Тучи сгущаются

Может, Эдвард Мидфорд и был, несмотря на всю свою суровую наружность, довольно невинным и даже немного наивным, но глупым он не был, а еще он был отнюдь не терпеливым человеком. Так что он терпел хмурого Чеслока ровно месяц и одну неделю, а потом вздохнул и сказал: – Ну раз уж ты так сильно по нему скучаешь, найди его и поговори с ним! Ученик Фиолетового дортуара в недоумении поднял на него взгляд. – Чего? – С Вайолетом, – вздохнул Эдвард, он был уже сыт по горло разборками с Чеслоком (а также Клейтоном, Харкуртом, Коулом, Макмилланом, Сиэлем и вообще со всеми). Серьезно, ему нужны были каникулы. Причем такие, чтобы в итоге ему не пришлось сражаться с ожившими мертвецами. – Может, мы смогли бы найти его и остальных, если бы поискали. Чеслок поглядел на него пустыми глазами. – С чего бы я хотел найти или разговаривать с не-ним? Эдвард не заметил, как он слегка запнулся, и пожал плечами. – Понятия не имею, – честно признался он. Прямо сейчас Эдвард был бы рад, если бы ему никогда больше не пришлось ни видеть, ни слышать, ни думать о прежней четверке префектов. Но он видел, что Чеслок, несмотря на свои слова, не чувствовал того же. – Но ты хмурый с тех пор, как они ушли, будто тебе сердце разбили. – Эй, следи за языком, – предупредил Чеслок. Эдвард, хоть и сам того не знал, попал в точку, ему и впрямь разбили сердце. Еще раз вздохнув, светловолосый парень удалился, а Чеслок погрузился в размышления о том, что он сказал, о Вайолет и ее секретах. На самом деле он узнал об этом совершенно случайно. Он ворвался в комнату Вайолет, впервые без стука из-за срочной ситуации с первогодками, и застал ее в тот момент, когда она застегивала рубашку поверх перевязанной груди. После этого тайн не осталось. Когда Чеслок потребовал ответов, Вайолет рассказала ему правду – она была девушкой и проникла в колледж, притворившись юношей. То, как она это провернула, по-прежнему оставалось вопросом на века, но макияж, окрашенные ногти и женские увлечения – все это было спасением в наглости. Никто бы и не подумал, что ученица, выдающая себя за парня, окажется до того дерзкой, что задаст моду на подводку и окрашенные в темный цвет ногти. Но словно иголка в стоге сена, это было тем, что невозможно заметить изначально, но на удивление очевидно, как только на это указали. Вот и Чеслок понятия не имел до того дня, но после не мог поверить, что вообще считал Вайолет парнем. – Я не стану просить, – сказала она ему с тем самым спокойным взглядом, что у нее был всегда, когда случалось что-то серьезное, за исключением того момента, когда она и ее друзья признались в убийстве Деррика Ардена, – но если ты никому не расскажешь, я была бы очень признательна. Подобрав челюсть с пола, Чеслок разразился смехом, никому не расскажет?! С какой стати ему это делать?! Это было крутейшее, что он когда-либо видел, Вайолет – потрясающая девушка, которая проскользнула в самый престижный колледж для юношей в Англии, и никто не в курсе, во всяком случае никто, кроме него. Позже ему довелось узнать, что это было не совсем так, другие из четверки префектов прекрасно знали о тайне Вайолет. Он не удивился, ведь между этой четверкой никогда не было тайн. Но кроме них, только он знал об этом, и пусть даже он узнал случайно, он чувствовал себя очень особенным. И со временем начал видеть Вайолет в ином свете. По всей видимости, она тоже смотрела на него так, потому что именно по ее инициативе случился их первый поцелуй. И он не был последним. Чеслок уже начинал ощущать, что между ними было что-то особенное, когда выяснилось, что Вайолет была причастна к убийству нескольких человек. Он доверял ей, полагался на нее, уважал ее! Как она могла позволить ему влюбиться в нее, зная, что она сделала?! Потому что теперь, когда она ушла, он был вынужден признать, что это и есть то, что произошло: он влюбился в нее. Прошло уже больше месяца, а она даже не попыталась связаться с ним. Очевидно, его чувства были такими же односторонними, как и его доверие. Быть может, Чеслок был слишком резок, разве он сказал бы ей, если бы Мидфорд кого-то убил, а он, Клейтон и Арден скрыли бы это? Он сказал бы, если бы виновен был только он, но при участии остальных Вайолет подвергла бы риску не только себя, и это была не только ее тайна. Он понимал это, умом, если не сердцем. Прямо сейчас, однако, он злился, его сердце было разбито, и он был совершенно не настроен на то, чтобы мыслить рационально или прощать. И прошел только месяц, может, она слишком боялась его реакции и потому не могла связаться с ним, это было бы не так уж и неуместно. Потому что, если честно, Чеслок понятия не имел, как он отреагировал бы, вновь встретившись с ней прямо сейчас. И все же он этого хотел. Тяжело выдохнув, Чеслок вошел в свою комнату, комнату префекта, которая раньше принадлежала ей, и повалился на кровать лицом вниз. Повернувшись на бок, он уставился в окно, глядя на бьющий по стеклу дождь. Казалось, что дождь шел без конца с тех пор, как она ушла. Он опять вздохнул, на этот раз тише. – Чем ты сейчас занимаешься, Вайолет?

***

Гвендолин Вайолет посмотрела в окно на проливной дождь и тяжело сглотнула, сожаление и глубокая печаль скручивались в животе в тошнотворную массу и протыкали грудь, словно осколки стекла. Она ничего такого не просила, она проникла в Уэстон, потому что хотела изучать свое искусство, и это был полный бред, что она не могла просто из-за того, что у нее было, а точнее – из-за того, чего у нее не было между ног. Это преступление было несоразмерно наказанию за то, во что она ввязалась. Она ведь и префектом становиться не хотела, она просто хотела рисовать, а позже и проводить время со своим кавалером. Вайолет проследила взглядом за каплей, скатившейся по лицу ее отражения. У нее не было права жаловаться, она была не свидетелем преступления парней, а соучастником этого, наравне с ними, и, черт побери, она бы сделала это снова. Это, как она и поныне считала, было тем, что они должны были сделать. И даже будь это не так, она бы на многое пошла ради Гринхилла, Блюэра и Редмонда, недавно она это поняла. Но Чеслок? Это она решила не дать друзьям Деррика сбежать, она сорвалась с места еще до того, как Лоуренс и Эдгар схватили заместителя директора, она предложила, чтобы они «‎перевелись» в ее дортуар, она поклялась никому не рассказывать, так же, как ‎и они. Не Чеслок, он был невиновен. Он не заслужил ничего из того, что получил. Единственным его преступлением было то, что он верил в нее и, быть может, даже любил. И даже это он делал, не зная, во что она ввязалась. Тошнотворное чувство в животе усилилось, и Вайолет прижалась лбом к стеклу – оно было холодное, но ей было все равно. Любовь, да. Он любил ее. Как бы ни был ее заместитель сдержан и осторожен со своими эмоциями, у него были самые выразительные глаза из всех, что она видела, как только поняла, как читать их. Он любил ее так же, как делал все, что для него было важно – всем сердцем и душой. И она его любила, она все еще его любила всем, что было в ее гораздо менее открытом сердце. Это не оправдывает то, как она была беспечна и глупа… Уж это, по крайней мере, не было целиком ее виной, он тоже был беспечным и глупым, но ей следовало быть умнее… Дверь позади нее со скрипом открылась, и она слегка подскочила. Это просто Лоуренс заглянул в комнату, но Вайолет была на нервах с тех пор, как узнала… – Ты в порядке? – тихо спросил он, и Вайолет чуть не закатила глаза. Все они стали чересчур заботливыми с тех пор, как она сказала им. – Пятый раз уже за сегодня. Со мной. Все. Хорошо, – резко сказала Вайолет, но в ее словах не было раздражения, она знала, что они просто волновались за нее. Блюэр бросил в ее сторону немного извиняющийся взгляд, затем кивнул и закрыл за собой дверь. Вайолет обхватила себя руками и снова прислонилась головой к окну, черно-белые волосы защищали ее от прохлады стекла. Что ж, выходит, Чеслок любил ее. И она его любила. Но теперь он, наверное, не захочет ее больше видеть, она же преступница, и он это знает. Все кончено, они расстались. Наверное, он жалел, что вообще встретил ее. Вайолет закрыла лицо руками, чувствуя, как тело сотрясается от сухих всхлипов. Она не хотела рассказывать ему, но все же думала, что он должен знать. Вот только как ей сказать мужчине, которого она любила, тому, кто, вероятно, ненавидел ее, что она беременна от него?