Несожжённый

      Лира почти всё время сидела у кровати Эйгона, со страхом слушая его прерывистое дыхание. Ночами ей снилось, что у неё получилось остановить парня, отговорить от той битвы, снилось, что всё хорошо. Утром Линарра возвращалась в жестокую реальность, где король не приходил в себя, а половина его тела представляла собой жуткий ожог. Как же так вышло, милый? Пришлось признаться Алисенте в их связи, иначе как бы Лира объяснила желание находиться всеми днями у его кровати. Мать периодически приходила проведать сына, и Линарра не могла понять, что та чувствует. Жалость? Стыд? Или ничего?       Однажды Эйгон всё же пришёл в себя. — Ли-ра… — хриплое, едва слышное, словно голос воронёнка. — Я здесь, — сразу же отозвалась девушка, коснувшись рукой необожжённой половины его лица. — М-м, — приоткрыв глаз, король пробормотал что-то невнятное и снова погрузился в сон.       После этого пошло лучше. Он чаще приходил в себя, ровнее дышал и мог что-то говорить. Линарра пыталась не думать о его ожогах и сильно переломанной ноге. Как-нибудь. — Что случилось? — однажды спросила она. — Ты помнишь? — Пообещай, что никому не расскажешь. — Хорошо. — Мы сцепились с Мелеис. Я думал, Эймонд мне поможет. Он опалил огнём нас обоих. Мы с Солнечным Огнём упали, он погиб. — Эймонд… Кошмар, — Лира прикрыла рот рукой. — Слишком поздно я тебе про него сказала, бедный… — Я идиот, — пробормотал Эйгон, уставившись в потолок. — Если бы я тебя послушал…       Его глаза заблестели от осознания своей роковой ошибки. Все эти дни Таргариен лежал в темноте, боли и печали. Каждый раз, когда приходила мать, он притворялся спящим, чтобы не видеть её напускной жалости. Если бы Линарра не сидела с Эйгоном всё время, он абсолютно точно хотел бы умереть, чем продолжать существовать вот так. Ночами его сжирало его бессилие и невозможность отмотать время вспять. Первые ночи девушка сидела у его кровати, но вскоре потребность во сне пересилила, и она уходила. — Лира, — Эйгон слабым движением взял за руку, намеревающуюся уйти девушку. — Останься, пожалуйста. Поспи рядом со мной. — Хорошо, — Лира мягко сжала его руку.       Ей было больно смотреть на короля в таком состоянии. Он не видел её слёз, но каждый раз, оказываясь в ванне, она плакала от жалости к нему. Эйгон не сделал ничего плохого, чтобы получить такую жестокую расправу, тем более от собственного брата. Он любил подурачиться и подразнить, но это всё ерунда. Эйгон всего лишь хотел веселиться, пить и летать на драконе. И вот он лежит сломленный, изуродованный огнём, неспособный ходить и нелюбимый никем, кроме неё и погибшего дракона. Слишком жестоко даже для реальности. Линарра пыталась окружить его любовью и заботой настолько, насколько могла, и его лёгкая улыбка была для неё большим достижением. Она любила гладить и целовать нетронутые огнём части тела Эйгона, во время сна вглядываться в его красивое лицо, которое, на её затуманенный любовью взгляд, не потеряло своей привлекательности. Вряд ли король подумает так же, взглянув в зеркало.       Лира задула свечу, осторожно легла рядом с Эйгоном со стороны, где ожогов почти не было, и положила голову у его плеча, касаясь щекой тёплой кожи, и ощущая, как его пухлые губы прижимаются к её лбу, а рука слабо ложится на ногу.       Посреди ночи девушка проснулась от того, что король едва слышно шептал её имя. — М? — Можешь взять у мейстера маковое молоко, пожалуйста… Нога болит, — почти проскулил Эйгон, которого видимо боль мучила уже давно. — Конечно, сейчас, — Линарра вскочила и бросилась выполнять его просьбу, мейстер спал чутко, и это заняло у неё пару минут. — Спасибо, — прошептал Таргариен, после того, как девушка помогла ему выпить молоко, придерживая его голову. — Лира, прости… Что разбудил. — Ничего, буди сразу, когда нужно, — девушка нежно стёрла дорожки слёз с его щёк. — Долго терпел? — Ненавижу свою беспомощность, — пробормотал Эйгон, чувствуя как слёзы снова душат его, он ощущал себя слабой плаксивой тряпкой. — Нужно время, — успокаивающе прошептала Линарра и мягко поцеловала его в лоб. — Ты восстановишься, это я тебе точно говорю. — Спасибо, что терпишь моё нытьё, — выдавил из себя Таргариен. — Разве я могу иначе? — Лира прижалась к нему, гладя его руку.       Днём следующего дня они так же лежали в обнимку, разговаривая о чём-то неважном. Их покой нарушил неожиданно появившийся Эймонд. Линарра почувствовала, как Эйгон вздрогнул, и его рука судорожно сжала простыни. Девушка успокаивающе коснулась его плеча. — Судя по твоему развлечению, тебе лучше, братец? — ухмыльнулся Эймонд, намекая на Лиру. — Это было глупо. Что ты помнишь? — принц агрессивно придвинулся близко к брату и прижал стеклянную сферу, символизирующую власть, к его обожжённому животу, вызвав у Эйгона болезненный стон. — Прекрати, — Лира выхватила маленький острый кинжал с пояса и приставила его к горлу принца, закрыв собой Эйгона, словно дикая кошка. — Иначе лишишься жизни или второго глаза. — Смелая, — усмехнулся Эймонд, убирая сферу с груди брата. — Так что ты помнишь? — повторил он, невзирая на приставленный к горлу кинжал. — Ничего, — тихо отозвался Эйгон. — Совсем ничего? — Ничего, — повторил король подрагивающим голосом. — Хорошо. Поправляйся, — изобразив дружелюбие, Эймонд совершил что-то странное, поцеловав брата в лоб, и удалился. — Пока я рядом, он тебя не тронет. — Спасибо, — выдохнул Эйгон. — Я его боюсь.       Вообще Линарре нравился Эймонд. Его зловещая аура уверенности привлекала. Лира его очень уважала, принц был умён и рассчётлив. На самом деле, если бы он родился раньше Эйгона, наверное, всем было бы лучше. Иногда Лира даже задумывалась о том, что если бы она не полюбила короля, она бы стала одержима Эймондом, но от него ощущалась угроза. С Эйгоном было спокойно и безопасно, в то время как с принцем всегда надо быть начеку. Лира не могла даже ненавидеть его за то, что он сделал. У Эймонда всегда были свои мотивы, которые оправдывали даже самые худшие его поступки. Нельзя было иметь такого врага, как он. — Я сейчас вернусь, — Линарра быстро встала и вышла из комнаты. — Куда ты? — вопрос короля остался без ответа.       Лира вышла в коридор и еле-еле догнала быстро уходящего принца. — Эймонд, постой! Таргариен обернулся с превосходящим выражением лица. — Прости меня, — честно произнесла Линарра, смутившись от пристального взгляда его единственного глаза и запоздало осознав, что так и не научилась обращаться по чину и на «вы». — Я люблю Эйгона и не дам его в обиду. Хочу, чтобы вы помирились. — Ты знаешь, что это с ним сделал я, — произнёс Эймонд, не снимая маску уверенности в себе. — Глупо было бы это отрицать, — призналась девушка. — Почему не желаешь моей смерти? — Часто нахожу оправдания твоим поступкам. Быть может, Эйгон заслужил. Не так жестоко, но заслужил. Ты сделал всё, чтобы править, а ему это досталось просто так. Представляю, как обидно. И даже сейчас Эйгон поправится и вновь будет править. — Досадно, может поджарить его ещё раз? — улыбнулся Таргариен, не подавая виду, что Линарра надавила на больное. — Возьми всё на себя. Решай за него, советуй, как лучше. Я поговорю с ним, Эйгон прислушается. Вам нужно объединиться. — Я подумаю, — задумчиво отозвался Эймонд. — Эйгон — безобидный дурак. После того, что произошло, он сломлен и боится всего. Он послушает тебя, — Лира склонила голову и направилась обратно.       Время шло, и постепенно Эйгон начал подниматься и ходить с помощью мейстера. Получалось плохо, но получалось. С болью, стонами и нытьём. Периодически, когда мейстеру было тяжело его поднимать, Линарра помогала. Она уже видела его всяким. Разбитым, беспомощным, плачущим, ноющим, так что Эйгон не чувствовал себя сильно униженным. Всё же с каждым днём становилось немного лучше. Таргариену нужно было передвигаться с чьей-то помощью, и вскоре эта миссия полностью легла на плечи девушки, она решила дать мейстеру отдохнуть. — Хочу посмотреть в зеркало, — попросил однажды Эйгон. — Уверен? — Я знаю, что я обожжённый урод, хочу знать насколько, — от былой шутливости и дурашливости короля, кажется, почти ничего не осталось, возможно дело было в отсутствии выпивки. — Не урод, — возразила Линарра, глядя в его красивые светлые глаза. — Я хочу посмотреть. — Пойдём, — девушка аккуратно подхватила Эйгона под руки, давая ему опереться на себя и ощущая сквозь тонкую ткань рубахи его худобу и слабость.       Они подошли к зеркалу, стоящему в другом конце комнаты, и Линарра чуть отодвинулась, позволяя королю увидеть себя. Эйгон провел рукой по голове, где сгорела часть его волос и потихоньку появлялись новые, по изуродованной щеке, чему-то маленькому, оставшемуся от уха. Слёзы снова подступили к горлу, и Таргариен остро почувствовал ненависть к самому себе, от осознания того, как он жалок. Уродливый, слабый и плаксивый. Линарра замечала, что раньше Эйгону нравилась своя внешность. Он частенько мог крутиться перед зеркалом, разглядывая себя со всех сторон. Невысокая, но аккуратно сложенная фигура, милые белые кудряшки, красивые ясные глаза и мягкие ровные черты лица. Да, он был красив. Сейчас король видел в зеркале сгорбившегося от боли, хромающего, изуродованного калеку. Он хотел замечать только это, в то время как Лира всё ещё видела в нём прекрасные глаза, в которые хотелось смотреть, пусть даже один был всё ещё красным от ожога, и все те черты, которые ей нравились.       Эйгон всё же не выдержал и всхлипнул от жалости и ненависти к самому себе. Ему было всё равно, что подумает Лира, в очередной раз увидев его нытьё, казалось, хуже быть не может. — Эйгон, — девушка встала так, чтобы закрыть собой зеркало и осторожно обняла парня, боясь случайно причинить боль даже через зажившие ожоги. — Я тебя люблю. И главное, что ты жив. Всё могло быть гораздо хуже.       Лира успокаивающе гладила его по голове и подрагивающим плечам, позволяя Эйгону прижаться к ней и зарыться носом в её волосы. — Эймонд всегда ходит с повязкой на глазу, и менее красивым он от этого не стал, — усмехнулась Линарра, целуя парня в волосы. — Сейчас ещё пряди отрастут, и будет вполне неплохо. — Ты серьёзно, — всхлипнул Таргариен. — Конечно. Не думай об этом. Думай о том, что можешь ходить, пусть даже с трудом. — Как больно… — Терпи. Станет легче.       Лира делала для него всё, что могла. Если верить в то, что любовь исцеляет, тут это точно работало. Эйгону становилось легче ходить, и боли мучали меньше.