Морковные монетки

В предпоследний учебный день все приходили в школу уже чисто формально и даже и не думали заниматься. Причём «все» ещё громко сказано — в классе сидело от силы человек двенадцать из тридцати пяти. В такой обстановке полагалось быть счастливее некуда. Однако это безоблачное счастье омрачалось мыслью «а что дальше?». Тем более что после завтрашнего, последнего дня, необходимо было сделать шаг в чёрную дыру. По всем было видно, что они устали притворяться заинтересованными в процессе, но по одному богу известной причине продолжали этим заниматься: учителя делали вид, что преподают, ученики — что слушают. Конечно, были в классе и абсолютные пофигисты, которые даже не пытались сделать вид, что учатся — например, Стэн, который спокойно сидел, закинув ноги на парту и отправляя в рот по три арахисовые ириски за раз. Кэррот же сидела над тетрадкой, и хотя со стороны казалось, что она списывает с доски, на самом деле она старательно выводила линию ног, которая у неё всё никак не получалась (в остальном всё было готово, кроме узора на платье). — Близнецы Пайнс, к директору! Близнецы Пайнс, к директору! От громкого голоса из динамика рука дрогнула, и линия ушла куда-то совсем не туда. Кэррот закатила глаза и в очередной раз потянулась за ластиком. — И чего это их вдвоём вызвали? — раздался шёпот откуда-то спереди. Она подняла голову и увидела, что в её сторону обернулась Кловер Эванс. — Ну не знаю. Может, потому что у них одна фамилия и имена похожие, и руководство запуталось в их тестах на профориентацию, — пожала плечами Кэррот. — Не думаю, что их результаты вообще можно перепутать. Кстати о тесте, что у кого получилось? Все тут же как по команде вскинули головы и заговорили наперебой. Кэррот снова уткнулась в тетрадь, однако уже через три минуты её окликнула Пэрл: — А у тебя что получилось? Кэррот снова подняла голову и с натянутой улыбкой сказала: — Я буду дизайнером. И соврала. Она дважды проходила тест (второй пришлось вымаливать чуть ли не наливаясь слезами, кошмарное унижение), и оба раза результат был один и тот же: ей напророчили стать прекрасной домохозяйкой. Это не было удивительно, ведь родители готовили её к этому всю жизнь, и всё равно от мысли, что она не может стать никем, кроме домохозяйки, Кэррот впадала в уныние. — Тебе подходит! — радостно ответила Кловер и показала палец вверх: даже спустя неделю после выпускного она ходила совершенно довольная. — Да-да, очень подходит, — фыркнула Греншо, после чего кинула на парту Кэррот пластиковую баночку с чем-то внутри. — Вот держи, достойная оплата твоего невероятно тяжёлого труда! Кэррот с опаской открыла банку, но увидела только нарезанную кружочками морковку, похожую на центовые монетки (очевидно, нарезанную заранее и принесённую в комплекте с якобы обидными словами, дескать, девчонке с морковным именем и деньги полагаются морковные). Во рту уже начали скапливаться разные колкости, но в итоге она ничего на это не ответила, а только снова опустила глаза в тетрадь и продолжила рисовать выглядывающие из-под юбки ноги. Через минуту на складках ткани стал появляться дракон. Уже на выходе из школы она столкнулась с Фордом: он всё смотрел на какой-то буклет и совершенно не смотрел под ноги (впрочем, как и Кэррот). — Блин, аккуратнее надо… — Ой, это ты? Прости-прости… — сразу же после этих слов Форд принялся активно искать вылетевший у него из рук буклет, несмотря на то, что сам же придерживал его второй ладонью. — А что это тут у тебя такое? Можно посмотреть? Форд протянул листочек вслепую, отчего едва не заехал Кэррот по лицу, но обращать на это внимание было неловко, так что она просто аккуратно взяла его в руки. — Западный технологический университет? А это где? — Очевидно, на западном побережье. Далеко, да, зато смотри, какой классный! Кэррот перечитала буклет снова, но, к сожалению, так и не смогла присоединиться к его восторгу: все названия специальностей и программ были для неё просто набором букв (про некоторые науки даже не было понятно, что конкретно они вообще изучают). Лучше всего она поняла абзац, где выпускникам этого чудо-университета сулили золотые горы, небо в алмазах и прочие прелести жизни. — Д-да, очень классный… И что, ты поедешь туда учиться через всю страну? — Ну… — он слегка замялся. — Они завтра посмотрят мой проект с выставки, и если он им понравится, поеду! И хотя Форд всё ещё избегал смотреть ей в глаза, он просто светился от радости. На мгновение Кэррот ощутила неясное беспокойство, но тут же отмахнулась от него: сейчас это было совершенно не к месту. — Вижу, это очень важно для тебя, так что… Поздравляю, дружище! После чего сделала шаг ближе и с широкой улыбкой похлопала его по плечу. Тут же она ощутила, что он вытянулся как струна и перевёл взгляд на её руку. — Ну эй, что ты? Я правда рада за тебя. Ты только пиши мне, чтобы я хоть адрес твой знала, я тебе на день рождения и Рождество буду всякие самодельные ништяки присылать. — Да, конечно… — Форд кивнул с очень нервной улыбкой, а потом как-то слишком быстро зашагал к выходу. Беспокойство отчего-то усилилось, хотя ничего странного не произошло. Ещё секунду Кэррот постояла в школьном коридоре, с недоумением глядя в спину Форду, а потом пожала плечами и отправилась домой. Видимо, родители тоже почувствовали, что совсем скоро их дочь официально станет домохозяйкой, а поэтому сразу после обеда мама с улыбкой дала Кэррот пяльцы. Пришлось продемонстрировать, что не разучилась она делать этот чёртов тамбурный шов, и ни один из декоративных всё ещё не забыла. — Мам, ну серьёзно, разве я смогу зарабатывать вышиванием? — слова вырвались прежде, чем Кэррот поняла, что именно сказала. На минуту в столовой воцарилась тишина, после чего отец медленно повернул голову в её сторону. — Ты что, искала работу? — Нет-нет-нет, ты чего, папа! Просто… просто вдруг после окончания школы я не смогу быстро найти мужа, а сидеть на вашей с мамой шее, ну… — Насчёт этого не волнуйся. Скорее всего, мы дадим разрешение пожениться тебе с твоим молодым человеком, если в городе не окажется другого достойного кандидата. Сердце сладко затрепетало, но в следующую секунду Кэррот вспомнила, что вообще-то речь идёт про Форда, а поэтому просто сделала вид, что ужасно смущена и счастлива. — Только он, скорее всего, уедет учиться на другой конец страны, а я что там буду делать? — Всё, что полагается порядочной жене, — спокойным, но уже почему-то мягким тоном ответил отец и снова уткнулся в газету. Как только стало можно уйти себе в комнату, Кэррот схватилась за голову и сползла по двери на пол. — О Господи… Как отсюда выбраться? В этот момент ей начало казаться, что она за всю жизнь только и делала, что врала, и её ложь теперь глядела на неё изо всех углов её комнаты, из-за оконного стекла, из прорех между ветками дерева за окном, из которых было видно небо… Надо срочно было отвлечься. Кэррот выпрямила спину и обняла себя за плечи. — Так, Кэррот, это не конец света. У вас нормальные отношения, можно будет мирно развестись, может, даже вообще по переписке. Или вообще устроить маскарад с переодеванием и выйти за… Нет-нет, это хреновый вариант. Лучше провернуть многоходовочку какую-нибудь. Боже, как же… Как же я устала... Кэррот немного повернула голову и встретилась взглядом со своим отражением. Ужасно захотелось плюнуть в это веснушчатое лицо с поджатыми губами, останавливал только тот факт, что не хотелось потом мыть зеркало (а заодно рассказывать, почему оно вдруг испачкалось). Выход был один — бежать гулять. На улице уже смеркалось, так что перед выходом Кэррот сунула в карман шорт фонарик. Самое свободное платье поверх, через окно вниз, бегом-бегом-бегом через несколько улиц… У ивы, к счастью, не было ни души, так что можно было совершенно спокойно скинуть платье и туфли, пошлёпать босыми ногами по мелководью, покружиться на шине вдоволь… Когда дрожь в руках наконец унялась, а видеть своё отражение стало не так противно, Кэррот взяла платье и туфли под мышку и пошла вдоль песчаной косы, любуясь розоватым горизонтом. Кто знает, вдруг в следующий раз вот так свободно погулять в футболке и шортах доведётся нескоро. Скрип качелей слева заставил её сначала остановиться, потом обернуться. Этот силуэт она бы узнала из тысячи. — О Боже мой… Стэн, что случилось? Платье и туфли тут же полетели на песок, а сама Кэррот подбежала к качелям и присела напротив них на корточки. Как только Стэн поднял голову, она сразу же опустила обе ладони ему на плечи. — Привет, Кэррот, — голос у него был максимально подавленный, но всё же он оторвал руки от верёвок и обхватил её запястья. Причём сделал это так бережно, так аккуратно, словно Кэррот была соткана из дыма и могла исчезнуть от одного неосторожного усилия… Витавшее в воздуха с утра беспокойство теперь вцепилось Кэррот в шею и сдавливало с воплями: «Он нас ещё и по имени назвал! Что-то не так, что-то не так, надо разобраться!» — Тебе нужно время? Если что, я могу отойти, — она сделала лёгкое движение назад, но Стэн сжал её руки чуть сильнее. — Нет! Хотя бы ты не уходи! От его испуганного тона сердце замерло. Что-то определённо было не так. — Что произошло? Ты с кем-то поругался? Стэн помотал головой. — Форд собирается уезжать. — В университет, да, он мне рассказывал. — Кэррот, без него всё это, — Стэн кивнул в сторону моря. — Будет бессмысленно. Он, конечно, сказал, что ты его заменишь, но… — Но это неправда, и вы оба это знаете. Все поддерживающие слова, начавшие было гнездиться у Кэррот на языке, тут же пожухли. Она же уже успела одному пожелать удачи, так что сейчас обронить хоть одну из общих фраз было бы верхом лицемерия. А лжи и так хватало за глаза, поэтому Кэррот просто тяжело вздохнула и отвела глаза. — Слушай, я не знаю, что тебе сказать. — Скажи, что видишь хоть один вариант, где все довольны. Она его не видела. А сочинять сказку, чтобы успокоить Стэна на пару часов, ей тоже не хотелось. Так что Кэррот просто покачала головой. — Кто-то в любом случае будет расстроен… И, наверное, всё будет нормально только если я этого расстроенного успокою. Но это уже надо будет смотреть по ситуации. Только вот кто успокоит её саму? То самое отражение в луже, с которым ни поговорить, ни лодку построить? Кэррот присела на песок, устало облокотилась о железный каркас качелей и закрыла глаза. — Я не хочу тебе сейчас врать, Стэн. И так завралась уже. — Ты о чём? — его голос прозвучал уже ближе, видимо, он сел рядом, но решил не касаться. — Родители собираются разрешить мне выйти замуж за Форда. Типа они так идут мне навстречу. — Они собираются сделать что? — мгновенно из совершенно подавленного его голос стал таким раздражённым, что Кэррот аж распахнула глаза. — Вот об этом я и говорю! Я почти два года вру им, что встречаюсь с твоим братом, что меня по-прежнему никто не целовал никуда, что с тобой не общаюсь, потому что боюсь… И теперь, когда аттестаты на руках, а школа почти закончена, может случиться свадьба, и вот она уже будет настоящая! Она взвыла и уткнулась лицом в ладони. — Одна надежда, что он поймёт меня правильно, а через пару дней или недель уже можно будет тихо-мирно развестись. — Так, стоп, подожди. Ты что, на полном серьёзе собралась за него замуж? А как же… Стэн не стал заканчивать фразу, но всё было понятно и без этого. Кэррот наконец подняла на него глаза, молясь всем высшим силам, чтобы слёзы сжалились над ней и вкатились обратно. — Рисковать нельзя. Если родители найдут кого-то другого… я могу потерять тебя навсегда. А так можно что-нибудь придумать. И только когда картинка перед глазами прояснилась, Кэррот наконец поняла, в чём дело. Пускай и для того, чтобы принять это, понадобилось отсчитать про себя до семи. — Боже… Ты что, ревнуешь, что ли? — И ничего я не ревную! — очевидно, он соврал. Но Кэррот даже не стала обижаться, а просто умилённо улыбнулась. — Господи, Стэн, да ты что? Я бы никогда! Ну что ты, в самом деле? Она очень осторожно протянула руку и накрыла его ладонь своей. — Точно? — в его голосе сквозила плохо скрытая обида. — Клянусь всем, что у меня есть! — с этими словами Кэррот сжала его пальцы. — Чтоб ты знал, тебя у меня дома такими словами кроют, что мама не горюй, а мне каждый раз дико стыдно, что не могу за тебя заступиться. — Ну словами меня кроют везде, и никто и так не заступается, так что не переживай, — Стэн попытался сделать свой типичный беззаботный тон, но вышло у него не очень. — Да как я могу не переживать? Создаётся ощущение, что в городе только я знаю, что ты в миллион раз лучше, чем кажешься! И то если бы я с тобой тогда не подралась, тоже не узнала бы этого… Думать об этом было мерзко. Наверное, даже хуже, чем про то, как много она врёт. Зачем-то Кэррот отвернулась, но руку не убрала. Наверное, чтобы хоть немного сохранить связь с реальностью. Тут Стэн уже усмехнулся, правда, как-то очень болезненно. — Да, такие уж мы… Неправильные какие-то. Кэррот тоже попробовала улыбнуться, но лицо будто бы свело. — Угу. Но что бы там про тебя ни говорили, я всё равно очень тебя люблю. — Ч-ч... Что ты сказала? Повтори, — и снова у неё появилось то самое, теперь уже приятное ощущение чужого взгляда… Которое теперь уже было намертво связано с ним. Впрочем, сама просьба её не смутила, поэтому Кэррот обернулась к нему и спокойно повторила: — Что бы там про тебя ни говорили, я тебя всё равно… Эй, ты чего на меня так смотришь? — Ты… Ты просто впервые сказала не «ты мне нравишься», а… Дышать стало сложнее, в носу немного защипало. Это странное чувство теперь чесало её изнутри, так и подначивая разреветься уже наконец. Кэррот просто обхватила его руками и прижала к себе. А уже через мгновение почувствовала, что Стэн обнял её ещё крепче. — И ещё скажу. Сколько хочешь скажу. Чтобы больше так не удивлялся. Раз — поцелуй в левую щёку. — Я тебя люблю. Два — в правую щёку. — Очень-очень люблю. Три — в уголок губ. — Прям не могу вообще. Вот теперь наконец получилось улыбнуться без напряжения. А от количества сказанной правды даже как будто дышать стало легче. Стэн смотрел на её счастливое лицо всего мгновение, после чего наклонился и поцеловал её в левую щёку. — И я тебя тоже люблю. В правую. — Очень-очень люблю. В уголок губ. — Прям не могу, как сильно. Держаться уже было невозможно, и Кэррот потянулась ему навстречу. Впервые за вечер ей наконец было совершенно спокойно, а в голове не было ни единой тревожной мысли. Важно было только то, что она сейчас сидела в обнимку со своим парнем, а он держал её лицо в ладонях и целовал её. И в этот момент абсолютно всё было правильно: каждая мысль, каждое прикосновение губ, каждое дуновение ветра. — Так что замуж за кого-то другого ты выйдешь только через мой труп, — было первое, что Кэррот услышала, отстранившись. Она тяжело вздохнула. — Стэн, пойми, это может быть единственная возможность сбежать от контроля. Я выйду замуж за Форда, он увезёт меня куда-то на другой конец страны, куда отсюда никто не дотянется, мы с ним спокойно разведёмся, я тебе напишу и буду ждать. А дальше уже никто не сможет мне запретить целоваться с тобой на публике и ходить на свидания. Краем глаза она заметила, как вдалеке зажглись фонари — это уже значило, что пора было бежать. — Стэн, это не страшно, — она чуть привстала, он за ней. — Ты же что-то придумаешь, правда? — Что угодно. И не смей сомневаться в том, что я тебе сказала. Кэррот уже сделала маленький шаг назад, но тут Стэн притянул её к себе, положив ладони на плечи. И она зачем-то обхватила пальцами его запястья. — Не сомневаюсь. Просто… И снова по его лицу всё стало понятно и без окончания фразы. Кэррот снова попыталась улыбнуться, однако эта улыбка вышла слишком горькой. — Всё у нас будет. Это последний шажок в свободу. Конечно, хотелось ещё немного так постоять, но нужно было уже скорее домой, так что она просто потянулась вперёд, поцеловала Стэна в переносицу, подобрала с песка платье и туфли и побежала, освещая себе путь фонариком. Впрочем, Кэррот всё равно уснула только под утро. Последний день прошёл ещё ленивее, чем предпоследний. Форд вышел из класса раньше остальных, видимо, встречать делегацию из того самого университета. Кэррот напоследок улыбнулась ему и показала два пальца вверх. Краем глаза она заметила, что Стэн нервно отвернулся к окну, но не придала значения: мало ли про вчерашний разговор вспомнил. На последнем уроке одноклассники просто раздавали друг другу альбомы и прощались, и без наигранных слёз не обошлось. Каждому досталось по персональной речи, даже Греншо (за «невероятную инициативность», что бы это ни значило). И по количеству общих фраз в этих благодарностях было понятно, кто реально сделал что-то хорошее, а кто успел всех за это время задолбать. Поскольку речи читались не в алфавитном порядке, нужно было сидеть, навострив уши, однако мысли всё время куда-то утекали. Встрепенуться получилось только услышав свою фамилию. — …пока не продемонстрировала нам свой талант и не создала всем праздник своими руками! В связи с этим мы хотим отдать тебе не только альбом, но и твоё, возможно, будущее портфолио! Кловер и Пэрл с блаженными улыбками подошли к парте Кэррот и протянули ей две книжечки. На одной, конечно, был герб школы и прочая мишура, а на обложке второй было написано курсивом «Дизайны Бакстер». — Мы не знали, как оригинально назвать, поэтому… — Кловер немного замялась, но объяснения были не нужны. Кэррот очень осторожно взяла книжку в руки, открыла… Там были парадные фотографии всех девчонок, для которых она сшила платья. И на каждой из страниц было пустое пространство, похожее на те, куда обычно вкладывают фото. — Спасибо, девочки… Спасибо огромное. Так вот в чём всё это время был секрет. Оказывается, чтобы к тебе стали относиться как к человеку, нужно сделать что-то очень сложное, но полезное для всех, а там уже будут и аплодисменты, и дружелюбие, и портфолио (непонятно, правда, куда с таким устраиваться и кем), и даже деньги в алюминиевой банке. Что ж, урок усвоен. Кэррот, конечно, встала, обняла Кловер и Пэрл, сказала, что это было несложно, но неприятный осадочек всё равно был. Наверное, в глубине души ей всё же хотелось, чтобы к ней могли так относиться и без превращения в местную главную портниху. Обычный альбом она принесла домой с показной гордостью, будто сама его шила и клеила днями и ночами, а «Дизайны Бакстер» пришлось спрятать под юбку, а потом быстро в комнате вытащить и спрятать туда же, где лежал магнитофон, деньги и старые личные дневники. Точнее, один дневник, сшитый из вырванных страниц всех предыдущих попыток фиксировать свои чувства, обнаруженных и осмеянных, а то и обруганных. Потом в какой-то момент пришло понимание, что об этих чувствах кто-то да узнает, особенно если очень-очень попросить не трогать их, и с того дня Кэррот больше не вела таких записей. Все эти сокровища вряд ли занимали больше места, чем одна швейная машинка, но всё же когда Кэррот смотрела на них, ей казалось, что это всё-таки её комната. Перед сном она лежала на кровати в полумраке и листала тетрадь с рисунками нарядов. Кроме ярких платьев, над которыми были написаны карандашом имена одноклассниц, там теперь были и длинные брюки с огромным количеством карманов, с которыми можно было надеть маечку и свободную куртку. Вот их сшить было бы неплохо, надо было только закупиться плотной тканью и пуговицами-кнопками… Внизу постепенно стихал шум телевизора, где-то за окном проезжали редкие машины, света в комнате постепенно становилось всё меньше… Перед тем, как провалиться в мягкую дрёму, Кэррот успела только засунуть тетрадь под наволочку и обнять подушку. Разбудили её стуки в окно. Не пугающие редкие, от которых боишься пошевелиться, а какие-то… отчаянные? К тому же из-за стекла был слышен чей-то голос. Сначала Кэррот просто повернулась на другой бок и закрыла глаза, но тут её окно чуть-чуть приоткрылось, и она наконец услышала: — Кэррот! Кэррот, ты меня слышишь? Кэррот! Кэррот, пожалуйста… Сна как не бывало. Она мгновенно вскочила и бросилась к подоконнику. Стэн правда стоял у неё под окном и держал в руках какую-то огромную палку, которой, видимо, и стучал по стеклу. На плече у него была сумка. На мгновение у Кэррот помутнело перед глазами, но она провела по ним кончиками пальцев, и всё снова стало нормально. — Кэррот! — заметив, что она высунулась из окна, он сразу заулыбался и помахал ей рукой. — Тише ты! Никуда не уходи, я сейчас… Запасная бельевая верёвка не казалась слишком прочной, но выбора особо не было. К счастью, Стэн быстро понял, что она пытается сделать, поэтому привязал сумку и направился к пожарной лестнице, по которой все эти годы и залезал к ней. — Уф-ф… Физика рулит! — улыбнулась Кэррот, как только закончила поднимать её и отвязала. — Кэррот! — прежде чем она поняла, что происходит, Стэн шагнул к ней и крепко обнял. — Да тише ты, кому говорят… Нас спалят… Но уже через секунду она уткнулась ему в плечо. — Я тоже рада тебя видеть. И только когда он отстранился, Кэррот поняла, что всё это время бегала по комнате в той самой ночнушке, которая оголяла всё, что можно и нельзя. Чудом удалось сохранить невозмутимое выражение лица, с ним же задёрнуть шторы, сесть на кровать и скрестить руки на груди. — А теперь рассказывай, что случилось и почему ты барабанишь в моё окно в такое время. Стэн тяжело вздохнул и сел рядом с ней. — В общем, мне негде ночевать. — Это я вижу. А предпосылки у этого какие-то были? — Тебе долгую версию или короткую? — Пока ты в состоянии говорить тихо, можно и долгую. Стэн отвёл глаза, словно боялся, что после услышанного Кэррот тоже вытолкает его на улицу. Но потом всё же начал: — Помнишь, Форд какую-то странную машину собрал, которая ещё конкурс выиграла? — Ага, помню. Её вроде хотели посмотреть… — И посмотрели. Я просто… Это было не специально, я клянусь тебе! Она просто рядом была, я увидел, вспомнил и что Форд мне сказал про этот свой универ, и что тебя за него отдадут замуж, и я могу потерять навсегда и брата, и девушку… Если бы знал, что оно так легко сломается, ни за что бы не ударил, честно! И когда я уходил, оно ещё работало! А Форд и отец… они решили, что я это нарочно. Так, а ты чего хмуришься? Ты что, тоже так думаешь? Да не молчи ты! Он сидел против света, и в полумраке выражения его лица толком не было видно, однако Кэррот слышала по голосу, что он на грани. Поэтому просто чуть потянулась и накрыла его ладонь своей. — Всё в порядке, Стэн. Не надо. Я тебе верю. Секунду она промолчала и решила уточнить: — И тебя просто после этого выкинули? Даже не разобравшись? Последовал еле заметный кивок. После этого в голове Кэррот наступила полная тишина. Как никогда нужны были хоть какие-то слова, жесты, идеи для всего этого, но ничего не было. Однако руку она от него не отодвинула. — Да уж… — только и смогла сказать она. На очень долгое время воцарилась тишина. Жгучая, неприятная, как колючий свитер на голое усталое тело — хотелось бы, конечно, снять, но даже на простое движение рукой нет ровным счётом никаких сил. И в голове всё такая же пустота, которая всё больше становится похожей на белый шум из радиоприёмника. — И что теперь делать? — первым не выдержал Стэн. — Честно? Не знаю. Кэррот глубоко вдохнула, напоследок сжала его пальцы и встала с кровати. — Для начала следовало бы соорудить тебе койко-место. Только тогда мне придётся тебя рано-рано будить, чтобы ты свалил отсюда раньше, чем тебя заметят, — она виновато пожала плечами. — Ну или мне придётся по утрам прибегать к родителям и отвлекать их как угодно, пока ты будешь на цыпочках уходить из дома через чёрный ход. — А они часто суются в твою комнату? — Только если тут слишком шумно или слишком тихо. Если слишком шумно, значит, что-то случилось. Если слишком тихо, значит, я что-то не то делаю. Так что днём можно шуметь, но не сильно. Ладно, заболталась я. А ну встань с одеяла, дай я попробую… Убрать все вещи со стола получилось довольно быстро, а вот чтобы передвинуть его в пространство за дверью, Кэррот пришлось попросить Стэна помочь. Завязанная по углам и набитая другой одеждой футболка превратилась в подушку, одеяло пришлось достать зимнее (и виновато похихикать, дескать, второго пододеяльника тут нет)… Когда всё было готово, Кэррот обернулась к Стэну и протянула ему кулак. — Давай на «камень, ножницы, бумага». Кто выиграет, тот на кровати. Стэн оглядел её с головы до ног, самую малость задержав взгляд несколько ниже лица, а потом поднёс к её кулаку два пальца, изображая сломанные ножницы. — Не надо. Твоя кровать, ты на ней и спишь. — А ты? — А меня ты не вышвырнула, хотя имела право. Снова заснуть получилось с трудом, даже несмотря на то, что Кэррот изо всех сил обнимала подушку, не отворачивалась от стены и держала глаза зажмуренными. Что поделать, было страшновато. А ещё она совершенно не понимала, почему это имела право выгнать человека, которого до этого и так уже выгнали. Особенно если этого человека любит. Разбудить его, однако, оказалось сложно. Привыкшая просыпаться от любого, даже самого незаметного шума Кэррот оказалась совершенно не готова к тому, что Стэна пришлось трясти изо всех сил. — И ведь не прикрикнешь… Да ну блин, вставай уже! Только когда Кэррот выдохнула и со словами «ты не оставляешь мне выбора» слегка придушила его своей подушкой, он вскочил как по щелчку. — Ч-что… Что происходит?! — Происходит выполнение обещания. А ну вставай и не доводи больше до такого! Секунду Стэн смотрел на Кэррот, а потом почему-то расплылся в улыбке и потянулся к её шее, смотря на неё как на пришедшего по его душу ангела. — Какие у тебя волосы… — Да я знаю какие: рыжие, непричёсанные, короче, чем могли бы быть. Давай скорее, романтик, блин, тебя заметят! И хотя она и продолжала ругаться, всё же зачем-то немного обернулась на зеркало. Сейчас голова у неё правда были растрёпанная, но именно сейчас почему-то Кэррот показалось, что так даже лучше. А ещё волосы у неё правда очень сильно отросли с момента той самой драки, вполне до уровня косичек, только вот заплетать их уже не хотелось. И они даже такими ему нравились. От мыслей об этом и от того, что его рука всё ещё была под её волосами, Кэррот отвела взгляд и порозовела. Как оказалось, родители и правда ничего не заметили. За завтраком отец предложил уже сегодня сходить к Пайнсам то ли на смотрины, то ли чтобы наконец увидеть воочию того самого «очень хорошего и воспитанного», и пока не выяснилось, что сделать этого не получится, Кэррот сидела как на иголках. Раз уж Форд не поступил в свой далёкий университет, значит, свадьбу допустить было нельзя. Однако ни одного минимально адекватного плана в голове так и не появилось. В раздумьях Кэррот слонялась по городу, чтобы найти хоть где-то знак или толчок для размышлений, но тщетно. Зайдя в тень на задней стороне местной забегаловки, Кэррот присела на ступеньки и подпёрла щёки руками. — Что же нам теперь делать…? Бежать к Форду и слёзно просить снова прикинуться её парнем было бы сейчас неправильно: наверняка ему тоже очень плохо, а Кэррот своими жалобами только сделала бы хуже и повела бы себя как последняя эгоистка. Но что может она сама, чтобы приблизить освобождение (хотя бы своё, но желательно не только)? — Может, правда, если свадьба всё же будет, попросить пацанов поменяться шмотками, а все подписи и документы заполнять втихаря?.. Господи, какая же дурость! Ужасно захотелось сладкого. Кэррот порылась в потайном кармане — там лежала скомканная пятидолларовая купюра. Какую-нибудь одну вкусняшку со сдачей вполне можно было себе позволить. В магазине Кэррот зачем-то очень долго стояла возле прилавка и смотрела пустым взглядом на продукты, хотя уже держала в руках плитку шоколада. Она даже самой себе не могла объяснить, почему с самого выхода из дома чувствует себя настолько не в своей тарелке. Обычно в любой непонятной ситуации её мозг фонтанировал самыми разными планами и идеями, а сейчас все они словно залегли на дне самого тёмного и вязкого в мире океана, и только по его песчаной косе бегала одна-единственная мысль и вопила во всю глотку: «Надо что-то делать, надо что-то делать!», но лучше от этого не становилось. — Ой, Кэролайн, здравствуй! А я тебя со спины не узнала! Кэррот обернулась. Позади стояла миссис Пайнс с тележкой для продуктов и очень необычным рюкзачком на груди, из которого выглядывал ребёнок, на вид полугодовалый. Он смотрел на Кэррот круглыми и как будто даже слегка испуганными глазёнками, и от этого у неё невольно начала наползать на лицо улыбка. — Здравствуйте, миссис Пайнс. Ой, а я и не знала, что у вас трое детей… Утю-тю, а кто у нас такой маленький, кто у нас такой хорошенький? — Кэррот чуть наклонилась к нему и зачем-то похлопала ресницами. Малыш же потянулся к выбившейся у неё из-за уха пряди волос и потянул на себя. Кэррот зашипела и тут же сделала шаг назад. — Ай-ай-ай… Знаешь, малой, у меня тут тоже кое-кто очень бережно к моей причёске относится, прям как ты… — пробормотала она, потирая висок. Миссис Пайнс растроганно улыбнулась. — Ну он поиграть хотел, а это значит, ты ему понравилась. Да, Шерми? Естественно, ребёнок не ответил, но продолжил тянуться к Кэррот. — На братьев уже очень похож… После этого снова стало очень грустно. — Мне очень, очень жаль, что так получилось. Правда, я… Я чувствую, что нужно что-то обязательно сделать, но я не знаю что… Миссис Пайнс снова улыбнулась, только куда более горькой улыбкой. — Ну что ты можешь сделать, детка? Сначала Кэррот хотела согласиться, что ничего, но застыла, словно впервые увидев у себя в руках шоколадку и купюру. — Миссис Пайнс, у вас есть с собой ручка и бумажка? Ручка нашлась, а вот бумажка нет, так что Кэррот пулей схватила с полки пакет арахисовых ирисок и побежала на кассу. Там и выяснилось, что и шоколадка, и ириски вместе стоят семь долларов, и пришлось кое-что отложить. — Вот, смотрите, я взяла чек, вот ручка, Вы можете написать Стэнли что-нибудь, а я ладошки подержу, чтобы не на весу! — А ты знаешь, где он? Кэррот оглянулась пару раз, после чего наклонилась к её уху и шепнула: — Не знаю, надолго ли это, но пока он ночует у меня. Только тс-с-с, правду нельзя никому. Услышав про Стэна, миссис Пайнс сразу же схватила ручку и что-то принялась писать. Получалось не очень, поскольку бумага была глянцевая, но когда она закончила, Кэррот сунула чек в карман и улыбнулась. — Почта скоро будет доставлена! — Стой, ты же шоколад хотела… — Ну мне пары баксов не хватило… ай, да неважно. В конце концов, от того, что я его не съем, ничьё сердце не разобьётся и никто не умрёт. И всё равно ей ужасно хотелось сладкого, и ведь не возьмёшь ирисок из пакета из-за нелюбви к арахису. И это, скорее всего, было видно. Потому что миссис Пайнс вытащила из сумочки кошелёк, ловко выудила оттуда две монетки по доллару и протянула изумлённой Кэррот. — Это будет ещё один наш секретик. Не стоит забывать о себе, детка, купи что хотела. И чуть тише добавила: — Спасибо тебе большое. Кэррот ещё долго смотрела ей в спину, вплоть до самого её выхода из магазина. А уже через пять минут сидела на ступеньках магазина и вгрызалась в сладкую плитку, изо всех сил надеясь, что хотя бы шоколадка даст ей сегодня возможность порадоваться. Стэн вернулся глубокой ночью, когда фонари уже зажглись. Кэррот всё не спала. Она просто с самого момента, как переоделась в пижаму (вытащила из шкафа вариант поцеломудреннее, сама не зная зачем) и погасила свет, просто лежала на боку и смотрела в одну точку. Создавалось ощущение, что вся усталость, какая могла в ней скопиться за семнадцать лет жизни, вдруг решила навалиться разом именно в тот момент, когда действовать нужно было особенно активно. Даже на звуки в комнате Кэррот уже почти не обращала внимания, пока сзади не раздалось слишком агрессивное шуршание. — Где ты это взяла…? — хотя Стэн говорил шёпотом, всё равно его голос казался ужасно громким. — Купила. А что? Правда, уже в следующую секунду до неё наконец дошло, что он не про ириски. Кэррот села на кровати и оглянулась. Стэн сжимал чек в руке и смотрел на неё крайне удивлёнными глазами. — Где ты это взяла? — повторил он. — Встретила твою маму в магазине, придумала такую штуку… Я не знаю, что она тебе там написала. Если это оскорбление, то прости меня, пожалуйста, можно выкинуть. Стэн не ответил. Вместо этого он присел к Кэррот на кровать и молча протянул ей записку. Вглядеться в буквы в полумраке было тяжеловато, так что Кэррот подошла к окну, чтобы поймать больше света. «Стэнли, если ты это читаешь, значит, кое в чём тебе действительно повезло. Если можешь, прости, что не остановила их, и помни, что мы всё равно все тебя очень любим. Надеюсь, у тебя всё будет хорошо. Мама» Когда она обернулась, Стэн всё молчал и смотрел на неё совершенно непонятным взглядом. Тут-то нервы и сдали. — Прости, пожалуйста, я не хотела сыпать соль на рану! Я просто впервые не знаю, что делать, а что-то сделать надо обязательно, вот я и попробовала хоть что-то! Миссис Пайнс сказала мне, что даже не успела попрощаться, вот я и… — Кэррот, перестань. Она замолчала, но продолжала тяжело дышать и держаться ладонями за виски. Очень медленно подошла к кровати и чуть ли не упала на неё, но тут же попала в мягкие объятия. — Стэн, я правда хочу помочь, но совсем не знаю как… И что делать дальше, я совсем не знаю… — Я пока прекрасно справляюсь, красавица. Главное, что у тебя есть комната и очень удобный стол. И хотя по его голосу всё же было слышно, что это не совсем правда, ей и правда стало самую малость спокойнее. Кэррот прикрыла глаза и прильнула к его груди. Три дня оказались невероятно долгими — впрочем, любое время кажется ужасно долгим, когда целыми днями только и делаешь, что боишься и ждёшь какого-то подвоха в любом шорохе. Успокаиваться получалось только ночью, когда можно было спокойно прижаться друг к другу и хотя бы на два часа этих объятий забыть об окружающем мире. Но всё рухнуло в один миг. Это было самое обычное утро, тот самый час, когда Кэррот в уже привычной манере (ругаясь, но при этом краснея от комплиментов и прикосновений) изо всех сил пыталась вытолкать Стэна из дома, чтобы его не заметили. Но уже фактически перелезая через подоконник, он обернулся, притянул её к себе и поцеловал. И, видимо, в этот момент Кэррот так устала бояться, что перестала слышать что угодно, кроме стука собственного сердца. Она так уверилась в том, что в этот раз точно обойдётся, что сделала шаг вперёд, чтобы обвить руками чужую шею и стать ещё ближе… — Кэролайн! Бац! Если бы в эту секунду где-то вдалеке грянул гром, в этом не было бы ничего удивительного. Стэн и Кэррот мгновенно отпрянули друг от друга и уставились на дверной проём. У мамы было такое выражение лица, словно её примерная доченька в её присутствии откусила голову котёнку. И до того момента, как она побежит вниз и расскажет всё отцу, оставалось секунд десять, последние мгновения, когда сердце ещё могло бы нормально биться. Но оно затаилось и выжидало. Кэррот сама не знала, чего именно: помощи, трели будильника, оборота времени вспять, конца света… — Кэролайн, мы с отцом будем ждать тебя внизу сейчас же. И… И этого тоже, — мамин голос стал совершенно холодным, она развернулась и пошла вниз, а стук её каблуков теперь казался ритмом похоронного марша. «Этот», поняв, что всему конец, слез с подоконника и виновато посмотрел на Кэррот. Она лишь сжала его руку и шепнула: — Я, наверное, опять начну врать. Подыграешь, если что? Стэн кивнул, хотя по нему было видно, что паникует он не меньше, чем Кэррот. Она сглотнула и добавила: — И кстати, морально приготовься, на тебя выльют ведро с помоями. — Не привыкать, — отозвался он. Теперь зачем-то снова шёпотом. — Нет-нет, ты не понял. Теперь свято уверены в том, что ты успел мной воспользоваться, и их не убедит в обратном ни-че-го. Это хуже, чем в школе! — Значит, выхожу на новый уровень, — видимо, сохранять беззаботный вид он ещё мог, но с очень большим трудом. Оттягивать неизбежное было бесполезно, и Кэррот направилась вниз. Под потолком гостиной висела звенящая тишина. Кэррот старалась не смотреть ни на родителей, ни на Стэна. И пусть она держала спину прямо, прятаться за фасадом было уже глупо. Теперь единственная мысль в её голове качалась взад-вперёд, охватив колени, и причитала: «Это конец, это конец, это конец, нас раскрыли, нас раскрыли, нас раскрыли…» — Кэролайн Миртл Бакстер, — ну всё, раз отец вспомнил её среднее имя и включил такую ровную интонацию, значит, крик будет ещё только впереди, и то если она посмеет не согласиться с ним и не покаяться. — Ты наверняка знаешь, что сказано в Шестой заповеди. — Мгм, «Не прелюбодействуй», — её собственный голос звучал очень глухо. — Так если ты знаешь, зачем нарушаешь заповедь? Ты у своих родителей просила разрешения начинать чистые отношения с молодым человеком, чтобы затем тайно от него и от нас вступить в грязные? От этих слов у Кэррот по спине пробежали мурашки — острые, как разряд тока, а злость уже начала подбираться вверх по её горлу. Если уж эти отношения грязные, тогда она Мэрилин Монро. — И неужели тебе не было стыдно перед своим молодым человеком после каждой измены? Как ты после этого смотрела ему в глаза? Или же тебе стало попросту скучно, что ваши отношения слишком чисты? Ну что, развеселилась? Не боишься после этого веселья попасть в ад? В ад Кэррот не верила, по крайней мере в тот, в который попадают после смерти за какой-то там перечень поступков. Но сейчас все эти слова были абсолютно несправедливы, а терпения оставалось всё меньше и меньше. Рассудок отчаянно молил согласиться со всеми упрёками, прикинуться покорной и тихой, чтобы разойтись мирно и потом смочь разработать план, но Кэррот глубоко вдохнула, и от этого голос разума утих. Раз уж на него и его планы нельзя было рассчитывать раньше, чего уж теперь? Особенно когда злость теперь сочится из горла и глаз… — Даже если я и попаду в ад, это будет точно не за измену! Снова тишина. Только сейчас Кэррот наконец подняла глаза и увидела, что все смотрят на неё. Отец с ледяным подозрением, мама с испугом и скопившимися в уголках глаз слезинками, а Стэн… Наверное, это было восхищение. И именно оно дало Кэррот новые силы говорить. — Я никому не изменяла. — Но как же…? — шёпотом спросила мама, закрыв рот ладонью. Кэррот покачала головой и как-то слишком уж снисходительно улыбнулась. — Я солгала, — следовало перейти на их язык, чтобы крик начался позже. — Я ни дня не встречалась со Стэнфордом Пайнсом. И что с его братом я не общаюсь, я тоже солгала. Как видите, очень даже общаюсь. — И какой резон… — начал было отец, но тут Стэн вскочил с дивана: видимо, тоже решил не сдерживаться. — А такой, что вы тут не даёте вашей дочери жить нормально! Она ж от вас прячется всё время, вы её пасёте непрерывно! И к вашему сведению, даже когда её никто не видит, ваша дочь самый порядочный человек из всех, кого я знаю! А все ваши подозрения… Да я бы никогда! Кэррот почувствовала, что уже в который раз краснеет. Конечно, это сейчас выглядело не очень уместно, но разве такое контролировать можно?.. А поняв, что мама вовсю на неё смотрит (ещё и прищуривается, словно пытаясь мысли её прочитать), ей стало ещё неудобнее. — А тебе, молодой нахал, слова не давали! Между прочим, ты виноват в этом прелюбодеянии не меньше! Разве не видел, что она с твоим братом… — Да не встречалась я с его братом! — Кэррот едва не повысила голос, но вовремя себя одёрнула. — Это была ложь! И сказала я так, потому что знала, что Стэн вам не понравится, что вы будете запрещать мне с ним видеться и ставить палки в колёса! — И между прочим, Кэролайн, небезосновательно! Посуди сама — разве этот хулиган и клоун тебе пара? Конечно, Кэррот ожидала куда большего количества оскорблений, но даже этого ей хватило, чтобы взбелениться окончательно, тем более подобными речами о нём её пичкали чуть ли не каждый вечер. — Клоун, значит?! Отлично, в таком случае я клоунесса. Спасибо огромное за подтверждение всех моих страхов и уважение к моему выбору, я в вас не сомневалась ни минуты. На мгновение они со Стэном снова пересеклись взглядом, и у неё немного пересохло в горле. Он снова смотрел на неё с этой неясной эмоцией, то ли уважением, то ли восхищением… Как тогда, на пляже. И, наверное, именно в эту минуту эта эмоция перестала быть непонятной. — Кэролайн, может, это какая-то ошибка… — снова подала голос мама, однако Кэррот было уже не остановить. — Да какая ошибка?! Мы уже почти два года встречаемся! Теперь взгляд отца стал совершенно брезгливым. Он сделал резкий шаг в их сторону и оттолкнул Стэна от Кэррот. — Я даю ему минуту, чтобы убраться из дома. Вы, конечно, хорошо потянули время, но когда-нибудь этот момент определённо бы настал, так что с этого дня, молодой нахал, вы больше не увидитесь. Трогать её на прощание нельзя. Почему-то в этот момент Кэррот вспомнила тот самый день, когда он отрезал ей косичку: их тогда растаскивали несколько взрослых мужчин, а она всё тянулась к нему в попытке ударить снова… Теперь, хотя её никто уже не хватал под мышки и не волок по полу, ей всё равно казалось, что их тоже так пытаются разорвать. И если тогда Кэррот это просто бесило, то теперь сердце просто трещало по швам и вот-вот готово было разлететься, как перегретое стекло. — Стэн, ты только помни, что это не навсегда! Я… — закончить фразу у неё не получилось. Отец уже успел посадить её к матери, так что та держала Кэррот за обе руки, открыть дверь и указать пальцем. Уже в дверном проёме Стэн обернулся, посмотрел ей прямо в глаза, сделал пару быстрых шагов вперёд, резво чмокнул её в щёку близко-близко к губам, после чего просто дал дёру. Обыск комнаты ни к чему не привёл: всё же за семнадцать лет Кэррот отлично научилась прятать все ценные и не очень вещи, а ветхие полы этому только помогали. Но после очередной порции нотаций, разглядывания юбок и трусов на предмет неких «пятен» (мама ещё долго разглядывала простыню, но так и не сказала зачем) и вердикта «домашний арест на два месяца» дверь наконец закрылась. И вот тут-то Кэррот упала лицом в подушку и взвыла. Разумеется, ночью она всё равно вылезет в окно, разумеется, она ещё увидит Стэна, но тогда почему так обидно и страшно? Ещё и непонятно, что они там решат… Но всё равно внутри теплилась гордость — у неё наконец получилось за него заступиться! Два года молчания в топку, её уже не тайный бойфренд наконец отомщён! Да и от воспоминаний о том поцелуе в груди словно поднимался воздушный шарик… Когда получилось успокоиться, Кэррот села на кровать и уставилась в окно. Солнце было в зените и очень слепило. Куда-то вправо от окна уплывали облака, на проводах сидела пара голубей… Счастливые они, им никто не запрещает отношения вести, и неважно, чистые или грязные! Когда смотреть на улицу стало больно глазам, Кэррот чуть обернулась и снова уставилась на своё отражение в зеркале. Вместо платья в оборочках она представила те самые штаны с миллионом карманов, майка и свободная куртка… А если ещё и волосы собрать в хвост, оставив пару прядей… Идеальный наряд для приключений! Кэррот сама не поняла, в какой момент в её голове сложился план — «сшить штаны, купить майку и куртку, сложить вещи, убежать». Он совершенно не казался надёжным, но зато теперь он хотя бы был. И первым делом надо было достать плотную ткань для штанов и много пуговиц-кнопок.