limitations / Impossibilities

Было уже поздно, когда Годжо телепортировался на балкон, и споткнулся о самодельный замок из блоков и чуть не перевалился через перила. Само падение не убило бы его, но он не был уверен, что смог бы пережить унижение. Поморщившись от громкого шума, он отпер раздвижную стеклянную дверь, отодвинул ее и занавеску в сторону, чтобы проскользнуть в спальню. Там было темно, как и ожидалось, и его взгляд скользнул по кровати,там никого не было . Это тоже не было особенно неожиданным. Закрыв и заперев за собой стеклянную дверь, он снял обувь, положил ее в шкаф и бесшумно вышел из спальни, расстегнув верхнюю пуговицу своего форменного пиджака. Как и ожидалось, в гостиной был тусклый свет , и он заметил тень на диване, длинные темные волосы были знакомы даже без банта. Он стянул с глаз повязку. - Эй, — тихо пробормотал Годжо, возвещая о своем прибытии. Запрокинув голову назад, чтобы посмотреть на него, Утахиме сонной улыбкой улыбнулась ему. - Теперь ты можешь воспользоваться входной дверью, знаешь ли. - Я боялся разбудить маленьких монстров. Утахиме фыркнула. - Балкон не пошел тебе на пользу. Я слышала, как ты споткнулась о блоки Кадзуи. Немного смутившись, Годжо смущенно улыбнулся ей и наклонился , чтобы поцеловать ее. На вкус она была как чай, только с ноткой меда, так сильно отличалась от вкуса пива их юности. Не то чтобы она не наслаждалась парой кружек пива время от времени, но сейчас она опасалась этого делать. Врачи дали ей добро, но, учитывая, что ребенок буквально высасывал из нее все соки, она не хотела рисковать. Опираясь предплечьем на спинку дивана, Годжо потянулся через плечо Утахиме, чтобы провести пальцами по пучку белых волос дочери. - Принцесса не дает спать моей королеве ? - Это так глупо, Сатору, — фыркнула Утахиме, закатив глаза. Годжо поцеловал её в висок. - Что? Это правда. Телевизор даже не был включен, только гудение их проклятой энергии в воздухе и, конечно, их дочь, которая кормилась. Нами была маленькой, красивой, девочкой. Эти вторые роды были тяжелее для Утахиме, она осталась в больнице дольше, чем ожидалось, из-за осложнений. И снова Годжо пришлось быть с детьми одному, Сатору с Кадзуей присматривали за Нами, спящую в инкубаторе в отделении интенсивной терапии новорожденных. Это напугало его больше, чем он хотел это признавать. Он не мог делать то, что делал раньше. Он не мог просто уйти. Он должен был быть рядом с ними, с ней. Более того, он хотел быть рядом. Он не просто хотел быть отцом. Сатору хотел быть отцом, партнером, человеком на которого Утахиме могла положиться. Годжо потянул за упрямую прядь черных волос, которая была видна с самого рождения. - Эй, малышка. Ты не спала, чтобы увидеть меня? Хотя она все еще была занята тем, что сосала молоко Утахиме, его дочь открыла глаза, чтобы посмотреть на него. Широкая улыбка расплылась на лице Годжо. На него смотрел один ярко-голубой глаз, как у него, и один медово-коричневый, как у Утахиме, настоящая аномалия. Секо была удивлена и взолнована этим, говоря о том, какая это редкость. Годжо это нравилось. Их маленькое творение, идеальное сочетание их, даже если она унаследовала белые волосы как у него . - Ладно, — вздохнула Утахиме. - Мамочка выдохлась. Годжо фыркнул. - Не оставила мне ничего? Утахиме бросила на него испепеляющий взгляд, и он нахально ухмыльнулся. Ладно, он не мог сдержаться. Оттащив дочь от груди, она подняла Нами, и Годжо взял её, подняв над головой Утахиме и прижав к своей груди. Он усвоил урок , взяв маленькое полотенце, которое протянула ему Утахиме, и положив его себе на плечо, чтобы он мог отрыгнуть Нами, не забрызгав куртку странным молоком. Пока он ходил по комнате и нежно похлопывал Нами по спине, Утахиме натянула тонкий халат, завязав пояс вокруг талии. Она наблюдала, как Годжо тихо бормотал, рассказывая дочери, развлекая её фантастической историей своей сегодняшней миссии. Он не говорил о смерти, которая последовала за проклятием. Вместо этого он сплел историю о рыцаре, победившем дракона и спасшем деревню, или что-то в этом роде. Обернувшись, Годжо заметил, что Утахиме наблюдает за ним. -Что? Утахиме улыбнулась. - Ничего. - Что это за взгляд? — потребовал Годжо. Не отводя взгляда и не сдвигаясь с места на диване, Утахиме сказала: - Я просто думала о том, какой ты сейчас красивый. - Осторожнее, Ута, — пошутил Годжо. - Если только ты не собираешься превратить наш вывод в трио. Слегка посмеиваясь, Утахимэ заставила себя встать, затянула пояс и подошла к нему. Годжо следил за каждым шагом, немного заворожённый движением её бёдер в тусклом свете. Он пропустил много этих ночей которые он должен был провести с Кадзуей, хотя она понимала почему. Утахиме никогда не винила его за это, зная, что начальство пытается загрузить его работой. Теперь ему повезло, что в его жизни есть люди, которые поддерживают его, другие маги, которые готовы были вмешаться, чтобы дать ему передышку, особенно Юта , он помог когда Годжо должен был забрать Кадзую. - Иди к своему сыну, — сказал ему Юта. - Я разберусь с этим. Ребенок действительно вырос и сам по себе стал угрозой, но Годжо не мог быть более благодарным. Держа одну руку под Нами, чтобы держать ее, Годжо поднял другую руку, чтобы Нами могла обернуть одну из своих крошечных рук вокруг его пальцев. Без Бесконечности, которая защищала ее от него, он мог чувствовать ее проклятую энергию. Она была меньше, чем у Кадзуи в этом возрасте, хотя он заметил, что она имела тенденцию расти, когда она плакала. Учитывая собственную технику Утахиме, у него было чувство, что Нами могла унаследовать что-то более близкое к ее, хотя они не знали наверняка. - Извини, что мне потребовалось так много времени, чтобы вернуться, — пробормотал Годжо. - Эй, все в порядке, — ответила Утахиме. Когда он ничего не сказал, не сводя глаз с их дочери, Утахиме обхватил его щеку и повернула его голову так, чтобы ему пришлось посмотреть ей в глаза. Он старался не реагировать, втягивая легкий воздух, но это было трудно, от одного вида тепла в ее медовых глазах у него перехватило дыхание. Она была так чертовски красива, особенно когда она была с их детьми. Он чувствовал себя полным идиотом из-за того, что так долго не осознавал этого, потратил столько лет на то, чтобы притворяться, будто он не жаждет такой близости и любви. Как он вообще мог подумать, что сможет отпустить ее? Утахиме была его началом, серединой и концом. - Все в порядке, — повторила Утахиме успокаивающим и нежным тоном. Она была одним из немногих людей, которые могли принести ему покой. - Теперь ты здесь. Остальное не имеет значение. - Да, ты права , - Его взгляд скользнул к куче одеял на полу где спал Кадзуя . Утахиме поймала его взгляд и убрала руку. - Он пытался не спать ради тебя. Не говори ему, что я это сказала. - Упрямый мальчик, — сказал Годжо. - Точно такой же как его мама. Покачав головой, она подошла к столу, за которым часто проверяла работы, пока дети спали. Она взяла листок бумаги и вернулась к Годжо, протягивая его ему. -Он хотел отдать это тебе. Годжо резко втянул воздух. - Чёрт, Ута, я должен был... я должен был быть здесь. - Всегда есть завтра, — указала Утахимэ. Он нахмурился, и она вздохнула. - Ладно, всегда есть следующий год. Всё будет хорошо, я обещаю. Вы двое можете провести весь день вместе завтра. Он будет очень рад этому. Не отпуская Нами, Годжо взял листок у Утахимэ. Это был... очень детский рисунок. Это не было похоже ни на что — ни на собаку или человека , это было что-то неразличимое. Тем не менее, он сразу заметил цвета — красный и синий, с некоторым фиолетовым между ними. Были завитки, линии и круги, никаких зазубренных углов, с потоком линий, который привлек внимание Годжо. Он следовал за ними, намечая путь. Рисунок напомнил ему, как он понял, его проклятую энергию . Годжо сглотнул, его горло перехватило от эмоций, его взгляд был немного испуганным. - Он видит это так ясно. - Это, несомненно, дар, — сказала Утахиме. -Он все еще не полностью понимает, что видит, но он знает, что это ты. Кадзуе было всего четыре года, но они рано поняли, что у него экспоненциальное количество проклятой энергии. Они поняли это, когда Утахиме была беременна, но не понимали ее масштаба, пока он не стал старше и не смог лучше с ними общаться. Они часто замечали, как он размахивает руками в воздухе вокруг них, как будто он пытается что-то поймать, а потом он начинал лепетать о свете. Это было трудно понять — двухлетний ребенок взволнованно восклицал: - Свет, свет! — но после того, как его техники начали развиваться и стали для него слишком сильными, те огни, которые он когда-то любил, обернулись против него. Он закрывал глаза руками, громко рыдал, корчился от боли, жаловался, что все слишком яркое и у него болит голова. С помощью матери и детских воспоминаний Годжо они поняли, что Кадзуя видит проклятую энергию людей, но без Шести Глаз это не должно было быть для него так ясно. - Давай, — протянула руку Утахиме, забирая у него Нами. - Я уложу этого маленького монстра. Годжо отпустил свою дочь лишь с небольшой нерешительностью. -Удачи. Утахиме фыркнул. - Мне это понадобится, учитывая, что она унаследовала твои привычки спать. Когда Утахиме проскользнула в спальню Нами, Годжо подошел к куче одеял. Была видна только копна черных волос, пучки белых прядей, словно снег. Утахиме сказала, что его гены слишком упрямы, но ему нравилось думать, что они сильны. Он присел, откинул одеяло в сторону, чтобы посмотреть на своего сына, который уснул на полу, пытаясь не спать, ждал когда Сатору вернеться в День отца. Годжо прикусил губу. Он никогда раньше не праздновал этот праздник, даже не зная о нем, пока не пошел в старшую школу. Гето не был так близок со своим отцом,поэтому просто отправлял сообщение и все, тогда как Сёко отправляла открытку и звонила. В конце концов, именно Утахиме научила его важности праздника, всегда стараясь сделать его особенным для своего отца, даже если она не могла вернуться в свою деревню, чтобы навестить его. Когда он тупо уставился на нее после того, как спросил, почему она это сделала, она пришла в ужас. Сначала она подумала, что он издевается над ней, но потом поняла, что он действительно не понимает. Потом он поддразнивал ее, считая это глупостью, но теперь... Конечно, именно Утахиме помогла ему понять, как он ошибался. Засунув руки под одеяла, Годжо легко подхватил сына на руки и поднял его с пола. Ему не потребовалось абсолютно ничего, чтобы отнести драгоценный сверток одеял и маленькое тело в спальню в конце коридора. Утахиме украсила его в морском стиле, вода и волны напоминали ему о потоке проклятой энергии, а также Годжо добавил несколько светящихся в темноте наклеек со звездами. Они были достаточно тусклыми, чтобы не повредить его чувствительным глазам. С помощью Мегуми они создали настоящие созвездия на его потолке, на которые Кадзуя мог с волнением указывать, пока Годжо лежал на полу рядом с его кроватью. Когда Годжо положил Казую на кровать, маленький мальчик пошевелился, мутно моргая в темноте. - Мама? - Нет, малыш, она с твоей сестрой, — мягко ответил Годжо. Кадзуя уставился на проклятую энергию Сатору. - Папа. Сердце Годжо пропустило удар. - Да, это я. Извини, что так поздно. Мне нужно было разобраться с кучей проклятий и… И это не имело значения. Годжо не был здесь сегодня, в день, который был предназначен и для него, и для его сына, день, который, как он знал, Кадзуя тайно ждал весь последний месяц. Теперь он ходил в , прославленный детский сад. Они провели прошлую неделю, готовясь к этому дню, занимаясь художественными проектами и тому подобным. Это был первый раз, когда они планировали отпраздновать его, целый день только в двоем. Начальство свалило на него кучу миссий, как только он проснулся, посылая ему экстренные оповещения, которые он не мог игнорировать. Одним из них было проклятие особого уровня, с которым следовало разобраться . Выровняв дыхание, Годжо убрал с лица сына спутанные волосы. - Я скучал по тебе. - Ты скучал? Сатору старался не морщиться. Прямота ребёнка может быть жестокой, а Кадзуя мог быть ещё более жестоким, чем большинство. Он выдохнул и продолжил гладить сына по волосам. - Да. Никаких оправданий, никаких попыток отвертеться. Кадзуя не знал, только предполагал, что его папа не хочет быть рядом с ним. Это было совсем не так. Сатору хотел быть здесь для него больше всего на свете, особенно теперь, когда они знали, что у него есть Бесконечность и особое ответвление Шести глаз, о котором раньше никто не слышал. - Хочешь завтра потусоваться? — спросил Годжо. - Только я и ты? Кадзуя неуверенно посмотрел на него, словно не поверил ему. -Правда? - Да, малыш, это будет наш день! — сказал Сатору, пытаясь сдержать волнение. Слегка нахмурившись, его сын обдумывал предложение Годжо. Он предпочитал свою маму, в чём Сатору не мог его винить, но после месяцев жизни с ним в Токио он стал немного прилипчивым к ним обоим. Утахимэ рассказала Сатору, что Кадзуя плакал по ночам, когда Годжо не мог прийти. «Я был плохим отцом?» Сатору не мог выкинуть это из головы. Это его убивало. Он всю жизнь пытался сделать мир лучше для будущих шманов, но сделать это для собственных детей было гораздо сложнее. Почему никто не сказал ему, насколько это будет чертовски сложно? Он только хотел , чтобы Кадзуя был счастлив, в безопасности и здоров. - Пойдем сражаться с монстрами? — спросил Кадзуя. -Мы должны защитить маму и Нами! Подавляя смех, Годжо взъерошил сыну волосы. -Посмотрим. Не думаю, что маме понравится, если мы так сделаем. Кадзуя определенно был сыном своей матери — упрямый, почтительный, капризный, с намёком на вспыльчивость и более склонный слушать — но были моменты, когда Сатору видел в своём сыне искры себя. Его желание защищать, его врожденная сила, о которой он не просил, его готовность делать что-то для других людей. И Годжо сделает всё, чтобы сделать его счастливым.