Ангелов не берут в ад

Первая констатация, с которой я столкнулся на войне это были горькие слова: «Наши не придут… потому что наши уже все здесь».

***

И мы должны победить.

Именно мы, потому что больше некому.

***

Антон Беликов, философ, художник

***

Жизнь кипит: автобусы возят пассажиров, гремит трамвай, на площадке бегает детвора, торговец зазывает зайти к нему в лавку. Мирное небо над головой. То, о чём говорит уже не одно поколение, не задумываясь о сути и смыслах. Кажется, в бурлящем потоке он один застыл. Может, просто замер на мгновение. Разглядывает родной город, в котором не был всего год. И целый год. Поправляет повязку на правой руке и отводит взгляд к детям на площадке — к цветам жизни, к тем, ради кого. Мальчуганы бегают с корявыми палками наперевес, любой поймёт с лёту — играют в войнушку. Кан Тэхён только что вернулся с войны, настоящей, не какой-то образной. Всамделишной, объявленной. За этот год было всё, вспоминать и не хочется, а оно само, стоит перед глазами в граните высеченное. Контуженным в плен, сам плен на несколько месяцев, пока свои не пришли. Кадровый военный с возможностью отсидеться в тылах пошёл добровольцем. Вот форма — другой одежды и нет. Вот перевязана рука — последняя, самая сложная рана медленно заживает. Обратно с ранением не пускают. Прохожие косятся, неловко отводят взгляды. И снова исподтишка разглядывают форму действующей армии, нашивки, повязку. Вглядываются в лицо Тэхёну, как будто хотят что-то увидеть или мысленно передать сообщение. Пьяный мужик в растянутой тельняшке не постеснялся, подошёл, пожал руку в благодарность бойцу. Тэхёну никак. Он знает, есть и те, кто против этой войны. Для них он — преступник. Во времена великих сражений прошлого, о которых сейчас сухо пишут в учебниках, наверно, было так же: мир делится на «за» и «против». На «до» и «после». А что между ними? Кто-то прошепчет: «Война», — и перекрестится. А что делать тем, у кого нет уже ни «до» (прожито, забыто, потеряло смысл), ни «после» (так и не наступило)? Жизнь. Для них это и есть жизнь. А туда с ранением не берут. Ему говорят: «Отвоевался. Зачем обратно? Твой бой закончился. Радуйся, вернулся живым. Пусть теперь другие воюют». А как же жизнь? Его жизнь. Их жизни. Одни мальчишки с наигранными стонами падают на землю, другие ликуют — победили. А затем встают, даже не отряхиваются и спорят, кто кем будет в следующей игре, — никто не хочет быть за «плохих». Все метят в герои. Тэхён был там. И никому не посоветует. И автомат держать нужно по-другому, плотнее прижимать к плечу, отдача же. И, когда падаешь на землю, пятки нужно прижимать к земле. Снайпера же работают, ну! Кажется, здесь он — единственный, кто застыл. «После» не наступает. Лишь невнятный гул заставляет ожить и метнуться в сторону — это уже инстинкты. Опасности нет. Опасности нет. Опасности нет. Гремит ещё один трамвай. Гремит в ушах. — Молодой человек? Молодой человек? Вам плохо? Женский голос вырывает из иллюзии, созданной мозгом, которому нужно как-то выкручиваться после пережитого, и не всегда получается, он только учится. Кан мотает головой, а перед ним, заставляя зажмуриться, потому что против солнца, стоит девушка. Маленькая такая, кроха. — Всё хорошо, — хрипло отвечает он. Девушка смотрит с сомнением, вглядывается в глаза. — Вы, наверно, из нашего госпиталя? Госпиталь один военный в этом городе. — Наверно. — Тэхён пожимает плечами. Он продолжает жмуриться, но упорно смотрит в ответ. Солнце за спиной незнакомки создаёт ареол света. — Ангел, — губы сами шепчут это. Девушка хмурится. — С вами всё в порядке? — Да. Тэхён не в первый раз теряет сознание, но точно в первый раз от сошествия с небес ангела. — Вам нужно больше отдыхать. Голос тот же, только незнакомка, та самая кроха, в белом медицинском халате. Затягивает последний узел на концах бинта на его руке. Солнца в помещении нет, а ареол есть, Тэхён видит свечение вокруг девушки. — А если бы меня рядом не было, и вы бы упали. Это очень опасно. — Меня спас ангел. Она наставляет, насупив брови, а он выглядит блаженным со своей глупой улыбочкой. — Вам лишь бы шутки шутить. — А что ещё остаётся? — Вы останетесь в госпитале. Не смейте уходить, как вы это сделали утром. Девушка строго осматривает перевязку, остаётся довольна и принимается собирать окровавленные бинты и инструменты. — А вы останетесь со мной? Брякает металл, шуршит подошва резиновых тапочек. — У меня много других пациентов, всем нужен уход. — Тогда уйду. Медсестра даже не реагирует. Но заходит вечером в палату, проверяет что-то. — Вы пришли. — Тэхён расплывается в улыбке. — Это плановый осмотр. — Вчера его не было. — Вчера дежурила не я. — И позавчера не было. И поза… Девушка перебивает: — Как вы себя чувствуете? — Теперь хорошо, со мной ангел. Он снова улыбается. Она переступает с ноги на ногу, как будто решается. — На следующей неделе я уезжаю. — Куда? Тэхён привстаёт с постели. — Да сидите же! — сестра подходит ближе и давит, усаживает. — Ну. Туда. На войну. Она тупит взгляд, терзает нижнюю губу. — Зачем? Негодование, неподкупное, самое настоящее, рвётся наружу. Тэхён хватает девушку за запястье и усаживает рядом с собой. Она даже не сопротивляется, внезапно подчиняясь и становясь послушной. — Там нужны медики, — отвечает тихо. — Там хватает медиков! — парень разворачивается корпусом к собеседнице. — Здоровенные мужики, которые таскают на себе других мужиков. Тебе-то куда, кроха? — Я медсестрой же. Они там тоже нужны. — Тебе туда нельзя, ты — ангел. А там, — Тэхён не может усидеть на месте, — а там грязь, кровь, вонь! Взрывы! Ангелам туда нельзя! — Скажешь тоже, ангел, — хихикает девушка. — Кровь я и здесь вижу. У нас, знаешь, какие операции проходят? Ведь везут к нам прямо оттуда… Последнее чуть ли не шёпотом. Никто не заметил перехода на «ты» и какой-то интимности разговора. — А я… я ведь могу помочь! Я хочу помочь! — Так помогай здесь! Солдат не выдерживает, поднимается на ноги и делает несколько шагов. — Здесь ты тоже нужна! Кто будет твою работу делать?! — Найдутся другие, нехватки в медперсо... — Да плевать на других! Парень разворачивается и смотрит пристально. — Я тоже хочу помогать! Я имею такое же право! Наши воюют там, страну защищают, и ты был там, а я… — И что со мной стало? — Тэхён разводит руки (одну, здоровую), предлагая посмотреть на себя. — Оболочка. Кожаный мешок с костями. С раненым телом и душой. Я был там, я был в плену, я видел, с кем мы воюем, меня… — осекается и переводит дух. — Там… там не так, как показывают в кино. В кино красиво, героично, эпично. Красивые актёры в чистой новой одежде, с причёсками и макияжем спасают мир. Всё не так! Нет, тебе нельзя! — Вот ещё, — девушка тоже встаёт, выказывая прежнюю решимость. — Кто ты мне такой, чтобы запрещать? Я поеду! — А-анге-ел, — обречённо тянет Тэхён и подходит ближе. — Пожалуйста. Девичья рука тонкая-тонкая, хрупкая. Тёплая-тёплая, приятная, нежная. Еле дотягивается до мужского лица, но Тэхён склоняется ниже, проводит чужой рукой по своей колючей щеке, сам трётся, ластится. Греется в ангельском свете, что способен исцелять. Глаза прикрывает, когда сестра сама гладит по скуле. — Я тоже хочу Родину защищать, как могу, как умею, — тихо, примиряюще говорит она. — Себя защити, ангел. Часто создаётся впечатление, что это война — война дронов. Они жужжат, как мухи, над головами, иной раз не давая эти головы поднять и высунуться из укрытия. История, наверно, такого ещё не видела. Но люди тоже здесь и выполняют свои задачи. Рана заживает, а Тэхёна обратно не берут. Обучать других тоже важно, передавать свой опыт, научить выживать. Кан соглашается стать инструктором, ему обещают подумать со временем перевести обратно. — А там и война закончится, — со вздохом пророчит полковник. А пока не заканчивается, Кан обводит критичным взглядом парней, которых обучает, и хочет на их место, лишь усилием воли держит в голове, что инструктор — тоже важно. Мужики разные, высокие и низкие, сбитые и жилистые, молодые и пожившие. Не все служили в армии. Не все до конца осознают, куда попали и куда ещё только предстоит попасть. Но все серьёзны, объяснять, зачем они здесь, даже не пришлось. Сами пришли, добровольно. Ленточка далековато, но технологии не стоят на месте, дроны, бывает, долетают и сюда. Хозяйственная постройка на территории лагеря пережила пожар после атаки камикадзе, деревянный сарай рядом сгорел до тла, угольки и обломки убрать некому и некогда. Тэхён не жалуется, тоже некогда. Он ожил, он живёт. Через них проходят грузы туда или эвакуация раненных оттуда. Бойцы подходят, среди последних хотят (не) увидеть знакомых. Яркий тёплый свет не заметить невозможно, он слепит, но манит, приковывает взгляд. Ангел хлопочет над раненными, пока их отряд сделал короткий перевал на обучающей базе. Сестра в камуфляже, с красным крестом на плече, с тугим хвостом волос. Кроха помогает бойцам, кому чем, здоровым мужикам. Они тоже видят этот свет? Их взгляды встречаются. Длится это лишь мгновение, Ангела кто-то зовёт, её долг — отозваться и помочь. Тэхён подходит ближе, урывает момент, когда она не занята. Оборачивает к себе и долго смотрит, любуется. Чумазая и растрёпанная, капли пота перемешались с грязью и кровью, еле дышит, ей самой нужен отдых. На груди окровавленная нашивка с позывным «Ангел». — Какой же ты ангел в таком виде, — ласково, шутя произносит Тэхён, — ты теперь похожа на чертёнка. — Придётся менять позывной, — в том же духе отвечает сестра. — Тяжело? — Бывает, но я не жалею. Сказать что-то ещё не даёт команда командира эвакгруппы двигаться дальше. Они видятся мельком ещё несколько раз. Теперь Тэхён знает, о ком и у кого спрашивать. Она выбрала лучший позывной, ей подходит. Про неё говорят, ею восхищаются мужики, её благодарят. Иногда Тэхён ревнует, ведь она — его ангел, только он видит тёплый свет. Стоит жара, подготовку будущих бойцов всё равно не отменяют. А с утра к ним залетел дрон. Скорее всего, разведчик, сближаться не стал, сделал круг и улетел. Свои пробовали заземлить его, но не вышло, бывает. Первая машина эвакгруппы заезжает с мощным дрифтом — пропорото колесо, кабина в следах от попаданий. Следующим авто досталось не меньше. Суета, шум и отборные маты заполняют безмятежность полуденного зноя. Враг прицельно бил по медикам, осознанно мешал эвакуации раненных. Настоящая охота против всех правил войны. Ещё одна машина заезжает на спущенном колесе, передние стёкла вдребезги, по задним стекает кровь. Раздаются нецензурные команды, бегут люди. Из этой машины выпрыгивает Ангел, не дожидается никого, вытаскивает раненного, рвано дышащего бойца. Её движения точны и выверены, никакой суеты, только дикое желание успеть. Спасти. Девушка зажимает рукой кровоточащую рану на ноге солдата, вырывает из шлёвок жгут, закреплённый у его плеча, расправляет и плотно обматывает ногу у самого паха. У бойца уже перемотана рука, раненный, он получил второе ранение при эвакуации. Кто-то отталкивает Ангела, она качается и заваливается назад, но тут же рвётся доделать работу — укол, перемотка, остановка крови. На неё кричат и оттаскивают, указывают на её собственное ранение. Из ноги порциями вытекает кровь. Непонимание читается на её перепачканном лице, болванчиком подчиняется командам другого медика и даёт себя перевязать. Тэхён со своей группой в поле отрабатывает манёвры, когда получает по рации приказ возвращаться. Он видит Ангела и белую повязку на её ноге, когда по лагерю прилетает. Тэхёна отбрасывает недалеко. Что-то впилось в руку. Поднявшийся дым мешает что-либо разглядеть, а второй прилёт — услышать что-либо, кроме взрыва. Двух бомб вполне хватает на их лагерь. Добивать нечего. Наверняка, где-то сверху висит дрон, возможно, тот самый, утренний, и ведёт объективный контроль. Он же и передал координаты лагеря. Тэхён шевелится не сразу. Оглядывается по сторонам, замечая лишь развалины от нескольких каменных зданий. Всё в труху. Вдали машины эвакгруппы перевёрнуты взрывом. Инструктор встаёт, прихрамывая, аккуратно ступает по бетонной крошке. Двое его подопечных — 200. В глаза бросается белая повязка, и Кан движется туда. Мужик, 200. Тэхён мечется взглядом, ищет и хочет найти. Живой. Невредимой. Она же — ангел! Сестра находится у уцелевшей от взрыва машины. Бинты на ноге уже пропитаны кровью. Девушка сидит, прислонившись к колесу, кашляет и бьёт себя в грудь. — Ангел, — шепчет боец. — Ты здесь. — Ага, в раю. — Не может быть, меня туда не взяли бы. — Тогда в аду. — Туда не возьмут тебя. — Значит, мы оба живы. Инструктор повторно перевязывает ногу девушке и помогает подняться. — Он не улетает. Сестра указывает на небо и еле заметную точку — дрон. — Надо спрятаться. — Надо найти раненных и… — Ты — раненная, и я тебя эвакуирую. Инструктор подбирает чей-то уцелевший автомат, перекидывает его через плечо, а девушку поднимает на руки. Лес рядом с лагерем с учётом отсутствия связи и наличия раненного — небольшое спасение. Хотя бы отдышаться и перевести дух. Они усаживаются под деревом, прислоняясь спинами к стволу. — Зачем ты сюда полезла? — устало возмущается Тэхён. — А ты? — А что я? Я — мужчина, это другое. — А я — медик, это другое. Кан лишь вздыхает, спорить нет сил и желания. Сквозь крону деревьев видно голубое небо. Запах гари они, кажется, принесли на себе. Ветер приносит прохладу, убаюкивает. — Надеюсь, тех, кого я спасла, будут жить долго, родят детишек и будут счастливы. — Ты будешь жить долго, родишь детишек и будешь счастлива. Подальше отсюда. Сестра хмыкает, поворачивает к нему голову и долго смотрит. — А ты? — Что я? — Обещаешь, что выживешь, будешь жить долго и будешь счастлив? — А детишек мне не положено? — усмехается парень, глядя на небо. — Таких же красивых, как ты, — обязательно. Тэхён опускает взгляд и ловит лёгкую мечтательную улыбку на губах девушки. — И они определённо будут такими же упрямыми, как ты. — Кто? Тэхён не понимает этих слов, когда сверху слышится характерный шум дрона. Бежать. Бежать раненному по лесу с раненным товарищем тяжело. Ангел останавливает его, хватая за руку, оборачивает к себе. — Меня зовут Ан Гелин. Не знаю как, но ты угадал. Вспышка, тяжесть на груди, боль в конечностях. Больничный запах Тэхён узнает из тысячи, ни с чем не спутать. Голова гудит, рядом гудят приборы. Это не простое ранение на вылет, раз подключили к аппаратам. Понять, что болит и есть ли вообще чему болеть, сложно, но пальцы рук и ног вроде шевелятся. Значит, руки и ноги на месте. Медсестра заходит ночью, видимо, проверить больного. — Вы очнулись, это здорово. У вас… — Где Ангел? — Какой ангел? — Девушка, медсестра, с которой я был. — Вас одного нашли. Ну, насколько я знаю. Вместе с вами никто не поступал. — Вы что-то путаете, проверьте. Пожалуйста.