После горькой правды

— Уходи. Это слово было сродни взмаху хлыста, уже пропитанного кровью. Оно резало не слух, а душу, въедалось в кожу, оставляя неизгладимый шрам. Лицо Шена было каменным, холодным, отчужденным. Безразличным. Оно пугало Нову, заставляло все внутри кричать от отчаяния и бессилия. О, лучше бы он злился, срывал голос, проклиная ее, обвинял в предательстве! Но он ничего не делал. Ей было больно. Ему тоже. Ловчей, потому что изо дня в день она ходила по лезвиям ножей, а чернокнижнику, потому что она вонзила один из них ему в спину. Слезы катились по ее щекам, его глаза были сухи. Она выполнила его приказ, покинув комнату, не рассчитывая оказаться здесь вновь. Дорогу до своей спальни она не запомнила. Горечь от слез забивала горло, мешала дышать. Оказавшись у себя, она поняла, что сил больше нет. Ни на что. Нова сползла по двери, уткнувшись в колени, трясясь от рыданий. Было очень больно. Ее близким тоже. Она чувствовала на себе огонь инквизиций, в котором когда-то сгорали сотни тысяч Других. Ей тоже хотелось гореть в этом пламени, лишь бы не видеть страдания, которые она причинила друзьям. Послышался глухой хлопок. Нова тут же подняла голову. Тело ещё вздрагивало от плача, слезы высыхали и тут же текли вновь на раскрасневшемся лице. Посреди комнаты стоял Шен, словно безжизненное мраморное изваяние, и смотрел на нее. Ведьма нашла силы подняться, но не говорить. — Как ты могла…? Его вопрос пропитан горечью, обидой, непониманием. Ответом было неровное дыхание ловчей. Он широкими шагами начал приближаться к ней. Нова зажмурилась, думая, что Шен сейчас ударит ее. Но он впился жёстким поцелуем в нее, вымещяя свою злость. Ловчая распахнула глаза, не веря в происходящее. Он прижал ее к двери углубляя поцелуй, почти кусая ее губы. Оторвавшись, он прижался лбом к ее лбу, шепчя одно и тоже: — Как ты могла… Как же ты могла…? — Шен… Голос девушки надорвался. Он стал быстро целовать ее лицо, ловя каждую слезинку. Она, словно безвольная кукла, тлела от его грубой нежности. Дыхание Шена тоже сбилось, и наконец Нова увидела, как его маска треснула, показывая грусть и невыразимую тоску в глазах. Она всхлипнула: — Прости меня… Чернокнижник снова прижался лбом к ней. Ловчая повторила: — Прости… Ее мольба не могла перелететь пропасть, которая теперь легла между ними. Пока что. Но Шен услышал ее. Они смотрели друг на друга, задыхаясь от не высказанных слов. Она прикоснулась к его груди. — Ударь меня. — Нет. И они опять погрузились в поцелуй с привкусом горечи и бессилия. Ее руки отчаянно цеплялись за его плечи, его ладони покоялись на ее талии, держа хрупкий девичий стан. Он не мог позволить себе больше. Дыхание обоих выровнялось, и теперь их тела двигались в унисон. Шен сказал: — Мне надо уйти. Нова кивнула. Последняя непрошеная слезинка одиноко скользила по щеке. Он поймал ее губами и в последний раз поцеловал девушку. Она почувствовала ее соленый вкус. Ловчая невесомо огладила лицо Шена, едва касаясь. Он зеркально повторил ее жест, задевая самыми кончиками пальцев. Они поняли, что пора. Ведьма отошла от двери, опустив голову. Чернокнижник без колебаний вышел. Никто не перекся взглядами, не обменялся грустными улыбками. Нова нервно выдохнула, обхватив себя руками. Она легла и сразу же провалилась в сон. Завтра ее ждал непростой разговор.