже ничем. Щас поедем. Воронеж лениво встал со своей лежанки, отряхнулся и закинул мешки в запряженную телегу. – Вам лежать в телеге удобнее будет. – с небольшой завистью вздохнул он и взлез к поводьям. – Ну? Зачем стоите? Полезайте в тележку. Старшие братья синхронно переглянулись и без лишних напоминаний залезли в телегу, улеглись поудобнее на мешки. – Н-но! Конь Воронежа застучал тяжеленными подковами об утоптанную твёрдую поверхность базарной тропы. Они выехали за заборчик. Шум базарной суеты стал понемногу отдаляться, отдаляться... А потом и вообще затих. Стал слышен только скрип колёс телеги и лязг о землю металлических подков. – Воронеж? – вдруг негромко позвал его Ростов. – А? – А шо ты продавал на базаре? – Да всякое продовольственное. Муки мешок там, картошки, малины лукошко. Коней я редко продаю. – Понял... Воронеж? – А? – Ты знаешь шо-нибудь про барина Андрея Николаича? – Хм, кто-то как будто бы знакомый... – Он ещё болен чем-то, ходить сам не может. – Да, да, припоминаю. Есть такой. Заезжал к ним как-то во двор переночевать. В семье своей он первым ребёнком был. А как родители узнали от лекарей, шо их сын телом больной и больным на всю жизнь останется, так родили ему младшую сестрёнку, а затем и младшего братика. Из-за того, шо он очень болезненный, папка с мамкой ему денег очень мало отсыпали, а крепостных почти не дали, оттого у него всего то три или четыре человека в услужении, которые всё за него делают, ибо он сам немощный. Правда есть одна девка не особо умная, которая по своей воле его за собой таскает. Как её там звали... Не помню. – Аниська быть может? – вспомнил Ростов. – Да, вот, Аниськой её зовут. Молодой барин очень лошадей любит. Лекарь им как-то сказал, шо лошади при его недуге помогают здорово. Но всё равно вылечить не могут. – Он зачем-то своих коней птичьими именами называет. То Орлик, то Соколик. Небось ещё Ласточка есть. – Есть-есть Ласточка. И не только Ласточка. Есть ещё Пингвин, Ястреб и Коршун. Целый табун. У него папка орнитолог. – Кто!? – нахмурив брови воскликнул Ростов, будто Воронеж только что сказал что-то неприличное. – Орнитолог – это человек, изучающий птиц. – быстро сообразив пояснил Воронеж. – Понял. Луганск одним ухом слушал их разговор и глядел в вечернее небо, пытаясь отгадать о чём сейчас они будут говорить. – Жалко парня. Помрёт скоро наверное. – совершенно обыденно сказал Воронеж, по обыкновению глядя на дорогу. – Почему это!? – возмущённо выдохнул Луганск, приподнимаясь на локтях. Барин – тот ещё бедолага, но зачем же ему умирать? Жалко ведь, тоже живой человек. – А может и не помрёт. Кто знает? Я не Господь Бог, чтобы решать. Луганск, немного успокоившись, откинулся обратно на холщовые мешки. Над головой проплывали причудливой формы облака, окрашенные в причудливые цвета. Тут в животе у него громко жалобно заурчало. "Как же есть охота" – удручённо подумал он про себя и мимолётно взглянул на Юзовку. Младший крепко спал и во сне посапывал, раскинув по-детски кривые ручки в стороны. Ему хорошо, он перекусил перед дорогой. А старшие есть не стали. Смутно знакомый хруст долетел до слуха Луганска. Это хрустели припасённые в кармане Ростова сушки, которые теперь он складывал за щёки и жевал в своё удовольствие. Всё-таки хоть как-то они могут заполнить пустоту желудка. Средний со скрытой завистью и нескрытой злобой сверлил его взглядом. – Ну шо ты? – словно с упрёком выдохнул Ростов, заметив его хмурый взгляд. – Сушки же я тебе не предлахаю. – Я не буду есть краденое. – сухо отрезал мальчик. – Краденое? – оживился Воронеж, поглядывая одним глазом на невозмутимое выражение лица старшего из ребят. – В мешке есть кусок чёрного хлеба, если желаешь. – напомнил брату Ростов. Глаза Луганска тотчас загорелись. Он полез рукой в мешок и выудил из него горбушку хлеба. Выглядела уже не так вкусно, но всё же съедобно. Луганск с силой впился в неё зубами и оторвал целый ком. – Пещерный человек... – закатил глаза Ростов. – Нет бы культурно есть. – Я жрать хочу как не в себя! – с набитым ртом обиженно пробубнил Луганск. – Ростов, ты меня извини, конечно, – вмешался Воронеж, чуть оборачиваясь к ним, – но неужто ты опять за старое взялся? Уж сколько раз тебя ловили за кражей, отцу вашему доносили. Не представляю, как он тебя порол, и не представляю, как ты вообще жив после этого остался. – Обыкновенно. – внутренне напрягшись проронил Ростов. – Ростов, ты парень толковый, добрый, хороший. Но мне за тебя боязно, понимаешь? – почему-то очень по-доброму и с сочувствием заговорил Воронеж. – В прошлый раз ты стащил швейную иголку, сегодня сушки. А в следующий раз шо ты украдёшь? – Не знаю, я пока не придумал. – скрывая напряжение криво усмехнулся Ростов. – Не чуди, Ростов. Это тебе плохо выйдет. – предупредил его Воронеж, многозначительно подняв указательный палец вверх. – Слушай, Воронеж, а почему ты не женишься? – вдруг ни с того ни с сего сменил тему Ростов. – Из тебя бы вышел хороший муж и отец. – А? Я? Жениться? – обескураженно округлил глаза тот, но в ту же секунду подыскал ответ. – Не знаю, женилка не выросла пока. Не встретил пока ту, которая бы сгодилась мне в жёны. – Это разве так сложно. – не понял мальчик. – Мне кажется, шо всё просто: берёшь красивую бабёнку, тащишь под венец, а потом под одеяло. Вот тебе и семья хотова через девять месяцев. Луганск решительно ничего не понял к чему тут одеяло и девять месяцев, но уточнять не стал. – Ха, ну уж нет, пан-голова, вы тут не правы. – трясясь от еле сдерживаемого смеха сказал Воронеж. – Всё совсем не так. Девять месяцев – это про обычных людей, а у нас всё происходит по указу императора. Ты мнение невесты ещё спросить забыл. Хочет ли она быть твоей женой? – А я всё равно никохда не женюсь. – заявил Ростов. – Мне не положено. – Папка ваш запретил? – невесело уточнил тот. – Да. Ховорит, мол, не для семьи ты растёшь, паразит. – И почему же он вас паразитами вечно называет? У вас имена всё-таки есть. – А мне откуда знать? Тараканы в холове мешают. – Воина из тебя растит... – совсем раскис Воронеж. – В первую очередь из тебя. Вот шо, Ростов, слушай. Я всё же желаю тебе однажды встретить девушку, которая сможет тебя переубедить. Желаю, шо бы ты стал хорошим воином, но шо бы тебе не были чужды радости мирной жизни. – Ну, желать – это твоё право. – безразлично развёл руками Ростов. – Я пока не разобрался шо есть хорошо, а шо не очень. Храницы хорошего и плохого для меня неясны. Небо над ними темнело. Причудливые краски на облаках стали пропадать и оставались только густые синие сумеречные оттенки. Одно из колёс телеги всё также скрипело. Луганск видел, как лицо Ростова в один миг помрачнело и он быстро стал пересчитывать оставшиеся копейки. Беспокойство старшего по воздуху передалось среднему и отчего-то он тоже почувствовал внезапный непонятный страх. – Воронеж. – с едва уловимой неуверенностью в голосе позвал старший. – А? – Возьми двадцать шесть копеек за услухи извозчика! – Чево... Воронеж снова обернулся к Ростову с таким видом, будто увидел приведение. – Возьми! – потребовал Ростов. – Да зачем мне твои копейки? Оставь лучше себе. Я ж так, по-дружески, по-соседски вам помог. – Вот по-дружески по-соседски возьми двадцать шесть копеек. – настаивал Ростов. – Знаю, шо извозчик стоит дороже, но возьми всё равно. А то мне на душе неспокойно. Запряхли мы тебя, как кобылу... – Запрягли? Как кобылу? – засмеялся Воронеж так, что аж начал задыхаться. – Ух, братцы! Ну вы и даёте! – Но ты возьми всё-таки... – более спокойно попросил смущённый раскатистым смехом Воронежа Ростов. – Совесть задушит. – А вещи тащить с базара совесть не душит? – колко напомнил Воронеж. – Ладно, давай сюда свои копейки смехотворные, чудо ты в перьях. Воронеж, не глядя, завёл одну руку за спину и Ростов с тихим звоном насыпал в неё эту незначительную сумму. Тот машинально пересчитал монетки и спрятал их в карман. – Ребята, скоро сходить будете. – Да, вижу, места знакомые. Минут через пятнадцать Воронеж потянул на себя поводья и конь остановился у развилки. Луганск, не дожидаясь ненужных напоминаний, поправил мешок на спящем Юзовке и перекинул через плечи длинные лямки. – Слезай аккуратно. – совершенно не нужно напомнил Ростов, следя за движениями младшего. – Я аккуратно. – Сегодня утром ты тоже очень аккуратно пытался взобраться на коня. – самодовольно хмыкнул Ростов. – Зачем об этом напоминать в конце дня? – остро сверкнув глазами прошипел Луганск. – Да так, шо бы лучше закрепилось в памяти. Луганск спрыгнул с телеги на дорогу. Ростов слез следом, снял мешки с одеялами. – Бывайте, братцы. Вам налево. – коротко попрощался Воронеж, дёрнул поводья и поехал по правой дороге. Ростов поудобнее вскинул на себя мешки и побрёл вперёд. – Долго нам идти? – поинтересовался Луганск. – У тебя же часы есть. Вот и засекай. Сумерки сгущались. Тяжёлое свинцовое небо давило на макушки редко торчащих в поле деревьев. Сереющий вечерний воздух как будто путался в высоких стеблях цветов и травинок по обеим сторонам от просёлочной дороги. Со всех сторон застрекотали, запели сверчки. Под облаками летал чёрный силуэт большой хищной птицы с широко раскинутыми крыльями. Минутная стрелка цепочных часов ползла не быстрее плетущегося впереди Ростова. Луганск сначала не обратил внимания, как старший неловко споткнулся о камешек на дороге и негромко, но крепко выругался про себя. Однако затем он споткнулся ещё раз и чуть не потерял равновесие. Луганск решил, что лучше отойти от него на пару шагов подальше, чтоб не прилетело случайно. Ростов что-то сдавленно промычал специально сбавил шаг, как-то странно волоча по земле ноги, со страшным звуком загребая сапогами пыль. Луганск оценивающе взглянул на его непривычно тяжёлую походку, прежде чем спросить: – Ростов, тебе нужна помощь? Тот замер. Но через секунду откликнулся. – А знаешь шо... Нужна. Луганск тоже замер, обеспокоенный таким внезапным согласием на его предложение о помощи. – Унесёшь один мешок? А то вже нохи как-то не идут. – Старый стал? – Усталый стал. Луганск забрал у него один мешок и ноги сами собой подогнулись в коленях то ли от тяжести, то ли от проявившейся под конец дня усталости. – А всё-таки хорошо, шо ты упросил меня взять тебя с собой. – несколько смущённо проронил Ростов. – Чево!? – воскликнул средний, нервно морща лоб от его странных слов. – Ты мне ещё в начале дня сказал, шо будешь хотов помохать нести мне мешки... Как видишь, ты оказался прав. – нехотя пояснил тот. – А, ты про это... Да ладно, я же сказал шо первое в холову взбрело. – И тем не менее. Вдалеке мелькнула крыша их куреня, в одном окошке горел тусклый свет. – И долхо мы шли? – спросил Ростов. – Сейчас посчитаю... – засуетился Луганск, старательно пересчитывая промежутки между числами на циферблате часов. – Минут пятьдесят в общей сложности... – Час? Вполне приемлемо. – оценил их путь Ростов. – А теперь спрячь часы подальше. Луганск послушно сунул тикающий механизм в сапог, но заметил, что из-за этого стало труднее идти. Подходя к куреню они, как и было договорено, разделились: Ростов отдал Луганску остальные мешки и пошёл домой, а сам Луганск побежал к окну спальни. Ростов ступил на скрипящую доску на крыльце, затем на другую, и в следующий миг он появился перед отцом. Азов выглядел практически безразлично и волновал его только один вопрос. – Вернулись, черти? За сколько коня продал? – даже без приветствия с ходу спросил он. – За сто рублей. – также без приветствия сухо ответил Ростов. – А хде мелкие? – опасно нахмурился Азов. – Хде ты их оставил? – Всё нормально, бать. Юзовка испачкался на базаре и Луханск пошёл к колодцу его отмыть. Отец хмыкнул и, больше ничего не сказав, отвернулся. Ростов тут же убежал в спаленку. От сердца моментально отлегло, отец и не заподозрил нехватку пятнадцати рублей под кружевной салфеткой у себя на столе. А про малых подвоха не почуял. Он подошёл к окну, открыл его и встретился взглядом со средним. – Всё чисто. Он ничего не заподозрил. – посчитал нужным оповестить его Ростов. Луганск с облегчением выдохнул. Мальчик с трудом поднял увесистые мешки в окно, но когда Ростов схватил их и потащил на себя, почувствовал заметное облегчение. Через минуту усердного пыхтения мешки с одеялами пропали в окне. – Получилось... – шумно прошептал Ростов. – Всё, а теперь беги к колодцу. А, нет, стой. Возьми кусок мыла. На траву у сапог Луганска упал брус хозяйственного мыла. Подобрав его мальчик с сомнением сощурил глаза. – Шо тебе не нравится? Мыться надо с мылом! Луганск, не желая выслушивать очередные нравоучения, посеменил в сторону колодца. Внизу, в тёмной вечерней бездне плескалась и поблёскивала чёрная вода. Алюминиевое ведро качалось на верёвке, замотанной на бревне. Луганск снял с себя мешок и Юзовка с явным недовольством высвободился от его пут. Ручка медленно крутилась, бревно вертелось, ведро на верёвке всё ниже и ниже опускалось в тёмную бездну. Вскоре Луганск услышал эхо всплеска и, налегая всем телом, потянул ручку на себя. Полное воды ведро поднималось вверх намного тяжелее. Пришлось постараться, чтобы поставить его на бортик колодца и не упасть в воду. Рядом, прислонясь к стенке колодца, стояло их старое деревянное корыто. Луганск положил его и налил в корыто воды. – Настало время вечерних водных процедур, Юзовка. – предупредил его Луганск. – Слушай, я же знаю, шо ты всё понимаешь из того, шо я тебе ховорю. Вода холодная, но всё равно постарайся не кричать сильно хромко. Луганск стащил с него рубаху и посадил нагишом в корыто, растёр в руках брусок хозяйственного мыла. Несмотря на просьбу Луганска Юзовка, почувствовав прикосновение ледяной воды и мыла, сначала сморщил лицо, а в следующую минуту плаксиво захныкал. У Луганска начали неметь пальцы от холода, сам он тоже морщился. "Ну, Ростов! Покажу я тебе утром студёную колодезную водицу! Опрокину на тебя ведро, пока ты спать будешь!" – обиженно думал про себя Луганск, строя план идеальной мести. Когда Юзовка стал уже неконтролируемо кричать Луганск решил, что пора вытаскивать его. Рядом с колодцем росли сливовые деревья, между которых была прокинута верёвка и завязана на корявых ветвях. На ней порой висели прикреплённые прищепками обрывки тряпок, которыми можно было утереться. И сейчас как раз одна такая тряпка висела почти над головой Луганска. Он схватил её и быстро обтёр Юзовку, чтобы ему было не так холодно. Затем он вылил из корыта воду в траву и налил из ведра ещё. Теперь он как следует потёр в воде с мылом рубашечку младшего и крепко её отжал от лишней воды. Мокрая рубаха повисла на верёвке рядом с помятой тряпкой. Юзовка всё ещё хныкал под боком у Луганска. – Вот же задал нам братец Ростов задачку, да? – почти ласково обратился к нему средний. – Сказал, мол, сходите, постирайтесь в колодец, шо бы подозрения от себя отвести, а холодно же... Он вылил мыльную воду в траву и приставил корыто на прежнее место. Юзовка потянулся к нему ручками и ухватился за штанину. – Ну шо ты? Я ж тебя здесь не кину. Иди-ка сюда. Луганск подхватил его на руки, прижал посильнее к себе и понёс к дому. Дома отец встретил их насмешливым взглядом. – Шо вы? Обосрались и обрыхались на базаре то? – Да. – не задумываясь ни на секунду подтвердил Луганск. – Нда уж. На базаре ведь заняться больше и нечем. Отец вытянул губы в злорадную ухмылку, но больше ничего не сказал. Луганск внутренне порадовался, что у Ростова всё получилось и отец ничего лишнего не заподозрил. Юзовка сидел у него на руках и плаксиво хныкал, цепляясь худыми ручонками за край рукава его рубахи. Мальчик быстро пробежал мимо отца в спаленку, где давно уже обосновался Ростов. Тот, раздетый по пояс, в одних штанах лежал на своей кровати в привычной позе – руки под головой, одна нога вальяжно и расслабленно закинута на другую. – Долхо вы шо то. – деловито протянул Ростов, словно смакуя слова. – Ну уж извиняйте, пан. – недовольно фыркнул Луганск. – Мы выполняли ваше поручение. – А я за это время уже успел один скрыть все следы преступления. – Какие ещё следы? – Как это какие? Новые одеяла заправлены в пододеяльники, старые убраны вместе с мешками. Я считаю, шо я всё сделал чисто – не придирёшься. – Да, не придирёшься... Понурый Луганск полез в верхний ящик комода за сухой рубашечкой для Юзовки. Тревога у сердца ещё не до конца улеглась и противно ворочилась в груди. – Та шо ты там всё шаришься? – поморщился Ростов от шуршания одежды в ящике. – У него вся одежда в тазике для хрязного белья валяется. Залезь-ка ты лучше в мои тряпки. На него точно шо-нибудь найдётся. – Ты уверен? – усомнился в его идее Луганск. – Ты ведь такой большой, а он такой маленький. – Уверен. – невозмутимо отозвался Ростов, даже не глядя на него. – Мне для своих малых ничего не жалко. Луганск скептично хмыкнул, закрыл верхний ящик комода и открыл нижний. Среди синих штанов, красных шароваров и безразмерных красных и белых рубах старшего он откопал крошечную рубашечку, которая явно не пришлась бы по размеру Ростову. – Ростов, почему у тебя в ящике убрана детская рубаха? – не понял Луганск, начиная надумывать себе всякое. – Дают – бери, бьют – бехи. – уклончиво ответил тот, скучающе глядя в потолок из-под полуприкрытых век. Луганск натянул рубашечку на Юзовку и с удивлением отметил, что хоть она оказалась ему великовата, но в целом была практически в пору. Он поджал губы и кинул на старшего полный подозрения взгляд. Расслабленное загорелое тело лежало на кровати, глаза лениво смотрели на потресканную потолочную побелку, и сложно было понять о чём сейчас он думает. Мальчику казалось странным это его поведение. – Откуда? Тебе кто-то дал? – никак не успокаивался Луганск. – Ты мне допрос решил устроить? – будто обидевшись скривился Ростов. – Откуда нужно. И не задавай мне хлупых вопросов. Он отвернулся лицом к стене, скрючившись в позу эмбриона. На загорелой юношеской спине прояснились огромные рубцеватые шрамы, как от побоев. Юзовка уставился на его спину, как заворожённый. – Хоть бы прикрыл чем-нибудь свои увечья. Ребёнок же смотрит... – полушёпотом упрекнул его Луганск. Старший молча натянул на себя край одеяла. Страшные шрамы пропали из виду. – Ты... Ты нормально себя чувствуешь? Хоть бы поел и умылся после дорохи. – нерешительно предложил ему Луганск. – Нормально. – буркнул в стену Ростов. – Только мышцы малость болят после вчерашней тренировки с батей... – Но ведь весь день ты вроде как нормальным был. – А шо ещё мне было делать? Терпел. Картинка в голове сложилась. То, почему Ростов весь день стремился прилечь то на лавке, то в телеге, – боль в мышцах, что скосила его и не давала спокойно двигаться. Недолго думая Луганск вышел из спаленки и пробрался на кухню. В самом дальнем и тёмном углу кухни, куда никогда не попадает свет, стоял квартирный ледник – одна из самых дорогих и нужных вещей в хате, приобретённых Азовом. Настоящая роскошь для многих домов. Но жалование Азова позволяло ему делать подобные покупки. Квартирный ледник представлял из себя шкафчик с полками для льда и для еды. Азов подумал, что было бы неплохо приобрести такой агрегат, чтобы хранить в нём быстро портящиеся в жаре продукты. Луганск открыл створки шкафчика и вытащил из него серую металлическую кастрюлю с котлетами. В ней на дне ещё оставалось несколько штук. Луганск выудил одну котлету из кастрюли, отрезал ломоть чёрного хлеба, следом кусок сыра и помидора. Получилось что-то в роде бутерброда. Чиркнув спичкой зажёг керосинку, а сверху водрузил чайник. В железную чашку с нарисованными ягодами упало несколько чайных листиков и ложка сахара. Вскоре вода в чайнике подогрелась. У Луганска получилось соорудить небольшой перекус. Он положил бутерброд на тарелку, взял чашку и медленно пошёл в спаленку, стараясь не расплескать чай. – Ростов, спишь? – громким шепотом спросил он у тишины, заглядывая внутрь. – Не сплю пока... – выдохнул тот, будто обиженный на внезапный вопрос. – Я принёс тебе сладкого чаю. Выпей, а? Ростов повернулся к нему с таким видом, будто ему только что предложили выпить яду. Увидев в руках Луганска свою чашку и тарелку с чем-то он приподнялся на локтях и с подозрением спросил, выгибая одну бровь: – Это ты типа мне сделал? – Типа да. – непринуждённо повёл тот плечом. – Шо смотришь? Дают – бери, бьют – бехи. На долю секунды Ростов замер в одном положении, но, быстро мотнув головой, согласился на предложенную чашку чая и сел на кровати, опустив ноги вниз. Луганск сел рядом с ним. Ростов, несколько смутившись, взял с тарелки импровизированный холодный бутерброд и откусил. – Ну как? – с нетерпением, словно затаив дыхание спросил Луганск. – Съедобно... Я бы даже сказал, шо вкусно... – глядя куда-то в пустоту тихо отозвался старший и немного отпил из кружки сладкого чая. Он будто бы очень сильно задумался о вещи, которая вдруг ни с того ни с сего взволновала его. – Вкусно? – вырвалось у Луганска неожиданно громко и он тут же хлопнул себя по губам ладонью. – Я не думал, шо харчи в моём исполнении мохут быть вкусными. – тихо добавил он. – Спокойно... – выдохнул Ростов. Помолчал минуту. – Знаешь, я тут кое-шо подумал. – Шо? Шо ты подумал? Старший, мотнув головой, по выработанной привычке, храбрясь, усмехнулся, но нахальная самодовольная усмешка получилась сейчас какой-то скомканной и горькой. – Я подумал, шо ты вырастишь очень хорошим человеком... Очень-очень хорошим. И лучше мнохих. Лучше, чем я. – сказал он серьёзно. Но было отчётливо слышно, как юношеский мальчишичий голос спотыкается на этих непривычных серьёзных подбадривающих словах, которых он почти никогда не произносит. – Ты... Неужели правда так думаешь?.. – не поверил ушам Луганск, незаметно для себя вцепившись пальцами в ткань его штанов. – Правда? – Ха! Стал бы я ховорить такое в шутку? – более уверенным привычным тоном спросил Ростов. – Таким не шутят. И не зазнавайся, хвастливая бошка. А то я тебя знаю, похвалишь тебя, а ты и зазнаешься. – Опять ты за своё! – обиженно воскликнул Луганск и со злости пихнул старшего в бок. От его толчка Ростов пролил несколько горячих капель чая себе на штаны и пропустил тихий смешок в сторону. – Знаешь, я тоже кое о чём подумал! – решительно заявил Луганск. – Да? О чём же? – с набитым ртом поинтересовался старший. – Шо тебе инохда бывает не всё равно... Ты инохда бываешь хорошим... – М? Я тебя не совсем понял. – Ну и не понимай дальше. Спокойной ночи. – быстро выпалил Луганск и стремглав выбежал из спаленки в умывальную комнату. Ростов ещё пару раз откусил бутерброд. На самом деле он всё понял. Он давно это понял. Его закидонистая усмешка порой даёт трещину и показывает то его лицо, которое он давным-давно спрятал от всего мира. Теперь это лицо стали замечать и окружающие. А это плохо. Он не должен быть "хорошим". Хорошим людям на свете живётся хуже всех. Ростов допил чай, поставил чашку и тарелку на стол у стены, поменял уличные штаны на ночную рубаху и улёгся обратно. Несмотря на то, что он позволил сегодня себе много ненужных нежностей по отношению к Луганску, день сегодня выдался хорошим: коня они удачно продали, Юзовка не потерялся на базаре и не доставлял проблем, удалось выторговать часы для среднего и даже свистнуть у отца из-под носа немалую сумму денег, чтобы закупиться новыми одеялами так, чтобы тот ничего не заподозрил. Да и Луганску с Юзовский было полезно выйти в общество, проветриться. Определённо это был замечательный день...