говорить о любви

Как много лет минуло с тех пор, как был убит последний Дракон… строились и разрушались замки, короли сменяли один другого… да, впрочем, и нет уже королей. Нет взбалмошных влюбчивых принцесс, нет принцев и героев… люди перестали верить в сказки. Они огрубели, души их покрылись патиной. Им не нужно больше ни волшебства, ни волшебников. Даже тех, что на свою беду были бессмертны. Как хорошо, что ты не видишь всего этого, родная моя. Ты проросла цветами, чтобы унять мою скорбь, а я, дурак, так и не смог обратиться дубом, как бы я ни старался. Ты, наверное, сейчас улыбаешься — то-то так ярко блестит роса на нежных лепестках. Жена моя! Сколько бы ни прошло лет, а я до сих пор влюблен в тебя как мальчик. Но не прозвучат твои шаги, не раздастся боле твой голос. Зато у нее улыбка точь-в-точь как твоя. И те же ямочки на щеках. Своим звонким девичьим голосом она зовет меня «папой». Но на меня она ни капли не похожа. Она твоя дочь, твое продолжение. Она бутон с твоего стебля и мое бессмертие. Да, родная моя, я больше не волшебник. Я сотворил свое последние чудо, чтобы часть нас продолжала жить, пусть даже нас самих уже не будет. У неё твои глаза и частенько она ругает меня твоими словами. Как жаль, что ты не видишь всего этого, родная моя. Она бы тебе очень понравилась — эта наша девочка. Я больше не волшебник, но я так хочу подарить ей сказку. Только теперь у каждой сказки своя цена, потому что в них нет больше волшебства, а точнее оно всё идет под учёт. Всё-всё до последней искорки. Чудес на всех не хватает. Вот такой вот я волшебник без чудес. Дурак — одним словом. Но она должна быть счастлива… Ах! Она идет. Она! Она! Ее шаги…

* * *

— Алиса… — Лаврентьев улыбнулся. Опустив лейку, он отряхнул ладони и раскрыл объятия. Алиса послушно шагнула в тепло отцовских рук. Зашептал ветер, качнулись цветы на любимой профессорской клумбе, выбилась светлая девичья прядь и тут же вернулась на свое место, словно невидимая ладонь по-матерински огладила растрепавшуюся макушку. — Алиса… — повторил профессор, до сердечной боли вглядываясь в такое знакоемое родное лицо, — мне вдруг захотелось поговорить с тобой о любви…