Сбежавшее детство

Было совершенно непонятно, кто кого ведёт: Вэнь Кэсин плёлся, едва поспевая за Гу Сян. Её пальчики постоянно грозились выскользнуть из его потной ладони, но Гу Сян держалась крепко. Малая шла на шаг впереди и настойчиво тянула Кэсина за собой. Путь был знаком ему настолько хорошо, что, как только они нырнули в чёрный ход, Вэнь Кэсин перестал замечать окружающий мир. Обычно это давало необходимую передышку, но сегодня, словно почуяв слабину, по внутренностям Кэсина поползла тошнота. В детстве он несколько раз травился и прекрасно знал то ощущение, но эта тошнота вовсе не была той — простой и знакомой. И чем дальше они уходили от спасительного воздуха и свободного пространства, погружаясь в давящие переходы дворца Хозяина, тем сильнее Кэсина изнутри пробирала дрожь. Его лицо пылало огнём, руки и ноги горели от ссадин, каждый шаг отдавался болью, а дышать становилось всё труднее, несмотря на прохладу каменных стен. Летние дни нагрели Долину, тяжелая влага заполнила все открытые помещения, и воздух словно загустел в своей недвижимости. Казалось, только укрывшись в тёмных, высеченных прямо в скале комнатах дворца, можно отдохнуть от невыносимой жары. Но с каждым новым шагом Вэнь Кэсина всё сильнее колотило от холода, а тело будто зажило собственной жизнью. Кэсина затрясло так, словно его окунули в горный источник вниз головой. Очередная волна тошноты принесла с собой воспоминание о невыносимо жарком воздухе, теплой стоячей воде в бадье и нагревшейся на солнце тряпке. Даже короткая мысль о ней вызывала отвращение. Когда до заветного прохода к их комнате оставалось совсем немного, ноги запнулись о совершенно ровный пол и Кэсин привалился к стене, оседая. Гу Сян тут же перестала тянуть, но не начала по своему обыкновению носиться вокруг него потревоженным шмелём. Она оглянулась коротко, отпустила его ладонь и застыла, уставившись в потолок. Это только усилило чувство ужасной неправильности. Оно не отпускало Вэнь Кэсина с того самого момента, когда ожидающие его Призраки приблизились достаточно, чтобы он ощутил их взгляды. Пусть лица нападавших привычно скрывали костяные маски, а за узкими прорезями для глаз пряталась темнота, в этот раз внутри Кэсина будто что-то оборвалось и ухнуло вниз. За годы жизни в Долине Вэнь Кэсину при любом удобном случае пускали кровь, его били, связывали, оскорбляли и насмехались, и он был уверен, что не осталось ничего, способного его сломать. В этот момент, неловко обхватив руками длинные неуклюжие ноги, Вэнь Кэсин совсем не чувствовал себя взрослым юношей. Пусть по каким-то неведомым ему законам он больше не мог оставаться под опекой Ло Фумэн, да и сам в свои семнадцать считал себя уже совершенно самостоятельным, прямо сейчас, на этом полу, Кэсина захватило какое-то нерассуждающее, почти детское отчаяние. Оно оседало на языке горько-солёным, скручивало живот и не давало сделать вдох. И пока тело било лихорадочной дрожью, Вэнь Кэсин желал спрятаться ото всего мира, закрыться, и, наверное, умереть. Вдалеке послышались тяжелые шаги. Гу Сян тут же наклонилась и настойчиво потянула его за рукав изношенного ханьфу. Кэсин отнял лицо от острых коленей. Сам он не чувствовал страха. Встреча с Хозяином всё ещё оставалась тем, чего Вэнь Кэсин желал в последнюю очередь, но он готов был перетерпеть её, чтобы не двигаться хотя бы ещё несколько минут. Но привлекать лишнее внимание к а Сян Кэсин позволить себе не мог. Он заставил себя подняться, ощущая, как на резкое изменение положения тела раны отозвались вспышками острой боли, а по ногам снова побежала кровь. Слабости пришлось отступить, когда Вэнь Кэсин упорно зашагал вперёд, теперь уже сам утаскивая за собой Гу Сян по лабиринту то сужающихся, то расширяющихся коридоров всё дальше и дальше от основных помещений дворца. Наконец, очередной переход привел их к забытому богами тупичку, служившему им домом. Вэнь Кэсин не знал, сколько прошло времени с тех пор, как они, наконец, добрались до комнаты. Как только захлопнулась дверь, он с тихим стоном упал на стул, закрыл глаза и вновь погрузился в тёмные воды своего сознания. Ему потребовалось усилие, чтобы вынырнуть из прижимающей его к самому дну мути и, не давая себе времени на раздумья, рывком встать. Покачнувшись, он нашёл равновесие и передвинул стул ближе к вырезанному в каменной стене проёму, который служил им окном. Неровно поставил, но поправлять не стал. Всё равно эти движения ничего бы не изменили: нормального освещения в их комнате не получалось никогда. Тусклый солнечный свет, отражённый от стен и мельчайших частиц пыли в воздухе, заполнял тесное пространство так, что Кэсин всё время чувствовал себя погруженным в туман. Густой, тяжёлый. Временами этот туман душил Вэнь Кэсина, но всякий раз отпускал в последний момент, не давал благословенного избавления. И сейчас Вэнь Кэсин ощущал, что хочется приблизить этот самый последний момент. Ему нужно как можно скорее оказаться на поверхности, в знакомом и понятном мире Долины, без всего этого клубка чувств, тянущих в разные стороны его душу и тело. Он снова и снова повторял себе, что чувства эти неправильные, что с ним не произошло ничего особенного, что надо просто продолжать жить, как живут все Призраки. Но сегодня тело упорствовало, не давало Кэсину привычно отрешиться от боли и пережитого унижения. Дурацкое тело, которое он и до этого дня не особо любил. Оно росло и росло, делало его постоянно голодным, вытягивало черты лица, вынуждало одергивать рукава ханьфу и горбиться. А ещё оно с каждым днём привлекало всё больше ненужного внимания. Будто делало Вэнь Кэсина слабым, уязвимым, неустойчивым. И сегодня — действительно — сделало. Прежде Кэсин всегда сопротивлялся происходящему с ним. Помнил: ему нельзя умирать. Рано. Когда его глаза закатывались и он падал в черноту — было рано. Когда истерзанное тело отказывалось подчиняться — было рано. Даже когда нестерпимо пекло душу, всё ещё было рано. Пусть пока он и на шаг не приблизился к своей цели, её достижение стало вопросом времени. Кэсин был готов терпеть и ждать, сколько понадобится. Верил, что однажды… Однажды он сможет. Вэнь Кэсин изо для в день повторял себе это и продолжал цепляться за жизнь, вдыхая проклятый туман. Жуткие приступы головной боли ещё в детстве отучили его мысленно обращаться к прошлому, и Кэсин быстро привык жить одним днём. Был ли этот день плохим или хорошим, он всегда знал, что с рассветом придёт новый и думать о предыдущем ему уже не потребуется. Схема работала безотказно, и Кэсин существовал без особых потерь. До этого дня. Прямо сейчас глухо звенящую голову не выходило заполнить ни кошмаром «сегодня», ни шаткой надеждой «завтра». Вэнь Кэсин невольно обхватил её ладонями, сжал волосы и застыл, путаясь в бледных воспоминаниях. Почему ему так плохо? С того момента, как Призраки привели его в Долину, всё его существование превратилось в бесконечную борьбу. Никому не было дела до того, хватало ли у ребёнка сил, доставало ли ему крепкости. Слабые пальцы пятилетки цеплялись за право есть, пить и дышать. А когда кто-то в очередной раз бил его по рукам, Кэсин огрызался, цепляясь за жизнь уже зубами. Его обидчикам игра с годами не надоедала, а он рос и учился не только терпеть, но и отвечать. Снова и снова тормозил истёртыми подошвами старых сапожек у края обрыва, разворачивался к пропасти спиной и скалился на угрозу куда более реальную, чем падение в пустоту. Призраки смеялись как прежде. Их не пугали и угрозы совсем маленького Кэсина, и гнев ребёнка, которому шёл уже десятый год. Для них это время летело, растраченное впустую, но для Вэнь Кэсина оно текло иначе. Каждый новый день оказывался новым раундом в бесконечной борьбе за себя. Уже года через три от его усмешки окружающие невольно отшатывались, а когда всё же рисковали бить, то всё чаще опрокидывали на землю лицом вниз. Так почти не оставалось шансов случайно встретиться с его взглядом, в котором пряталось всё больше ярости. Он быстро понял, что по-настоящему его не тронут: Кэсин рос зверьком Хозяев и переходил из рук в руки вместе с Долиной. Самого Вэнь Кэсина это мало беспокоило. Жизнь не делалась труднее или легче, он продолжал бороться, становясь всё более опасной мишенью для заскучавших Призраков. Кэсин словно по старой привычке удерживался на самом краю и не сразу заметил, что делает это уже давно не только ради отмщения. Пыль заставила его громко чихнуть, вырывая из глубин памяти. Погружённый в тяжёлые мысли, он не заметил, как Гу Сян оставила его и, кажется, задремала. — А Сян, — негромко позвал он свернувшуюся на лежанке кучку из ног, рук и каких-то тряпок, — поди сюда. Сегодня невидимый туман лип к телу иначе и пачкал, пачкал, пачкал. Но стоило малой пошевелиться, как муть тут же отступила. Из-под растрепавшейся чёлки на Вэнь Кэсина посмотрел один прищуренный глаз. Внимательно, серьёзно и всё же по-детски доверчиво. А Сян встала, попыталась растопыренными пальцами причесать растрёпанные волосы и вперилась в Кэсина уже обоими глазами, словно проверяя, вернулся ли он к ней на самом деле. После чего насупленно ткнула ему в лицо. — У тебя кровь, гэ. Тут. Вэнь Кэсин просто кивнул. Чувствовал, как та течёт по подбородку неприятной теплой струйкой. Он не хотел, чтобы малая видела кровь и синяки, и, пользуясь добротой Ло Фумен, всегда оставлял её в единственном безопасном месте Долины, прежде чем уйти. Сегодня он попытался привести себя в порядок, как делал это перед возвращением за Гу Сян, но в какой-то момент силы позорно иссякли. Кэсин решил потратить их на то, чтобы дойти до а Сян, пусть кровь из прокушенной губы никак не хотела останавливаться. Тётушка Ло посмотрела на него внимательно и словно бы оценивающе — так вот кому малая подражает в своём упорстве! — и ничего не сказала. Только зачем-то сама подвела а Сян прямо к нему и вложила худую детскую ручку в длинную и тонкую ладонь Кэсина, словно бы нарочно при этом касаясь его. Рука Вэнь Кэсина непроизвольно дёрнулась, и ему пришлось приложить усилие, чтобы не отпрянуть от тёплой и надушенной Ло Фумэн. Злясь сам на себя за эту реакцию, он упрямо решил: в том, чтобы сохранять хрупкое доверие между ними, нет уже никакого смысла. А Сян к своим почти пяти годам успела насмотреться достаточно, чтобы и не думать о шалостях и побегах и без постоянного присмотра тётушки Фумэн, а что до его чувств… При чём тут вообще какие-то чувства? Он ведь уже взрослый, так? Юноша, который вот-вот станет мужчиной, не мог оставаться под опекой единственной в десятке Дьяволов женщины. Так к чему ему неуместное сочувствие? Но, вместо того чтобы прокричать это неповинной в его бедах Ло Фумэн, Вэнь Кэсин только покрепче перехватил ладошку а Сян, радуясь нелепому облегчению от её присутствия, склонил голову в вежливом поклоне и побрёл в их комнатушку-ухоронку. Затылок обжигало тяжестью взгляда даже после того, как они свернули от поместья. Конечно, тётушка Ло всё поняла. Наверняка, она могла объяснить, почему Кэсину именно сегодня стало так дурно и до тошноты отвратительно. Но от одной мысли, как он рассказывает ей о сегодняшних… побоях?.. внутренности сводило так, что Вэнь Кэсин едва мог стоять ровно. Он мотнул головой, упрямо откидывая воспоминания. Сейчас ему всё же стоило найти силы на то, чтобы привести себя в порядок. Кэсин потёр лицо рукавом и попытался унять кровь, впечатав грубую ткань прямо в рану на губе, которую сразу же слабо дёрнуло отголоском боли. Он нахмурился, но не отнял рукав, только указал а Сян на стул: — Забирайся. Малая насупилась ещё сильнее, но ослушаться не посмела — дотопала до стула, вскарабкалась на него не очень ловко и уселась лицом к Кэсину, положив ладони на колени перед собой. Он завел руки за спину, с тихим смешком удержавшись от того, чтобы щелкнуть непримиримо задранный нос. Обошёл а Сян и прикинул, что для начала стоит выпутать из колтуна ленту. — Сиди и не вертись, — велел Вэнь Кэсин лохматому затылку, — я тебе сейчас косы плести буду. Он уже было взялся за ленту, но замер. Похоже, он не знал, как подступиться к делу. Малая тут же воспользовалась моментом, встрепенулась и, выворачивая шею, уставилась на Кэсина широко раскрытыми глазами. — Гэ! Ты разве умеешь? Рот девчонки и не думал закрываться, а всё лицо теперь выражало странную смесь из удивления, подозрения и чего-то ещё, что Вэнь Кэсин раньше на нём не видел. Сидеть смирно и облегчать ему задачу а Сян явно не собиралась. — Не умею, — согласился он. — Научусь вот. И только попробуй от меня бегать! Причина плачевного состояния волос а Сян была проста. Вот уже вторую неделю она не давалась в руки ни девочкам Ло Фумэн, ни самой тётушке, у которой гостила регулярно. Как будто этого было мало, Гу Сян перестала принимать от них подарки, а вместо яркой одежды принялась вдруг кутаться в старые, слишком большие для неё платья. Откуда она вообще их брала? На все вопросы а Сян только щеки дула, а Вэнь Кэсин, следуя заведенному между ними негласному правилу, не допытывался, но и помогать с прическами не спешил. Почему взялся сегодня, он и себе толком объяснить не мог. — От тебя — не буду, — после недолгих размышлений сообщила малая торжественно, развернулась, замерла и даже руки на коленях опять сложила. Слишком уж надеяться на её послушание не стоило: продержаться в таком неподвижном спокойствии она вряд ли сможет долго. Вэнь Кэсин понятия не имел, должны ли девчонки в её возрасте вести себя таким образом. И всё чаще подозревал, что где-то воспитание а Сян свернуло не туда. Вроде бы пребывание в гостях у тётушки Фумэн должно было научить её всему, что полагалось знать девочкам, но упрямица, будто нарочно, никак не хотела перенимать от женщин Долины приличные манеры. В глубине души Вэнь Кэсин её понимал и куда больше заботился о том, чтобы а Сян оставалась сытой и в безопасности. В первую очередь он учил её прятаться и давать отпор. Между складками одежды малая уже таскала свой первый обоюдоострый нож. Какие уж тут приличия? Ленту из волос Вэнь Кэсин высвободил с огромным трудом: та успела запутаться так крепко, что то и дело дёргала за собой непослушные волосы. Попытка справиться гребнем завершилась провалом: тот просто взял и застрял, пока Кэсин настойчиво тянул его вниз. — Прости, — буркнул он и убрал гребень в сторонку. — Сейчас я что-нибудь придумаю. А Сян в ответ только запыхтела громче, никак больше не выражая недовольство. Она всё ещё сидела к нему спиной, только ладошки крепко сжимали ткань платья. В носу у Кэсина вдруг противно защипало, и пришлось дышать через рот. Он сжал кулаки, унимая дрожь, и принялся терпеливо распутывать жестковатые волосы прямо пальцами. Прядка за прядкой, колтун за колтуном — Вэнь Кэсин и сам не заметил, что продолжает гладить девчачью голову даже после того, как та перестала походить на тючок соломы. — Вот, — хотел сообщить Кэсин довольно, но из горла вырвалось что-то хриплое и сдавленное. — Получилось. По спине побежал холодок, а глазам вдруг стало жарко. Вэнь Кэсин поднял правую руку и заторможенно коснулся своего мокрого от слёз лица. Когда он успел заплакать? Но на пальцах в самом деле блестели слёзы вперемешку с кровью, и Кэсин торопливо вытерся краем рукава. Почуяв неладное, а Сян дернулась было, но он перехватил её за плечи и, кое-как набрав в грудь воздуха, чтобы голос начал его слушаться, окрикнул: — Не вертись! После чего замер, всё ещё ощущая под пальцами тепло а Сян. Нет, не может быть. Откуда слёзы? Последний раз он плакал над телами родителей — это Кэсин помнил. Помнил и то, что любая боль после этого казалась ему недостаточной, чтобы он по-настоящему обратил на неё внимание. Чтобы заплакал. Он сколько угодно мог сгибаться от ударов, падая на землю раз за разом, но глаза его всегда оставались сухими. Потому Хозяин и взялся воспитывать его лично, став причиной его страданий и бесконечного потока издевательств. Вэнь Кэсин не задумывался о причинах такого решения Хозяина никогда. Не думал бы и впредь, но сегодня его просветили. Оказывается, Призраки таскались за ним не только ради забавы. Они — и Кэсин всё никак не мог уложить это в болезненно звенящей голове — завидовали ему. Завидовали его особому положению, вниманию Хозяина, какой-то привидевшейся им красоте, силе и, только Будда знает, чему ещё. Вся особость Кэсина, на самом деле, начиналась и заканчивалась на том, что он до сих пор был жив. И сегодня Призраки, что трусливо скрывали лица масками — но Вэнь Кэсин всё равно запомнил голоса — вздумали лишить его всего, что оставалось им доступно. Какая-то часть Кэсина не понимала, почему они его просто не изуродовали. Боялись хозяйского гнева? Рука дрогнула, крепче сжав плечо а Сян, прежде чем отпустить совсем. Лучше бы изуродовали. Упрямо сжав зубы, он снова взялся за гребень. Теперь тот скользил по волосам а Сян почти без препятствий. Вэнь Кэсин подозревал, что уже пора приступить к плетению, но внутри всё ещё подрагивало что-то тёмно-горячее, болезненное, прорываясь через кончики пальцев. Гладкость волос помогала отвлечься. А Сян замерла тихой мышкой, то ли наслаждаясь нехитрой лаской сама, то ли позволяя ему успокоиться. Вэнь Кэсин подавил вздох, всё же отложил гребень и принялся криво и неумело откидывать на стороны локоны — нужно же как-то их распределить. Волос у а Сян оказалось неожиданно много. Как только помещались на такой мелкой голове? Слушаться его они не хотели, и Кэсин путался, перекидывая пряди друг на друга, и никак не мог нормально затянуть. Только он начинал укладывать правильно дурацкие колоски, как что-то происходило, и косичка, толком не начавшись, перекручивалась, выворачивалась и убегала из его пальцев. Раз за разом приходилось начинать сначала, и терпение грозило быстрее закончиться у него, а не у а Сян. До этого момента Вэнь Кэсин был уверен, что сплести косу не сложнее веревки, но почему-то у него ничего не выходило, а волосы постепенно спутывались в прежние колтуны. Сизость конца дня постепенно превращалась в настоящий вечерний полумрак. Света становилось всё меньше, и это делало задачу ещё сложнее. Бросив очередную попытку сплести косу, Вэнь Кэсин неаккуратно дёрнулся за лампой и тихонько зашипел от неожиданности: тело всё ещё болело. Сегодняшняя боль тянула незнакомо. От этого у Кэсина никак не выходило отстраниться и переждать её острые вспышки с привычным безразличием к своей раздражающей телесной оболочке. В мягком ровном свете загоревшегося огонька волосы а Сян наполнились мягкими переливами, а следом отчетливо обрисовалась вся её хрупкая фигурка. Даже со спины — напряженная, нахохлившаяся. В непонятном смятении Кэсин тронул её между сведённых лопаток. — Больно? — Нет, гэ, нисколечко. Голос малой ничем не выдавал её напряжения, только спина под ладонью окончательно закаменела, и Вэнь Кэсину вдруг захотелось швырнуть эту лампу об стену, одним движением размозжить неудобный стул, подхватить а Сян на руки и унести. В далёкий сказочный мир, где она сможет вертеться, канючить и жаловаться, когда ей выдирают волосы. Где ей не придётся, подражая Кэсину, быть почти взрослой и отказываться от девчоночьих радостей. В ненастоящее куда-то, где они смогут стать беззаботными братом и сестрой. Вэнь Кэсин никогда не думал об этом вот так — открыто, будто хватая себя за горло, почти придушивая неосуществимой, но до боли желанной грёзой. Он хотел этого уже давно не для себя, нет, настоящую семью заслужила а Сян, ради которой он не позволял себе сдаться. Кэсин заботился о ней, как получалось, учил её защищать себя, но не знал, как научить её просто играть. Кэсин резко мотнул головой из стороны в сторону и зажмурился, сжал кулаки и зубы так сильно, что почувствовал, как по подбородку снова ползет капля крови. Он не мог позволить себе мечтать. Кэсин выдохнул, открыл глаза и больше не отрывался от несчастных волос. Гу Сян сопела и пыхтела, но, похоже, готова была высидеть ещё хоть три часа. Теперь он попробовал брать пряди потолще, но равномерно сделать это у него никак не выходило — косы оказались слишком толстыми и кривобокими. Да ещё утягивать их вначале приходилось так сильно, что он всерьёз удивлялся, почему вся эта конструкция на голове не трещит и не поскрипывает, как старый стул под Гу Сян. Несмотря на все усилия, у него ничего не получалось: к середине плетения косы неизменно превращались в неоформленный клубок волос. Поэтому раз за разом Кэсин расплетал подобие косы, снова вычесывал волосы гребнем, снова делил их на пряди и пробовал ещё раз, пытаясь делать иначе. Как надо у него всё равно не выходило, но на очередной попытке вредные косички вдруг перестали выкручиваться из пальцев и даже, как будто, теперь держались. В неровном свете лампы ему показалось, что вышли они вполне ровными. Потом Кэсин попытался их закрепить, но волосы не послушались, выбились из прически, и ему пришлось начинать сначала. Гребень, прядки, кривые косички. За окном уже наступила полноценная ночь, темнота скрыла их от остального мира, а Вэнь Кэсин и Гу Сян словно застыли в этом бесконечном моменте плетения кос. В конце концов Кэсин сдался — набрал совсем мелкие пучки волос с одной стороны и принялся укладывать их друг к другу, как нити будущей веревки. Первая, вторая, третья, четвертая. Первая, вторая… Знакомые движения получались у него легко и свободно, дело пошло очень быстро, но он отказывался признавать, что все прошлые попытки сплести настоящие косы были нужны ему самому. Из его сознания наконец ушла гулкая пустота, а при взгляде на Гу Сян с её волосами в груди занялась привычная теплота. Спустя пару минут Кэсин уже ввязывал ленточку так, чтобы сплетенный из волос канатик не распустился. «Косичка, — мысленно поправил себя Вэнь Кэсин, — косичкой это называется». Конечно, его «косичка» не была похожа на те ровные колоски, что выходили у тётушки Ло, но ведь и он сам тётушкой не был. Второй канатик вышел чуть плотнее и толще, но вполне сносно лёг рядом с первым, а малая, кажется, выдохнула с облегчением и расслабила сжатые кулачки. Третий получился, наоборот, тонюсенькой ниточкой, его Кэсин связал у виска с другой стороны, и он нормально убрался за ухо. Теперь дело пошло споро, и Вэнь Кэсин ощутил, как расслабились сведенные плечи, а губы растянулись в улыбке, тревожа ранку, но, удивительное дело, кровь больше не текла. Увлёкшись, Вэнь Кэсин не заметил, как наплёл уже больше пяти косичек. Они начинались в разных местах, топорщились во все стороны, но, каким-то неведомым образом, образовывали на голове а Сян сносный порядок. Волосы у лица больше не лезли ей в глаза и в рот, а те, что остались нетронутыми на затылке, не собирались немедленно превращаться в гнездо. Уложив косички так, чтобы они сзади соединялись с остальными волосами, Кэсин связал всё лентой и довольно провел ладонью по получившейся прическе. Вечно холодные пальцы Кэсина потеплели, и он неловко тронул ими малую за щеку. Девчонка тут же повернулась и уставилась выжидательно. Надо было что-то ей сказать, но вот что? — Готова посмотреть? — нашёлся, наконец, Кэсин, чувствуя, как улыбка сама собой вновь трогает уголки губ. — Пойдём, достанем наше зеркало. Не дав себе времени передумать, он подошёл к одной из сделанных прямо в камне боковых ниш и потянул на себя громоздкое старинное зеркало в кованой раме. Вэнь Кэсин не любил его. И не потому вовсе, что любого нормального ребёнка вылепленные кузнецом на раме кривые чудища с раззявленными пастями могли лишить спокойного сна, нет. Причина была в том, что в зеркале пряталось его отражение, и с каждым прожитым в Долине днём смотреть на себя Кэсину становилось всё труднее и труднее. Он даже думал иногда, что однажды дойдёт до того, что вовсе не сможет на себя взглянуть. Не сможет узнать в отражении себя: того, кем он всё ещё был в дальнем уголке своего сердца, того, кто прятался в чернеющей глубине. Кэсин вдруг осознал, что не отпускало его, не давало покоя последние часы. Сегодня, пока он, вдавленный в землю, слушал насмешки, большая часть которых тут же сгорала в переполняющей его беспомощной ярости, Вэнь Кэсин для себя всё решил. Он просто их убьёт. Не для защиты или в пылу драки, нет. Он дождётся удобного момента и вырвет их сердца одно за одним, глядя им прямо в глаза. Зеркало накренилось, грозясь придавить вновь нырнувшего в свои мысли Кэсина. Он перехватил его крепче и отвернулся. Нет, сейчас он совершенно точно не хочет даже случайно поймать собственный взгляд. Когда Вэнь Кэсин убедился, что зеркало, наконец, устойчиво, он тут же спрятался за раму. А малая, коротко глянув на него из-под своих насупленных бровей, принялась крутиться так и этак, трогать руками волосы, тянуть за косички, рассматривать их то в руке, то в зеркале, и так по кругу. Кэсин полностью сосредоточился на реакции а Сян, но так и не мог разобрать — нравится ей или нет? — А говорил, не умеешь, — а Сян вдруг ткнула пальцем обвиняюще и, споро отпрыгнув на пару шагов, показала ему язык. — Теперь всё время тебя заплетать буду, — попробовал пригрозить Кэсин, но таким девчонку, конечно, было не пронять. — А вот и будешь, гэ! — она снова показала ему язык и заладила на разные голоса. — Будешь, будешь, вот и будешь! Вэнь Кэсин тут же показал ей язык в ответ, демонстрируя, что вовсе он и не напуган. В сжавшиеся пальцы больно впился орнамент рамы. В груди засаднило что-то тёплое и уютное, медленно наползая на расцветшую там за несколько часов чёрную муть, закрывая её и оставляя после себя ощущение незаслуженной легкости. Кэсин поскорее затолкал зеркало обратно в нишу и прикинул, что вечерний приём пищи они давно пропустили. Тут же Вэнь Кэсина будто мокрым мешком по голове огрело — а чем он собирается накормить а Сян? Должен же был принести, и не принёс. Вот тебе и заботливый старший брат. Он повернулся, уже открыл рот, чтобы извиниться и сказать, что придумает что-нибудь, но малая его опередила. Гу Сян сорвалась с места и стремительным вихрем влетела прямо в Вэнь Кэсина. Уткнулась ему в живот головой с косичками, обхватила его руками так крепко, что ноющая боль в боках превратилась в остро царапающую. Боль разлилась по телу, добралась до самого горла и отрезала способность говорить. Гу Сян застыла на мгновение, словно набираясь решимости, а потом сжала в объятии еще сильнее. — Гэ, — а Сян вдруг всхлипнула и задрала голову, — я вырасту сильной и смелой, гэ, — в глазах девчонки заблестели слёзы, — сильной-пресильной, вот увидишь. Никто не сможет тебя обижать, гэ-э-э… я… им… всем покажу, гэ! Вэнь Кэсин почувствовал, как маленькие твёрдые кулачки уткнулись ему в спину, а ревущая без единого звука а Сян опять спрятала своё лицо в складках его ханьфу, прижалась дрожащим тельцем и, кажется, больше не собиралась его отпускать. Кэсин не проронил ни слова в ответ — просто не смог. Вместо этого он опустился на пол рядом с Гу Сян и обнял её по-настоящему, тихо укачивая в своих руках. Их одежды намокли от слёз, тело быстро затекло, но Вэнь Кэсин не готов был оторваться первым. Он не знал, что будет завтра, но точно знал, что ни за что не позволит сестре выполнить обещание. Вэнь Кэсин любой ценой сохранит её душу нетронутой, даже если для этого ему придётся утопить Долину в крови.