Телохранитель

Ялик летит сияющей кометой по звездному пространству. Разрезает глубокую синеву, собираясь войти в беспокойные воды космического корабля — Лофу Сяньчжоу. Маленькая делегация из трех представителей Яоцина тем временем весело болтает, отвлеченно обсуждая всякую чепуху — слишком пресную кухню Лофу и восхитительной красоты Чешуйчатое ущелье. Но все трое знают, что в Лофу их не ждет ничего хорошего. У Цзяоцю на сердце тревожно — желание Фэйсяо перевезти Хулэя на Яоцин никак не дает ему покоя. Слишком велики риски. Он даже не знает, что хуже: внешние факторы, которые могут быть связаны с этим решением, или же внутренние — его собственное желание изучить эту тварь и использовать кровь и плоть его в личных целях. У Цзяоцю в жизни не так уж много смысла. Все его существование в последние годы сводится к единственному еще способному зажечь сердце желанию: спасти Фэйсяо от ужасного конца. Изменить ее судьбу, как он уже сделал это однажды. — А зачем вам к деве-дракону? Разве Цзяоцю не справляется с вашим недугом? — Моцзэ спрашивает спокойно и буднично, когда Фэйсяо изъявляет желание посетить знаменитую целительницу Лофу Сяньчжоу. — У всех целителей разный подход, Моцзэ, — вместо Фэйсяо отвечает ему Цзяоцю. — К тому же ходят слухи, что эта видьядхара способна даже воскрешать умерших. Мне и самому любопытно повидаться с ней. — А, ну, раз уж вы пойдете вместе, думаю, я… — Моцзэ было хочет откосить от исполнения своих служебных обязанностей, но Фэйсяо одним лишь взглядом его прерывает. — Вы с Цзяоцю отправитесь в Обитель Божественного предвидения и извинитесь за мое отсутствие, — говорит она тоном, не терпящим возражений. Цзяоцю хмурится. Он прекрасно понимает, почему. Фэйсяо просто не хочет, чтобы он услышал то, что скажет ей госпожа Байлу. Он не говорит ничего, не спорит и не пытается навязать свое присутствие, только опускает взгляд. Фэйсяо улыбается — Цзяоцю это чувствует. Как обычно пытается выглядеть веселой и жизнерадостной, чтобы никто не видел, насколько глубоко она измотана внутри. Только Цзяоцю позволено это видеть и то не всегда. Только с ним Фэйсяо может просто отдыхать, не пытаясь держать себя в руках. Обычно в такие моменты он делает это за нее — держит ее в руках. На руках. На коленях. Буквально несколько часов назад в тишине генеральских покоев Фэйсяо лежала головой на его коленях и задумчиво разглядывала потолок, пока Цзяоцю так же задумчиво разглядывал ее лицо, пронзительные глаза и подрагивающие от посторонних звуков уши. Пальцы гладили волосы, осторожно массировали кожу головы, попадая на нужные точки, чтобы избавить от боли. Иногда позволяли себе чуть потрепать за ухом — тогда Фэйсяо, забывшись, подставлялась под это прикосновение, блаженно прикрывая глаза. — Ты просто идеальный телохранитель, — Фэйсяо расслабленно улыбается, потягивается, а Цзяоцю сидит, засмотревшись, как она тянет мыски ног, поджимая пальцы. Теплый свет льется из окна на постель, греет кожу и играет с золотым домашним браслетом на тонкой щиколотке. — Ну что вы, какой из меня телохранитель? — Цзяоцю хмыкает. — Это про Моцзэ. А я всего лишь… — Разве ты не хранитель и тела моего, и души? Взглядом Фэйсяо всегда смотрит в самую душу, гипнотизирует точно удав, и иногда Цзяоцю от этого даже становится самую малость горько. Он прекрасно знает природу ее проклятой крови. Знает причину, почему взгляд этой женщины так парализует его рабское тело. И знает, как сильно Фэйсяо ненавидит это в себе. — Моцзэ — клинок. А вот ты — рука, которая держит его и направляет, — Фэйсяо с мягкой улыбкой продолжает, так и не дождавшись ответа. — Не думай, что я ничего не замечаю. Я обязана тебе жизнью — много-много раз. Тридцать лет он был рядом. Тридцать лет оберегал ее всеми доступными способами, не гнушаясь ни подлости, ни обмана. Пусть Цзяоцю не мог защитить Фэйсяо мечом, он долгие годы делал это иначе. Ему все равно как, главное — ее благополучие. Цзяоцю и сам не знает, почему эта девочка, проклятая полукровка из лисьего народа, когда-то так сильно тронула его душу. В момент, когда жизнь и все, что он делал, потеряли всякий смысл, Фэйсяо вдохнула в его разбитое сердце желание бороться дальше. Почему-то она выжила — едва ли не единственная из всех, кого он пытался спасти на войне, — и продолжила двигаться к победе над врагом, заражая своим упрямством и упорством. Фэйсяо всегда говорила, что ее главный враг — она сама. Это значило, что сначала она уничтожит как можно больше Мерзостей изобилия, а в конце — себя, лишь бы защитить других. Для Цзяоцю же главным врагом стала Смерть. — Почему ты молчишь? — Фэйсяо поднимает руку, чтобы кончиком указательного пальца легонько щелкнуть его по носу. Она любит иногда так дурачиться, особенно если чувствует чужое напряжение. — Просто задумался. Если я рука, что держит клинок, значит, я — ваша рука? — Он, наконец, улыбается тоже, сощурив глаза. — А что, разве нет? Моя правая рука — кажется, так говорят, — она даже смеется, садясь. Очень коротко, но Цзяоцю на сердце становится немного легче. Если Фэйсяо смеется наедине с ним, она по обыкновению не притворяется. Для нее он готов быть кем угодно. Рукой, глазами, ногами… Если она не сможет идти, он будет нести ее. Если она не сможет видеть, он будет говорить ей обо всем, что происходит вокруг. Если ее легкие не смогут больше дышать, он сам наполнит их воздухом. Он сделает все что угодно. Благо, сейчас в этом нет необходимости. Растрепанные волосы, теплая улыбка и спокойный взгляд — эти беды где-то далеко в необозримом будущем. Фэйсяо кажется такой живой и настоящей, что в груди что-то трепещет. Видимо, сердце. — Позволите ли вы?.. — Цзяоцю всегда спрашивает, прежде чем сделать что-то слишком выходящее за рамки целительства и рабоче-деловых отношений. Фэйсяо это забавляет. — Позволяю, — она всегда соглашается. Цзяоцю наклоняется. Его ладони касаются ее щек, будто проверяя — нет ли жара. Притягивают к себе. Фэйсяо вздыхает. Им остается всего несколько минут блаженного покоя перед началом приготовлений к вылету на Лофу, и оба хоть и гонят тревожные мысли, то и дело думают: это короткое мгновение безмятежности вполне может стать для кого-то из них последним. Поэтому Цзяоцю хочет запомнить каждое прикосновение, каждый искренний вздох… Он не знает, что ждет их дальше, но готов поставить собственную жизнь на кон, лишь бы в последний раз это все было не для нее. Он ведь телохранитель — и правда, а телохранитель всегда готов пожертвовать собой. Губы Фэйсяо оказываются нездорово горячими.