Профессионализм

Иногда — крайне редко, но все же — Цзяоцю жалеет о том, что согласился стать лекарем нового генерала Яоцина. И дело даже не в том, что помимо своей основной работы он так же выполняет роль советника и секретаря, а в том, что Фэйсяо все еще молода и вспыльчива, и титул генерала дается ей нелегко. — Поганая полукровка, как смеешь ты звать себя генералом? — Очередной доведенный до белого каления вояка стоит напротив них, облаченный в полностью закрытый доспех. Меч наготове, тело в стойке. Увы, это не какой-то там рядовой облачный рыцарь, а представитель знати, один из главнокомандующих войсками Яоцина, который, очевидно, рассчитывал, что после смерти генерала Юэюй должность генерала отойдет именно к нему Лицо Фэйсяо гневно искажается, она вот-вот оскалит клыки. — Адмирал Хуа лично назначила госпожу Фэйсяо генералом-арбитром Яоцина, — Цзяоцю приходится вмешаться, пока не произошло еще большей беды. — Если у вас есть какие-то претензии… — Если у вас есть какие-то претензии, мы можем обсудить их в бою, — цедит Фэйсяо. Все старания лисе под хвост. Цзяоцю делает глубокий вдох. — Вы вызываете меня на дуэль? — Оппонент насмешливо хмыкает, он и сам уже планировал напасть, а теперь лишь еще больше раззадорен дерзостью Фэйсяо. — Именно. — Неслыханно! Что ж… — Мы находимся на площади, полной обычных гражданских, — напоминает им Цзяоцю. Люди и так уже обступили их тесным кольцом, желая узнать, как поведет себя генерал, но если она вступит в бой, кто-то ведь может пострадать. В первую очередь — она сама. — Если вы собираетесь сражаться, то хотя бы назначьте сперва место и время, — добавляет Цзяоцю. — У дуэлей есть определенные каноны и правила. А у него есть кое-какая идея, как свести потери к минимуму, поэтому пока Фэйсяо договаривается со своим обидчиком о времени и месте проведения дуэли, Цзяоцю решает использовать один давно разработанный план. — Моцзэ. — Понял-принял, — телохранитель генерала кивает, сразу же уловив, что от него требуется.

***

В час Х Цзяоцю нервно расхаживает по покоям генерала, дожидаясь вестей от Моцзэ. Вести Моцзэ, увы, приносит тяжелые и кладет их — ну, то есть ее — на кровать. Прямо на свежие простыни, из-за чего Фэйсяо принимается возмущаться: это ж чистейший шелк! Она вся в крови, рана на боку глубокая, надо зашивать. На груди — рваные раны от когтей, видимо, их в бешенстве Фэйсяо оставила уже сама. Эта взбалмошная девчонка даже не дала ему отправиться с ней на дуэль, чтобы в случае чего можно было сразу оказать первую помощь, а Цзяоцю в свою очередь не слишком настаивал, понадеявшись на Моцзэ. Идиот! — Может, помочь? — Моцзэ виновато стоит вплотную к кровати, не зная, куда себя деть. — Ой, уйди отсюда, — сердито ворчит Цзяоцю. — Мешаешь! По плану было устроить главнокомандующему несварение, чтобы тот сам отказался от проведения дуэли, но то ли слабительное оказалось недостаточно крепким, то ли злость на Фэйсяо — слишком сильна, а в бой они все же вступили. Моцзэ, кивнув, покидает покои, оставляя Фэйсяо на Цзяоцю. Тот уже торопливо готовит инструменты и лекарства на маленьком прикроватном столике, а потом нависает над притихшей Фэйсяо. — Я вам говорил: не надо? — Он принимается убирать лохмотья одежды с ее груди. — Говорил, — Фэйсяо вздыхает. — Я говорил, что грубой силой вы ничего не решите? — Цзяоцю бережно приподнимает ее, положив ладонь под лопатки, чтобы снять разодранную рубаху. — Говорил-говорил, а теперь помолчи. Мне и так здорово досталось. Если бы она дралась в полную или хотя бы в половинную свою силу, этого, конечно же, не случилось бы. Но Фэйсяо пытается драться на равных, чтобы никому не навредить, и даже против врагов боится использовать силу, что уж говорить о собственном подчиненном? — Вы хотя бы победили? — после долгой паузы тихонько спрашивает Цзяоцю, укладывая горе-генерала обратно на постель и подкладывая под лопатки и голову пару подушек. — Конечно, — Фэйсяо довольно ему подмигивает. Ну, как ребенок, честное слово. Цзяоцю невольно улыбается. Вздыхает. Прокаляет иглу над огнем свечи. Сперва нужно посыпать раны целебным порошком, потом зашить самую глубокую, а потом обработать все снадобьем. Фэйсяо лишь морщится, когда игла принимается оставлять на плоти ее аккуратные стежки, не стонет и слез не покажет, но ей все равно ведь больно, и Цзяоцю поэтому больно тоже. За нее. Да, она молода и вспыльчива, а он, наверное, весь поседеет от волнений, пока Фэйсяо начнут бояться не за сокрушительную мощь, но за мудрость. Она вообще вызывает в нем слишком много этого — волнения, беспокойства… страха. Иголочка шьет, стягивая края раны на боку, а порошок тем временем начинает свое действие — Фэйсяо потихоньку расслабляется, почувствовав облегчение, а ее взгляд становится осоловевшим. Цзяоцю машинально наклоняется, чтобы перекусить нить, чуть ли не касается губами кожи, а потом запоздало ощущает на себе этот взгляд. Встречается с ним. Находясь лицом все еще у ее живота. Запах тела и крови чувствуется сейчас так остро, что на миг даже спирает дыхание. Или это все же от взгляда? Фэйсяо задумчиво изгибает брови, Цзяоцю становится как-то совсем уж неловко. Так, теперь надо обработать все остальное и стереть кровь. Цзяоцю распрямляется, выливает целебное снадобье из флакона в чашу с водой, перемешивает, прежде чем намочить тряпку, а Фэйсяо все это время продолжает молча сверлить его взглядом. Аж волосы от этого дыбом встают на загривке. — Я лежу перед тобой практически нагая, — наконец, мрачно выдает Фэйсяо. — Неужели ты ничего… не чувствуешь? Цзяоцю отжимает тряпку, смаргивает несколько раз. И… неожиданно видит, что вообще-то да, она лежит перед ним с голой грудью, и смотрит так испытующе, и вообще… — Нет, — он пожимает плечами, улыбается, щурит глаза и быстро берет себя в руки. — Это называется профессионализм. Чего он тут не видел-то? С начала службы у Фэйсяо Цзяоцю неоднократно приходилось обрабатывать ее раны, все же лекарские обязанности не одним целебным супом едины. Да и других пациентов за годы работы целителем он поглядел немало. Врачебная этика не позволяет смотреть на пациентов в таком ключе, а опыт — банально лишает возбуждения от их нагих тел вовсе. Ну какое может быть возбуждение при взгляде на искалеченное окровавленное тело? Даже если оно такое красивое, как у Фэйсяо. Она разочарованно поджимает губы и вздыхает, удобнее устраиваясь на подушках. Не зная, как избавиться от возникшего напряжения, Цзяоцю решает просто продолжить свою работу: он вновь наклоняется к Фэйсяо. И зависает с мокрой тряпкой возле ее груди. У Фэйсяо грудь не большая, не маленькая, упругая, и соски аккуратные остро торчат. Даже четыре борозды от волчьих когтей, находящиеся по центру грудной клетки, уже не могут вернуть в голову покой и хваленый профессионализм. Ну зачем она это сказала?! Зачем?! Вот он, очередной момент, когда Цзяоцю жалеет, что стал лекарем нового генерала. Ткань осторожно касается ран, Цзяоцю ведет рукой между грудей, капли воды, окрасившейся в розовый цвет, текут по ребрам и на живот. Одна капля сбегает по бледной коже к пупку, замирает там, скатываясь. Остается крохотной искоркой в углублении. — Ты перестал дышать, — шепчет Фэйсяо, широко улыбаясь, и Цзяоцю хочется просто провалиться на месте. — А вы ведете себя неподобающим образом, — он хмурится, желая немного ее осадить. — А ты сам? Отправил Моцзэ испортить дуэль, — Фэйсяо фыркает, и до Цзяоцю, наконец, доходит. Это она, похоже, сейчас так мстит ему. — Мне не нужна фальшивая победа. — А мне не нужно… вот это, — Цзяоцю кивком указывает на только зашитую рану в боку. — Когда вы научитесь решать такие вопросы дипломатическим путем?! Почему вам всегда нужно кидаться в бой, чтобы что-то решить?! Отлично, теперь он зол, это куда лучше, чем погибать, смотря на ее вызывающе торчащие соски или практически голые ноги, на которых из одежды остались только короткие шорты. — Дай мне лет двадцать, — Фэйсяо вздыхает и делает примирительный жест рукой, после чего сразу морщится. Едва успевшие подсохнуть от снадобья раны на груди снова покрываются капельками крови. — Не ерзайте. Вы даже пять минут вытерпеть не можете, а говорите про двадцать лет, — Цзяоцю ворчит и снова возвращается к обрабатыванию ран. Это средство значительно повышает регенерацию тканей, но для его правильного действия нужен покой. — Я не говорю, что научусь терпеть, — Фэйсяо немного запрокидывает голову, — но я научусь решать проблемы мирно, обещаю. Ее шея в этот момент выглядит ничуть не менее соблазнительно, чем обнаженная грудь. И это ужасно, это просто крах всему, потому что увиденное не развидеть. Если бы он сейчас наклонился и коснулся ее губами, что бы тогда сказала Фэйсяо? — Выпейте, — заставляя себя отвлечься, Цзяоцю берет стакан с заранее подготовленным снадобьем: молоко нежнёнка, порошок рога каменного тельца, немного пряностей — отличное лекарство при таких ранениях. Но, честно говоря, это совершенно не отвлекает, а, напротив, делает все только хуже: Фэйсяо поднимает голову и приоткрывает рот, смотря ему прямо в глаза, а Цзяоцю приходится поить ее. Он наблюдает как снадобье пачкает губы, оставаясь в уголке рта и стекая по подбородку, как горло двигается, когда Фэйсяо делает глоток. Цзяоцю опять забывает дышать. Так, спокойно. Осталось просто достирать кровь, и эта пытка закончится. Опустевший стакан убирается на стол, в руки вовзращается мокрая тряпка. Цзяоцю не позволит себе ничего лишнего, но прикосновения неосознанно становятся медленнее и нежнее. Он раз за разом отправляет тряпку в чашу, полощет, отжимает, и снова принимается стирать кровь. Кожа уже блестит, раны на глазах покрываются розовой корочкой, а на впалом животе и вовсе нет никаких следов, но Цзяоцю все же одним долгим движением проводит от груди по нему — к самому ремню. Почти пугается этого движения. Такого… интуитивного и просто напрашивавшегося, что хочется сразу же уйти отсюда куда-нибудь подальше. Особенно потому что тело Фэйсяо отзывается на него: она невольно подается тазом навстречу. Шорты тоже в крови, испачкан весь бок, но если он их снимет сейчас, это будет совсем нехорошо. — Отдыхайте, — Цзяоцю нервно сглатывает слюну и делает шаг назад, собираясь поскорее убрать все со стола и убраться самому. Но неожиданно нога Фэйсяо касается его бедра, поднимается выше, к боку. А она уже снова смотрит своим мутным взглядом, но гораздо спокойнее и серьезнее, чем в прошлый раз. Тянет к нему ногу — точно руку, — мол, на, целуй. На самом деле, конечно же, нет, Фэйсяо просто слегка заигрывает, да и рукой дотянуться до него пока точно не может, это просто Цзяоцю самому хочется поцеловать. Вот в чем проблема. — У меня шорты мокрые, я, конечно, могу сама их снять, но тогда ты еще полчаса будешь бухтеть, что я не даю зажить ранам. Нет, она издевается! — Да там всего пара капель, — Цзяоцю предпринимает последнюю попытку избежать страшной участи, но Фэйсяо смеряет его таким взглядом, что сразу понятно — если это не сделает он, она действительно примется снимать их сама. И тогда еще и швы разойдутся, вообще все насмарку будет! — Ладно, не надо, — Фэйсяо вздыхает, неожиданно передумав. Да неужели? Цзяоцю торопливо собирает все склянки и намеревается было взять чашу, как Фэйсяо продолжает: — Когда выйдешь, позови Моцзэ. — Зачем?.. — Шорты поможет снять. Фэйсяо невинно хлопает ресницами, а Цзяоцю… А вот что Цзяоцю? Он просто лекарь, ну, ладно, с элементами секретаря, перевозбудился из-за шуточек своей подопечной, сейчас лучше всего уйти и успокоиться, а Моцзэ — ну, почему бы и правда не оставить это все на него, да? Снять шорты. Совершенно обычное действо, простая помощь раненому человеку. Раздеть, одеть. Ничего такого. А даже если бы и было что-то такое: Цзяоцю это совершенно не касается. — Ты долго еще? — Фэйсяо нетерпеливо подает голос, потому что Цзяоцю стоит со склянками в руках уже целую минуту и совершенно не двигается. И хочется браниться, если честно, да как-нибудь погрубее, но Цзяоцю только закрывает глаза и натягивает свою привычную лисью улыбку. — Ну, что вы, если вам так неудобно, я, конечно, сделаю это сам. Он не признается себе в том, что допустить сейчас к разгоряченной Фэйсяо этого беспринципного негодяя и преступника просто не способен, и не увидит самодовольной улыбки в очередной раз победившей Фэйсяо, потому что держит закрытыми глаза. Ну, ничего, он еще отыграется, у любой ведь проблемы есть решение. К примеру, ты не увидишь того, что не надо, если на это не смотреть. Да-да, он просто сделает все с закрытыми глазами! Ха! Склянки брякаются обратно на стол, а Цзяоцю первым делом берется за ремень. Делать все наощупь не так уж и сложно, немного подцепить, расстегнуть, потянуть… — Трусы-то оставь, — говорит Фэйсяо, когда он стягивает шорты до середины бедра. … Милостивый Лань, сниспошли, пожалуйста, свой сокрушительный свет на эту обитель, это все уже попросту невозможно! Все так же наощупь Цзяоцю пытается найти и отделить от шорт незамеченную тонкую ткань нижнего белья, чтобы вернуть его на место. Ногти слегка царапают нежную кожу, Фэйсяо вздрагивает, а под пальцами чувствуется пробежавшая волна мурашек. Было бы намного проще, если бы она хотя бы не реагировала так. Если бы не задевала его то и дело коленями, если бы не дышала так громко и так тяжело. Если бы просто… Ох. Шорты, наконец, падают на пол, у Цзяоцю не получается их удержать. Он буквально на грани, Фэйсяо достаточно сказать одно слово, просто сказать прямо, и все, Цзяоцю ручным лисом окажется у ее ног. Он и так у ее ног. Но Фэйсяо молчит. Поэтому Цзяоцю бережно укрывает ее покрывалом, и постыдное чувство низменной похоти потихоньку сменяется привычной невинной заботой. — Я приду через пару часов, чтобы наложить повязку. Фэйсяо продолжает молчать, и почему-то кажется, что она разрывается между совершенно негенеральскими «можешь не утруждаться» и «да как хочешь». Щелочками глаз Цзяоцю видит ее по-девичьи обиженное лицо, повернутое в сторону. Должен ли он был сделать что-то?.. Правда ли она хотела этого?.. Но у Цзяоцю так или иначе есть свои моральные принципы, от которых он не собирается легко отступать, Фэйсяо должна это понимать. И, наверное, понимает. С этих пор Цзяоцю глаза закрывает все чаще.