Жизнь и любовь Астории Малфой

Тяжёлые напольные часы из красного дерева неумолимо отсчитывали ход времени. Астория старалась не смотреть на них, и всё равно старинный циферблат притягивал её взгляд. Часовой стрелке оставалось совсем чуть-чуть до шести, минутная подбиралась к вершине слишком быстро, а секундная и вовсе как будто летала. Были и другие стрелки, назначения которых Астория не помнила, лунный, рунический и календарный циферблаты. "Я приеду в пятницу к шести", — сказал ей Драко три дня назад. Он распрощался с ней так же учтиво и заботливо, как и всегда, и никто посторонний ничего бы не заподозрил, но Астория видела, что он расстроен, пусть он и сделал всё, чтобы не подать виду. Он владел собой безупречно, но она всегда видела его настоящего. Через десять минут он должен быть у неё. А она должна дать ему ответ. Вообще, должна была ещё во вторник, но он, видя, что она не спешит восклицать счастливое "да", как это обычно делают другие девушки в такой ситуации, дал ей время на размышления. Если бы он только знал, что дело было совсем не в нём. Когда Астория вспоминала, как он опустился на одно колено, и, раскрыв коробочку с изящным, тончайшей работы кольцом, произнёс заветные слова, у неё начинало щемить сердце. О, как бы она хотела сказать "да" и, позволив себе на миг забыть о правилах приличия, кинуться ему на шею! Или хотя бы придумать достойную причину не отвечать сразу, вроде "мне нужно спросить у родителей". Но нет. Получилось, что она позволила ему уехать в сомнениях, готова ли она связать с ним свою жизнь. И это при том, что она как никто другой знала, чего стоило решиться на этот шаг ему. Ему, который до сих пор стыдился своего прошлого и всё никак не мог поверить в её любовь... Ещё большее чувство вины Астория испытывала оттого, что до сих пор не знала, что ему сказать. Её самым заветным счастьем было бы стать его женой. Выросшая с вечно холодными родителями и шпынявшей её сестрой, Астория никогда не встречала никого, кто относился бы к ней с такой заботой и нежностью, как Драко. Он был для неё воздухом, светом и жизнью, и сам, в свою очередь, буквально боготворил её, говоря, что она помогла ему собрать себя из осколков после войны. И теперь ей нужно было найти в себе силы отказать ему, зная, какой болью это обернётся для неё и для него. Если бы она только не была такой слабой! Что стало с Асторией из рода Гринграсс, выпускницей факультета Слизерин, всегда так хорошо владевшей своими эмоциями? Почему она не смогла изначально похоронить в себе свои неуместные чувства? Лучше бы они оставались друг для друга чужими. А она дотянула до последнего. Но у неё нет выбора. Семья Малфоев одна из древнейших в Британии. Им нужен будет наследник, Астория это понимала. А она не сможет его им дать. Так говорили все знаменитые целители Магической Британии, которым Гринграссы показывали свою младшую дочь. Родовое проклятие. Слабое здоровье. Бесплодие. Уж лучше она разобьёт Драко (и себе) сейчас сердце, чем сломает ему жизнь. А до этого у них всё напоминало сказку...

***

Как в настоящей сказке, Астория была влюблена в своего принца с детства. Правда, тогда она не осмеливалась о нём даже мечтать. Они часто бывали друг у друга в гостях на светских вечерах у Малфоев, Гринграссов, Паркинсонов, Ноттов и других родовитых слизеринских семей. Взрослые обсуждали свои взрослые дела в гостиных, дети же проводили время вместе. Но Астория была на два года младше, и потому могла лишь с завистью смотреть на державшихся вместе Драко-Пэнси-Дафну-Тео-Винсента-Грегори. Её Драко тогда даже не замечал. Дома после этих званых вечеров Дафна обычно на чём свет стоит поносила Пэнси, которой прежде улыбалась, — "тупая корова, и чего только клеится к Драко?" — а Астория молча слушала и кивала. Она знала: ей нельзя себя выдать. Тогда она и научилась скрывать чувства и подавлять эмоции — как подобает леди. Потом Дафна оказалась в Хогвартсе (Астории так хотелось увидеть Драко перед его отъездом, что она даже увязалась провожать Дафну), а через два года наступил черёд самой Астории. Шляпа без особой надежды предложила ей Когтевран, но всё же согласилась отправить в Слизерин. В школе Астория продолжила наблюдать за Драко издалека. Как истинная слизеринка, болела за него во время матчей и боялась, когда рядом пролетали бладжеры. Вместе с Дафной увязалась за ним в больничное крыло, когда ему накладывали повязку после атаки гиппогрифа. С чувством собственного достоинства переводила тему, когда подруги спрашивали, нравится ли ей кто-нибудь. Конечно, у неё была жизнь и помимо Драко. Астория всегда любила учиться (в отличие от Дафны), и ещё до школы пыталась овладеть заклинаниями по книгам. В Хогвартсе же ей требовалось отвлечься от мыслей о Драко, и учёба стала её спасением. Вместо того, чтобы с Дафной, Миллисентой и Пэнси смотреть за тренировками сборной Слизерина, Астория гнала себя в теплицы или в библиотеку. Это никак не способствовало тому, чтобы её заметил Драко, но могло помочь ей в будущем стать целителем. Астории нравилась мысль, что у неё будет настоящая (в отличие от "жены богатого мужа") профессия. Со временем Астория открыла, что Драко не так идеален, как ей казалось. Она увидела, что он мог быть труслив и злобен, и что профессор Снейп ему слишком потакает. Она ощущала, что то, как он ведёт себя с Поттером и его друзьями, — неправильно. Ведь это неправильно — шутить про то, что у кого-то нет родителей, или родители бедны, или в их жилах течёт кровь магглов. Астория не могла не испытывать сострадание к этому худенькому, совсем не заносчивому Гарри Поттеру. И в то же время она ничего не могла поделать со своими чувствами.

***

Разумеется, Астория взаимности не ждала. Она даже не расстроилась, когда подглядела, как Драко приглашал на Йольский бал Пэнси, и как они потом целовались — долго, с каким-то пошловатым хлюпаньем и громкими причмокиваниями. Это выглядело мерзко, но Астория — ей тогда было двенадцать — не могла отделаться от мысли, что даже такое противное действие было бы ей приятно, если бы исходило от Драко. Тем вечером, уйдя в спальню и задёрнув полог, Астория впервые ласкала себя, представляя поцелуи Драко на своём теле. А потом долго не могла заснуть, дрожа от стыда. Она даже плакала, позволив подступившему отвращению к себе вылиться хотя бы так. А на следующий день ей было ещё тяжелее, чем обычно, смотреть на Драко... Потом был третий курс, мадам Амбридж и Инспекционная дружина, в которую вошёл и Драко. Было нашумевшее интервью Поттера, скандал в Министерстве и триумфальное возвращение Дамблдора. Было подтверждение: Тот-кого-нельзя-называть вернулся. А потом ей показалось, что они с Драко стали чуточку ближе. Ну, если сравнить с предыдущими годами. На самом же деле они всё ещё не общались, и Астория даже не была уверена, помнит ли он, как её зовут, но что-то изменилось. Это был его шестой курс, и, то ли из-за полувоенного положения в Британии, то ли из-за ареста отца, Драко выглядел скверно. Его прежний лоск, насмешливая уверенность в себе и ленивая грация движений пропали, он похудел, под глазами залегли тени. В гостиной шептались, что он готовится поступить на службу к Тёмному Лорду. Астория не знала, можно ли этому верить, но видела, что Драко постоянно был бледный, уставший и злой. Астории казалось странным, неужели никто из его друзей не замечает, что с ним что-то не так, пока она не поняла. У Драко Малфоя не было друзей. Крэбб, Гойл, Забини... все они были в лучшем случае свитой. От Пэнси же душевной чуткости ждать и вовсе не приходилось. Если в начале учебного года Драко охотно проводил время в общей гостиной (и Пэнси, хохоча, сидела у него на коленях), то позже Астория всё чаще замечала его в библиотеке, зарывшегося в фолианты по тёмной магии. Пару раз к нему притаскивалась вечно шумная Пэнси, и Драко без церемоний прогонял её, пока она со скандалом не бросила его. У Астории сложилось впечатление, что Пэнси ожидала, что Драко будет пытаться её вернуть, но тот вообще не сожалел об её отсутствии. Астория же... Астория ему не мешала. Астория вообще обосновалась в библиотеке задолго до него, если уж на то пошло, и её присутствие там его не настораживало. Бывало, они проводили целые часы вечерами в библиотеке в полнейшем молчании, облюбовав себе углы напротив. Астории хотелось спросить, какие книги он ищет — всё же, после Гермионы Грейнджер, главным завсегдатаем библиотеки была она, — но она сдерживалась. Никому не нравится, когда лезут в его дела; никому не нравится, когда его отвлекают от важных дел; и вообще леди неприлично навязывать кому-то своё общество — эти принципы Астория усвоила едва ли не с молоком матери. Конечно, это не означало, что Астория не стремилась обратить на себя его внимание. Она стала больше времени уделять внешности, научилась укладывать волосы и наносить многослойный макияж, внесла в гардероб дорогие тёмные мантии и каблуки. Но Драко по-прежнему не замечал её, а терять их долгие уютные часы молчания из-за какого-нибудь неосмотрительного поступка Астории не хотелось. Один раз она попросила у него запасное перо — не ради его внимания, просто в библиотеке в тот час действительно никого больше не оставалось — и он, вынырнув из размышлений, посмотрел на неё с таким высокомерным удивлением, будто с ним заговорила табуретка. Этого Астории хватило. Пожалуй, самой крутой мерой, на которую у Астории хватило решимости, было пару раз послать ему через школьных сов анонимные посылки со сладостями из Сладкого Королевства. У неё были большие сомнения, вспоминает ли Малфой хоть изредка о необходимости поесть. А потом погиб Дамблдор и началась война. Нет, формально, это нигде не провозглашалось, но все понимали, что происходит. Новое правительство, объявившее Избранного Мальчика-Который-Выжил в розыск. Дементоры вокруг Хогвартса. Пожиратели смерти среди преподавателей. "Давно пора, — говорила летом Дафна, не скрывая злорадства. — Этим ублюдкам типа Грейнджер не место в Хогвартсе. И вообще в магическом мире. Сколько можно! Мы и так скрываемся от этих магглов, трясёмся из-за дурацкого Статута о Секретности, а эти грязнокровки как ни в чём ни бывало врываются в наш мир, занимая наши места! Как будто они тут кому-нибудь нужны!" Астория слушала сестру, и ей казалось, что по позвоночнику у неё спускается кубик льда. Она сама с детства привыкла гордиться древностью и знатностью их рода, тем, что их семья входит в список Священных двадцати восьми, тем, что испокон веков поколения Гринграссов накапливали магическую премудрость и пользовались уважением других знатных семейств. Астория знала и то, что её аристократическое образование с французским, историей, этикетом, танцами и теоретическими основами магии действительно давало ей преимущества. Но утверждать, что магглорождённым не место в их мире, или вовсе призывать к их истреблению... Это было слишком. Разве "грязнокровку" Грейнджер не называли лучшей ведьмой её поколения? Разве полукровного Гарри Поттера ещё недавно не прославляли за героизм? И разве чистокровные Уизли не почитали магглов и магглорождённых себе за равных, даром что их род один из древнейших? Астория Гринграсс была чистокровной слизеринской ведьмой и гордилась этим. И именно поэтому Пожиратели смерти вызывали у неё отвращение. Если они, чистокровные волшебники, лучше других, если они заслуживают того, чтобы блюсти общественной порядок, если они готовят магической Британии лучшее будущее, то почему сейчас они несут миру лишь террор? Если они сильнее, мудрее и достойнее остальных — то как они могут опускаться до варварской жестокости? Если им дано больше других, то разве не больший с них должен быть спрос? В школе Астория получила все ответы. "Магглы — грязные и ленивые существа, глупые и примитивные. И в то же время подлые и изворотливые, если они нашли способ красть магию у нас. Долгое время это сходило им с рук, но сейчас настали новые времена. Грязнокровные выродки будут сидеть в Азкабане, как и положено преступникам, а магглы будут нашими рабами," — внушала Алекто, расхаживая между рядами съёжившихся учеников. "Да ну? Глупее, грязнее и примитивнее вас? Профессор, по-моему, это невозможно," — передавали шёпотом за обедом ученики слова Невилла Долгопупса. Астория видела, как его несли без сознания в больничное крыло двое гриффиндорцев, и его опухшее лицо было покрыто запёкшейся кровью. Той ночью Астория не сомкнула глаз, думая о том, как благородный Слизерин-факультет-амбициозных-и-хитроумных, превратился в Слизерин-факультет-пожирателей, предмет ненависти всей школы. И она знала: чтобы всё вернулось на свои места и она смогла по-прежнему гордиться своим факультетом, Гарри Поттер должен победить. А тем временем Хогвартс всё больше и больше напоминал тюрьму. Дементоры периодически проникали в замок. Квиддич и все кружки были запрещены. Все письма вскрывались и прочитывались. Чаще всех приходили похоронки. Одна когтевранка, ровесница Астории, с которой они были в паре на гербологии, сбросилась с башни, узнав о смерти родителей. После этого Снейп приказал Флитвику запечатать магией все окна. "Мы должны беречь магическую кровь", — улыбалась жабьим ртом Алекто, и Асторию пробирала дрожь. Мешки с кровью — чистой или грязной — вот кем их видят Пожиратели. Кэрроу свирепствовали вовсю. Говорили, что в подвале устроен карцер и Кэрроу посылают туда провинившихся для наказаний плетью от Филча. И всё же это было не так страшно, как жестокость самих Кэрроу. "Век жалостливых чистоплюев вроде Дамблдора прошёл. Тёмному Лорду нужны верные, сильные и храбрые сторонники. Вы должны быть достойными, когда он позовёт, — говорил Амикус, и его ноздри раздувались от нетерпения. — Докажите, что вы достойны". И им приходилось доказывать. Кто-то подчинялся из страха, кто-то, вроде Крэбба и Гойла, с радостью. Были и те, кто не подчинялся — в основном, гриффиндорцы, хотя, порой, и когтевранцы с пуффендуйцами, — и о них ходили легенды. Говорили о Джинни Уизли, которая, когда ей приказали наложить пыточное проклятие на первокурсника, послала яростный Круциатус в самого Амикуса. Говорили о Симусе Финнигане, который плюнул в лицо Алекто. Говорили о Невилле Долгопупсе, который справился на дуэли сразу с двумя слизеринцами. Говорили о пуффендуйцах, взорвавших арсенал близнецов Уизли в комнатах Кэрроу. Говорили о когтевранцах, зачаровавших стену в Большом Зале, чтобы на ней отображалось "Отряд Дамблдора набирает сторонников". О слизеринцах говорили тоже, но уже совсем другое. Палачи. Пожиратели. Змеёныши. И Астория не могла винить их за это. Слишком хорошо знала, как много родителей её знакомых носят чёрные метки. И как много учеников испытали на себе Круциатус от её однокурсников. Хотя были и слизеринцы, которые не поддерживали происходящее, пусть и не имели смелости этому противостоять. Они боялись даже говорить между собой, опасаясь, что другие сдадут их Кэрроу. Астория научила их падать в обморок при виде пыток, чтобы их самих не заставляли накладывать Круциатус. Сама же по вечерам уходила на якобы взыскания у Макгонагалл, на самом деле учась у неё невербальной магии, которую изучали с шестого курса. Когда ей удалось молча обезоружить однокурсника, который едва не запытал маленькую пуффендуйку до невменяемости, и Амикус с налившимися кровью глазами бешено орал "Кто это сделал?" Астория испытала гордость. Она не могла в открытую бросить вызов Пожирателям, как это делали гриффиндорцы. У неё было ни смелости, ни желания поставить на карту всё, рискнув своей репутацией и пойдя наперекор традициям своего факультета. Тем более в одиночку, не имея поддержки Отряда Дамблдора. Зато она могла, днём оставаясь послушной режиму Кэрроу, по ночам приходить в комнаты младших и успокаивать тех, кого мучили кошмары. Могла в туалете держать волосы Дафны, пока ту рвало, после того как её заставили накладывать Круциатус на Лаванду Браун. Могла учиться и учить других простеньким Щитовым чарам и другим заклятиям. Это был её маленький вклад. В конце концов, разве хитрость и умение идти к своей цели разными путями — не истинная черта её факультета? Однажды вечером Астория, возвращаясь от Макгонагалл, наткнулась на учеников из Отряда Дамблдора. Они шли от кабинета Слизнорта с набитыми сумками. Завидев Асторию, шедший впереди парень (кажется, он был с курса Гарри Поттера) вскинул палочку. Рядом с ним замаячило бледное лицо в обрамлении белокурых волос. Полоумная Лавгуд, вспомнила Астория. Та, над которой столько лет измывались Дафна, Миллисента и Пэнси... — Вам лучше идти другой дорогой, здесь через два поворота дежурят наши, — сказала Астория, глядя, как качаются редиски в ушах Лавгуд. — Только не на четвёртый, там Филч ловит Пивза. Лучше на второй. Лавгуд благосклонно кивнула. — Жаль. Филч так не любит Пивза, а, по-моему, он довольно милый. Спасибо за помощь. Идём, ребята! Парень схватил её за запястье. — Ты что, ей веришь? Она же со Слизерина! И... это же сестра Гринграсс! Дафна запытала Лаванду! — Профессор Слизнорт тоже со Слизерина, однако он на нашей стороне и разрешает нам брать его запасы. Я думаю, если мы хотим помочь Лаванде, то нужно сварить заживляющее как можно скорее. Ты очень раздражительный, Симус, наверное, это всё мозгошмыги. Жаль, я не взяла свои очки. Ещё раз спасибо, — невозмутимо улыбнулась она Астории и повела компанию к лестнице. Так произошло знакомство Астории с Отрядом. Пару раз они сталкивались в коридорах ещё, и Астория считала своим долгом им помогать, рассказывая о дежурных. Первое время ей не доверяли, но вскоре с подачи Лавгуд постепенно привыкли к ней. Астория не просилась к ним — она не могла даже представить, что будет, если её застанут с ними — но восхищалась их мужеством и единством. Особенно её зацепили суровые глаза Невилла на перманентно избитом лице и доброта Полумны, тем более поразительная, сколько она вынесла. Когда Полумну забрали с поезда, Астория даже плакала. "Дура, — мрачно говорила ей Дафна. — Не надо тебе с ними якшаться... На всех нас беду навлечёшь!" С Драко же Астория в этом году почти не пересекалась. Выглядел он ещё хуже, чем раньше, и походил на обречённого на заклание. Астория видела, что Пожиратели в Хогвартсе — совсем не то, о чём он мечтал, и что он уже не испытывает никакой гордости от служения Тёмному Лорду. А потом в Хогвартсе оказался Гарри Поттер. Когда их отвели в подвал, Астория успела заметить, что Драко с ними не было. А потом двери захлопнулись, и началась паника. Кто-то кричал, клялся в верности Тёмному Лорду или, напротив, Гарри Поттеру, кто-то рвался на свободу, кто-то баррикадировал двери... Астория же все часы, пока шла битва и пока Отряд Дамблдора наравне со взрослыми сражался против Пожирателей, просто сидела, забившись в угол, плакала, пусть даже леди плакать нельзя, и боялась. И за Гарри Поттера. И за Драко. И за них всех. — Хватит реветь, сопля! — прикрикнула Дафна, а потом не выдержала и разрыдалась тоже, и весь вечер они провели в объятиях. — Они победят, — сказала Астория наконец, вытирая слёзы, и толкнула Дафну в бок. — Гарри победит. Дафна молчала. Затем глухо выдавила: — Да. Пусть Поттер победит. И он победил.

***

Возвращаться в Хогвартс на пятый курс было страшно. Пусть даже все и знали, что война окончена, что большая часть Пожирателей уже под арестом, что большинство раненых в битве уже выпустили из Мунго, что Хогвартс восстановлен, что всё теперь будет по-другому — всем первое время мерещились за каждым углом мрачные фигуры Кэрроу. Однако на этот год всё на самом деле было по-другому. Коридоры наполнились смехом и шумом, как до войны. Магглорождённые со всех курсов вернулись в школу. Вернулись кружки, квиддич, кубок школы, оживились портреты, заблистали с новым великолепием классы и залы... Но некоторые раны, нанесённые войной, было излечить не так просто. Астория не винила тех, кто, завидев слизеринцев в коридоре, менял направление и уходил, тех, кто шептался у них за спиной, тех, кто бросал вызывающее "Змеёныши!" им прямо в лицо. Как она могла в чём-то обвинять магглорождённую третьекурсницу с гриффиндора, просидевшую прошлый год в Азкабане? Как могла упрекать когтевранца, у которого Пожиратели убили родителей? Как могла злиться на пуффендуйца, у которого старший брат погиб в битве за Хогвартс? Да, не все они поддерживали Пожирателей. Многие, кто изначально был на стороне Тёмного Лорда, жестоко разочаровались в нём, увидев методы Кэрроу. Многие желали победы Гарри Поттеру. Многим вообще не было дела до Министерства, и они просто желали, чтобы это всё как-нибудь поскорее закончилось. Но это не отменяло того, что, пока других пытали и убивали, они были в безопасности. Они ведь тоже могли сопротивляться, вступать в ОД, отказываться выполнять требования Кэрроу... Но не делали этого, становясь молчаливыми сторонниками происходящего. Справедливости ради, среди учеников других факультетов было много настроенных дружелюбно. Многим хотелось оставить все распри в прошлом. Многие были мудрее того, чтобы переносить вину с отцов на детей. А кто-то испытал слишком много боли сам, чтобы причинять её другим. Мало-помалу вражда между факультетами сходила на нет. Стараниями ли учителей и директора Макгонагалл, взявших курс на объединение факультетов, стараниями ли миролюбивых учеников (и отдельно взятой Полумны Лавгуд), или, возможно, благодаря всеобщей усталости от ненависти, пропасть между слизеринцами и остальными учениками уменьшилась до размеров трещины, и это было немало. Саму Асторию вообще не трогали ни разу — многие, оказалось, помнили, как она помогала Отряду. Но кого общественное мнение прощать не хотело — так это ученика-пожирателя. Того, кто вышел навстречу Тёмному Лорду. Предателя. Драко Малфоя. На этом повторном курсе от Драко отвернулись все. Даже те, кто сам был не лучше, вроде обожавших Круциатус Пэнси и Гойла, разорвали с ним отношения. Астория понимала ненависть других факультетов, но предательство своих, причём тех, чьи родители щеголяли такой же меткой... Для Астории это было слишком лицемерно. Не потому ли они сделали из Драко козла отпущения, чтобы попытаться этим обелить себя? Сам Драко тоже стал другим. И раньше замкнутый, сейчас он был абсолютно одиноким. На его прежде высокомерном лице теперь застыло скорбное и какое-то даже жалкое, затравленное выражение. Что бы он не пережил во время войны, думала Астория, оно явно оставило на нём свой след. Новый Драко ни с кем не общался, никого не задирал, и даже почти не реагировал на издевательские "эй, хорёк" или "эй, пожиратель". Часто в библиотеке Астория видела, как он опускал голову на руки и долго сидел, обхватив виски, явно переживая не самые лучшие минуты в жизни. И Астории было его ужасно жаль. Возможно, именно это заставило Асторию к нему подойти. Драко-слизеринский-принц-из-её-грёз исчез, растворившись в промозглом тумане и дыму войны. Остался лишь Драко-прошедший-войну, Драко-видевший-слишком-многое, Драко-который-не-будет-прежним. Драко, который был совсем один. Он вздрогнул, и поднял голову слишком резко, когда она обратилась к нему. "Ты, наверное, меня не помнишь. Я Астория Гринграсс. Сестра Дафны". Она попросила его помочь с азиатскими противоядиями, опустив на стол тяжёлый том. "Я бы обратилась к Дафне, но она не любит зелья. Зато она сказала, что ты в них разбираешься. Я подумала, может, ты мне поможешь?" — добавила она, и насторожённость в глазах Драко если не исчезла, то слегка уменьшилась. "Могу и помочь, — кивнул он. — И я тебя, кстати, помню." Запоздало спохватившись, он торопливо убрал сумку с соседнего стула. "Прошу", — с некоторой долей былой театральности указал он. Так они и начали общаться. За первым импровизированным уроком последовал второй, третий, пятый... Драко и в самом деле разбирался в зельях если не идеально, то вполне достойно. Учителем он тоже оказался неплохим, его хорошо поставленная речь позволяла ему интересно рассказывать о чём угодно. В конце концов, именно он всегда был главным слизеринским оратором, когда требовалось вступить в словесный поединок с гриффиндорцами или уладить вопросы с учителями. Ну и самое главное, как угадала Астория, ему самому явно не хватало общения. Уже через пару недель, входя в библиотеку, Астория подметила, что он стал ждать её, оставляя для неё место. Вскоре у неё не осталось ни одного пробела в курсе зелий, но встречи продолжились. Драко взялся объяснять ей материал с опережением программы. От зелий они перешли к ЗОТИ, и в них он, как выяснилось, был настоящим мастером. Под его руководством Астория за какой-нибудь месяц овладела десятком новых заклинаний и порч. Она даже научилась вызывать Патронуса, принявшего вид серебряной ласки. Не сразу, но они сблизились. Драко, поначалу державшийся отстранённо, стал оттаивать. Если первое время он разговаривал с ней неохотно, ограничиваясь лишь вежливыми приветствиями и сразу переходя к уроку, то потом стал понемногу открываться. Из отрывочных фраз Астория узнала, что его мать на домашнем аресте, что его письма досматривают, что ему запретили покидать Британию... ("Жаль. Я бы хотел уехать. Провёл бы год в Европе, во Франции, там, в Бельгии... Здесь меня вряд ли ожидает какое-то светлое будущее.") Ни о чём личном, или, тем более, касающемся его прошлого, Астория его не спрашивала — это казалось ей неуместным. Зато они начали обмениваться новостями. ("На ЗОТИ проходили Окклюменцию. Тоска! Посмотрел бы я на них, если бы им в мозг начал ломиться Снейп! Меня-то учила Беллатриса. Единственное хорошее, за что я ей благодарен". "А мне сегодня профессор Стебль сказала, что у меня все шансы получить "Превосходно" на СОВ!") Драко вскоре сам стал интересоваться её жизнью и первым задавать вопросы. Мало-помалу они пришли к тому, что можно было назвать дружбой. Асторию это устраивало. Она уже давно смирилась с тем, что её слизеринский принц никогда на неё не взглянет, и, когда она это приняла, ей стало гораздо легче. Она уже не боялась в его присутствии сделать что-то не так, не пыталась продумывать заранее, что ему сказать, и не тратила полчаса на изысканный макияж. После того, как их всех могли убить, переживать о внешности вообще казалось глупо. Так или иначе, Астории нравилось, что от чужих людей они продвинулись к почти друзьям. Это было большее, чем на что она могла рассчитывать. Астории нравилось, что рядом есть кто-то, кто поощряет её любовь учиться. Нравилось, что она способна оказать Драко реальную помощь, избавляя от одиночества. Нравилось видеть, что Драко рад ей при встречах. На зимние каникулы Астория с Дафной в этом году оставались в Хогвартсе — у их родителей была какая-то важная сделка в Амстердаме. Драко, напротив, уезжал к матери. Астория пожелала ему хорошей дороги и выразила надежду, что он застанет мать в добром здравии. А на Рождество её ждал сюрприз. Когда Астория открыла глаза, первое, что она увидела, была дожидающаяся на тумбочке коробка с домашними сладостями и книга по Травологии. И даже если бы в коробку не было вложено павлинье перо, Астории не нужно было гадать, кто мог это прислать. Заглянувшая к ней вскоре Дафна застала Асторию одновременно смеющейся, плачущей, и прижимающей книгу к груди. "Переучилась", — поставила диагноз Дафна. Когда Драко вернулся — Астория чисто случайно засиделась в общей гостиной допоздна — она едва не кинулась ему на шею и остановилась в последний момент. Уголки губ Драко слегка приподнялись, когда она, взяв себя в руки, чопорно поблагодарила его за подарок. К этому времени отношение окружающих к Драко изменилось. С ним снова стали общаться на тренировках по квиддичу, его снова приняли в старые слизеринские компании (правда, лидерство он теперь делил с Ноттом). Учителя уже не поджимали губы, начисляя ему баллы за академические успехи. Даже ученики других факультетов перестали к нему цепляться — ходили слухи, что в защиту семьи Малфоев в суде выступил лично Поттер. Иными словами, Драко больше не был одинок и в компании Астории не нуждался. И тем не менее они продолжили видеться. В начале марта Астории исполнилось семнадцать. Дафна, ничтоже сумняшеся, преподнесла ей кружевное бельё настолько откровенного фасона, что Астория, едва взглянув на него, покраснела и поспешила убрать подальше. Однокурсницы тоже повели себя предсказуемо, одарив десятком новых книг. Даже Полумна Лавгуд не забыла поздравить её и вручила нечто, якобы являющееся когтем какого-то животного и приносящее удачу. А вот Драко не сказал ей ни слова, хотя и видел, как её поздравляли за обедом в Большом Зале. Задёрнув полог, Астория провела в своей кровати весь вечер. Ей не хотелось никого видеть — и в первую очередь Драко. Она бы не смогла сдержаться и сказала бы что-то, о чём потом, несомненно, стала бы жалеть. В конце концов, это не вина Драко, что она такая влюблённая дурочка, вообразившая себе лишнего. И вообще ей следовало бы быть благодарней за их дружбу, — повторяла себе Астория. А незадолго до полуночи раздался стук в окно, и школьная сова с равнодушным видом принесла ей записку. "Крыша Астрономической башни. Сейчас". Астория сама не знала, что заставило её послушаться, — скорее всего то, что даже чей-то глупый розыгрыш был лучше того, чтобы продолжать плакать, — но отправилась к назначенному месту. Когда она, выбравшись на крышу, увидела Драко, уютно сидевшего по-турецки, прислонившись спиной к ограждению, её едва не хватил удар. Драко ухмыльнулся и широким жестом указал на стоящую рядом корзину, увитую зелёными и серебристыми лентами и украшенную белыми розами. Подойдя, Астория увидела, что корзина была доверху заполнена угощениями из "Сладкого Королевства". — Сдаётся мне, я серьёзно задолжал тебе за тот шестой курс, — шутливо сказал Драко. И на памяти Астории это был первый раз, когда он пошутил после войны. Драко ещё не успел выговорить "С днём рождения", как Астория обвила его шею руками. И когда они через какое-то время выпустили друг друга из объятий, было сложно определить, кто из них был шокирован больше.

***

С тех пор они стали видеться каждый день. Порой они сидели в общей гостиной вместе с остальными, порой выбирались вдвоём на крышу или сидели на берегу озера. И, конечно, вместе готовились к экзаменам — СОВ и ТРИТОНам — в библиотеке, с которой, собственно, всё и начиналось. В общем-то, было совершенно логично, что их первый поцелуй состоялся там же. Это произошло где-то спустя две недели после дня рождения Астории, когда они на выходных пытались разобраться с валом накопившихся заданий. Астория долго бродила между рядами, ища нужный справочник по гоблинским войнам — и, разумеется, он оказался на самой верхней полке. И, разумеется, палочку Астория оставила на столе. Она попыталась дотянуться... — Давай я, — сказал Драко, и Астория вздрогнула от того, как неслышно он подошёл. И как близко. Так, чтобы её накрыло волной его парфюма. Так, чтобы чувствовать его теплоту кожей. Так, чтобы кружилась голова. Драко с лёгкостью достал книгу. А потом наклонился к ней — и их губы слились в долгом поцелуе. Никогда прежде Астория не чувствовала себя счастливее.

***

Об их паре шептались. Ими восхищались. Им завидовали. Пару раз Пэнси и Миллисента заговаривали вещи Астории, так, чтобы расчёска вдруг начинала исторгать чернила, каблуки ломаться, а учебники не даваться в руки. Астории ничего не оставалось, кроме как прибегнуть к урокам Драко и наслать на них парочку порч, после которых от них отстали. "Как будто кто-то сомневался, что я превосходный учитель", — фыркнул Драко. Когда сплетникам надоело перемывать им косточки, наступили блаженные месяцы покоя. Даже подготовка к экзаменам не могла отравить им их счастья. В глазах Драко больше не сквозила перманентная боль и усталость, и он снова начал улыбаться. Астория же и вовсе была на седьмом небе. Конечно, с одной стороны, нельзя сказать, что их новый статус пары глобально на что-то повлиял. Ещё задолго до поцелуя Астория и Драко сблизились так, что уже не могли представить свою жизнь без друг друга. За разговорами они узнавали друг друга всё лучше, открываясь всё сильнее и сильнее, и рассказывая друг другу то, чего не могли сказать никому другому. Астория говорила, как холодно и одиноко ей было в доме, где родители, казалось, не любили ни друг друга, ни детей, а Драко сбивчиво рассказывал, как пошёл на службу Волан-де-Морту, как хотел выслужиться, и как потом с болью обнаружил, что не мог и не хотел воевать на его стороне. "Ты раскаялся, и это главное, — шептала Астория, гладя его по волосам, пока Драко плакал у неё на коленях. — Ты изменился". С другой стороны, всё же в статусе пары были приятные преимущества. Для Астории стало приятным сюрпризом узнать, что быть ученицей или подругой Драко — совсем не то же самое, что быть его девушкой. Уж что-что, а ухаживать Драко умел красиво. Подавать руку, открывать дверь, извлекать из палочки изящные букеты... Его подарки тоже отличались избирательностью и продуманностью. Фолиант по лечебным растениям Тибета. Новое орлиное перо. Изящная серебристая подвеска в виде змейки. — Скоро и до кольца дойдёт, — с намёком говорила мать, когда Астория приехала на летние каникулы. И, не смущаясь её присутствием, говорила мужу, как им повезло, какой благородный род у Малфоев, и, самое главное, какое у них состояние. Астории от таких разговоров было мерзко. Впрочем, она приняла приглашение побывать в Малфой-Мэноре и познакомиться с его родителями. Они с Нарциссой сразу понравились друг другу, и даже Люциус посчитал её comme il faut. Хотя Астория подозревала, что дело здесь не столько в её моральных качествах, сколько в родословной. А спустя два года — два долгих года, пока она оканчивала Хогвартс, — состоящих из встреч на выходных в Хогсмиде, совместно проведённых каникул и нескольких сотен писем — Драко опустился на одно колено и попросил её стать его Леди Малфой.

***

Тиканье старинных часов казалось Астории оглушающим. Три минуты до шести. Две минуты до шести. Минута. И ни одного достойного ответа в голове. Много раз Астория задавалась вопросом, почему она не сказала ему раньше. Потому что не хотела торопить события? Потому что не верила, что они действительно до этого дойдут? Потому что надеялась, что родовое проклятие таинственным образом исчезнет? А вот теперь ей требовалось своими руками разрушить своё счастье. Раздался бой часов. И в тот же миг снизу донёсся хлопок аппарации. Астория поднялась с кресла и подошла к окну, обхватив себя руками за плечи. Да или нет? Нет или да? Сердце говорило да, долг говорил нет, и Астории оставалось лишь кусать губы, слушая лёгкие шаги Драко по лестнице. Астория собрала все силы — и обернулась. И при виде замершего в дверном проёме Драко с букетом её любимых белых роз её посетила ещё одна, совершенно глупая и неуместная мысль. Как же сильно она по нему соскучилась. — Меня не было всего три дня, — поднял брови Драко. Конечно, она сказала это вслух. — Это значит... Да? Его дрогнувший голос и зарождающаяся на губах улыбка выдали его с головой. Астория взглянула в его полные надежды глаза — и поняла, что ни при каких обстоятельствах не сможет соврать и сделать его несчастным. — У меня бесплодие. Драко остановился, не доходя до неё несколько шагов. — Родовое проклятие. Снять нельзя. Прости, я должна была сказать раньше, — Астория заставила себя не отводить глаза. Слова казались ей сухими и картонными. — Я знаю, тебе нужна семья, роду Малфоев нужен наследник... Мне жаль, что так вышло. Лицо Драко посерьёзнело. Несколько секунд он размышлял, очевидно, что-то взвешивая. Затем снова поднял голову, и в его взгляде что-то промелькнуло. — Причина только эта? Астория вздрогнула. Она слишком хорошо его знала. — Не вздумай ломать свою жизнь ради меня! Твой отец... — Вырастил из меня Пожирателя и едва не убийцу, — докончил Драко. — И я не собираюсь давать ему право вмешиваться в мою жизнь и дальше. — Жестом ладони он пресёк попытки Астории возразить. — Астория, выслушай. Ты знаешь, как меня все ненавидели после этой войны. Я сам себя ненавидел. И я не знаю, как я выжил бы, если бы не ты. — Он сделал паузу, словно тщательно взвешивая слова. — И... я люблю тебя. Он уже говорил ей это раньше, но Астория всё равно почувствовала, как у неё забилось сердце. — Роду Малфоев нужен наследник, — тихо повторила она, не давая ложной надежде уцепиться в её душе. — Иначе ваш род на тебе и закончится. Драко дёрнул плечом. — И Мордред с ним. Астория... Я не знаю, насколько меня будет тяготить отсутствие наследника, но я точно знаю, что не смогу жить без тебя. Прошу... Выйди за меня. И, глядя в его серые глаза, Астория не смогла сказать ничего, кроме как "да".

***

Когда семь лет спустя в её животе появилось биение новой жизни, Астория не могла поверить своему счастью. Да и ошеломлённое выражение лица Драко ("У нас будет КТО?"), через секунду осознания сменившееся дикой радостью, она запомнила надолго. Её коллеги-целители в смятении заявляли, что ничего не понимают и это просто невозможно. И только Макгонагалл, которой они сказали одной из первых, не нашла в этом ничего удивительного. "Мистер Малфой, воистину, только чистокровные волшебники могут обучаться в школе Чародейства и Волшебства и ежедневно видеть перед собой сотни проявлений магии, чтобы потом так не верить в чудеса. Видите ли, для любого магглорождённого волшебника такими же невозможными кажутся драконы и полёты на мётлах. И, знаете ли, ничего, осваиваются. А вам хотелось бы напомнить слова Альбуса, что любовь — это и есть самая сильная магия." Затем Макгонагалл попросила поговорить с Драко наедине. Астория послушно вышла. У неё были свои догадки. Когда через пять минут Драко вышел с таким решительным выражением, будто готовился к квиддичному матчу с Гриффиндором, Астория уже знала, что угадала. Драко поклялся, что и близко не пустит Люциуса к воспитанию, что в их доме ни разу не прозвучит слова "грязнокровка", и что ни капли не изменит отношения к ребёнку, если тот поступит не на Слизерин. И Астория, обнимая его, знала, что он сдержит слово. Когда Скорпиус родился, у него были глаза Драко. И, глядя на то, как её муж целует пухлые щёки сына, Астория благодарила судьбу. Когда же Скорпиусу пришла пора ехать в Хогвартс, они с Драко давали ему последние наставления на вокзале. И пока Драко в десятый раз просил сына не повторять его ошибок, Астория всё думала, что ей сказать. И, после сто раз уже сказанных "мы будем писать тебе три раза в неделю" и "постарайся завести друзей", она наконец-то перешла к главному. "Эти семь лет пролетят быстро. Когда ты окончишь Хогвартс, ты выйдешь во взрослый мир. И во взрослой жизни тебе часто придётся делать выбор, выбор между правильным и неправильным. Пожалуйста... выбирай то, что правильно. Даже если тебе кажется, что это невыгодно, даже если да-что-угодно — всегда поступай, как должен. Потому что за неправильный выбор, тебе скажет отец, тебе придётся долго расплачиваться. А за правильный жизнь наградит тебя сама, и всё сложится как надо". Скорпиус с серьёзным видом кивнул. Через три минуты он уже сидел в вагоне, и Драко, обняв Асторию за плечи, смотрел, как, медленно набирая скорость, начинает движение Хогвартс-Экспресс. На душе Астории Малфой было легко. Она сделала правильный выбор.