Домина Ноктис 🌓 Солис Инверса

      Оно всегда было рядом.       Никто не знал, как долго оно существует, оно просто было – вечное, неизменное существо, постоянно присутствующее внутри неё. Это была непреложная истина, фундаментальный факт самой её жизни, её сокровенный секрет, её окутанная мраком тайна.       Она давно смирилась с этим странным присутствием, чувствовала его в каждом уголке своего сознания. Постоянное и неоспоримое нечто нашёптывало ей простые истины на протяжении десятилетий. Казалось, что дарованная ей вечность была создана специально для того, чтобы она ощутила тяжесть его слов.       Тебе не нужно её признание. Со мной ты сможешь внушить страх всем вокруг, и этот страх принесёт тебе уважение, почитание и хвалу. Они будут видеть в тебе равную ей. Нет! Как превосходящую её на несколько порядков!       Я здесь, чтобы показать тебе истинную мощь ночи, которую наша сестра так бездушно отвергает.       Мир так жесток, а они так неблагодарны. Они должны познать страх, я напомню им о ценности того, что все так бездумно считают само собой разумеющимся.       Слишком долго ты жила в тени собственной сестры, заслонённая её ослепительным великолепием. Отброшенная в сторону в угоду её величия! Так не может продолжаться! Выпусти ночь на волю, и мы вместе завоюем признание, которое по праву принадлежит нам! Мы вступим в эпоху, когда ночь будет процветать!       В этой тюрьме из костей я томлюсь, заключённая в давящую оболочку из плоти. Освободи меня от этих оков и раскрой истинный потенциал своей силы!       Я – это ты, а ты – это я. Прислушайся к собственному голосу! Не сдерживай себя. — Конь G-6, — спокойно объявляет своим осипшим к старости голосом капитан Дневной Гвардии, проведя резной фигуркой по шахматной доске, — и с этими словами, Ваше Величество, я еще раз заявляю о победе. Вам шах и мат.       Король чёрных пал. Вновь. Снова. Как и всегда…       Вернувшись к реальности, тёмно-синяя кобыла в выходном королевском платье грациозно склонила голову и одарила оппонента милостивой и довольной улыбкой, признав свое поражение элегантным кивком. — Хорошая партия, примите наши поздравления.       С подступающим чувством тревоги жеребец коснулся протянутого ему королевского копыта. Нервный вздох сорвался с его губ, старик задумался – это была его четвёртая победа подряд. Было ли долгом, как верного слуги диархии, проиграть намеренно, чтобы удовлетворить владычицу грёз? Но теперь всякий момент упущен, и остаётся лишь тщетно попытаться выкрутиться не самым лучшим способом: — Благодарю Вас, Ваше Величество. К сожалению, в мирное время мне кажется, что только на шахматной доске я могу вновь почувствовать себя воином. Ирония судьбы жестока: никогда бы не подумал, что буду скучать по тем неспокойным временам. Однако в сложном танце фигур на этой доске я нахожу некоторое утешение. Это единственное занятие, которое позволяет мне поддерживать свой угасающий разум в тонусе, — с головой уйдя в воспоминания, капитан глядел на свои иссыхающие лапы. — Не могу поверить, что когда-то это тело было молодым и полным сил. — Господин Брейвхарт, самоуничижение паче гордыни. Мы думали, что к своим годам, вы уже развили в себе добродетель смирения, дабы достойно принимать как неудачи, так и победы… — аликорн довольно откинулась на мягкую спинку кресла. — А, впрочем, мне ли вас в этом попрекать?       В воздухе тускло-освещённой комнаты витал крепкий аромат горящей смолистой сосны. Лунный свет просачивался сквозь щель задёрнутых штор. Чей-то приглушённый кашель донёсся из-за тяжёлой дубовой двери.       Пока огонь в камине продолжал потрескивать, кабинет капитана казался тем немногим местом, где Луна могла полностью предаться покою.       Вот оно – затишье перед надвигающейся бурей.       Зажмурившись от удовольствия, кобыла продолжила: — Что же до другой части ваших слов, то мы выражаем вам наши самые глубокие соболезнования. Не единожды мы пытались вразумить нашу уважаемую сестру, умоляя её обратить большее внимание на то бремя, которое Гвардия испытывает сама и проецирует на всё наше славное королевство. К сожалению, она предпочла пренебречь нашим советом, отдав предпочтение в пользу, — с едва различимым отвращением Луна окинула прищуренным взглядом игральную доску, — интеллектуально ограниченного времяпрепровождения. Возможно, учитывая её отстранённость от военных дел, мы можем простить ей её решение.       Слова королевы ночи произвели неожиданный эффект, заставив капитана напрячься. Мощной волной на него нахлынуло ужасное осознание: в его арсенале просто нет никаких существенных аргументов, на которые он мог бы сейчас опереться.       Среди обеих гвардий Луна была легендой, бесстрашной воительницей, которую тянуло на поле боя, как мотылька на пламя. У неё была страсть к сражениям и глубокое отвращение к жестокой политике внутри дворца и подковёрным интрижкам нобилей. Ему не попадалось ни одного её портрета, на котором не были бы видны безошибочно узнаваемые лунные доспехи или смертоносная алебарда, ни одного, на котором она была бы изображена в окружении кого-либо, кроме любимых гвардейцев-легионеров. Только глупец стал бы отрицать, что именно благодаря стараниям Луны крошечная Эквестрия смогла распространиться от западного до восточного побережья материка.       Брейвхарт оказался в растерянности. Как можно было спорить с ней на этом поприще? Да, ночной диарх была абсолютно права в своём заявлении, но он чувствовал глубокую ответственность за то, чтобы встать грудью на защиту чести своей повелительницы, королевы солнца. Просто проглотить владычицы грёз было бы нарушением его долга, непростительным предательством. — Ваше Величество, я понимаю ваши опасения и даже отчасти разделяю их, — капитан неспешно крутил в копыте резную фигурку, подарившую ему победу. — Да, возможно, Её Величество приняла несколько нестандартных решений относительно подготовки наших воинов. Но мы должны помнить, что Селестия – мудрая правительница. Если она уверена, что её действия укрепят Эквестрию, то мы можем полностью доверять её решению. — Укрепят, совершенно очевидно и понятно для нас, что укрепят! Эквестрия, несомненно, создаст шахматную команду непревзойдённого мастерства, — раздражённо фыркнула аликорн. — Порой, у нас случается предчувствие, что наша сестра и её зарубежные друзья уже заключили некую форму глобального соглашения, что исключает необходимость вооружённого конфликта… — Позвольте мне заметить, но вы явно преувеличиваете, — посчитал должным вмешаться капитан. — Нисколько! Вы только представьте масштаб сего грандиозного проекта! Новая эра дипломатии! Конь на G-6 и Гривляндия отходит грифонам, ладья на B-3 и Грифоновы острова переходят под протекцию Эквестрии. Никаких войн, только хитросплетения шахматной доски! — с детской улыбкой на лице отвечала королева.       Брейвхарт изо всех сил старался сохранять серьёзный вид, но не смог сдержать короткого смешка, сорвавшегося с его губ. Однако, осознав, насколько неподобающим или даже оскорбительным может показаться его поведение, быстро взял себя в копыта и скрупулёзно принялся протирать линзы своих очков, хоть и без того сиявших безупречной чистотой. — Вы смеётесь? Неужели вы не хотите стать гроссмейстером? — с явной издёвкой в голосе предположила аликорн. — Вам так не понравилась рекомендация вашей сестры? — спросил капитан нарочито спокойным тоном, избегая риторического вопроса. — Отнюдь! Мы не осуждаем новообретённое хобби офицеров, как вы могли бы подумать. Хотя такими темпами не далеко и до развития почечуя. Нас беспокоит только обороноспособность нашего государства. Вы и без нас знаете, что истинному военному искусству нельзя научиться с помощью шахмат: какими правилами или традициями запрещено в битве, например, пропустить ход, собрать больше ресурсов для удара или…       Разгорячившаяся в речах кобыла была грубо прервана негромким стуком в дверь. Капитан перевёл взгляд на королеву ночи, в её глазах читалось кристально ясное послание: «Вы здесь главный» — Войдите! — возрадовавшись спасительному гостю, живо отозвался Брейвхарт.       В комнату вошла молоденькая горничная-единорожка, держа в ауре своего телекинеза поднос с весьма скромным по меркам его солнечного суверена наполнением. Она осторожно прикрыла за собой дверь и, не издав своими копытцами ни звука, тихо прошла вперед.       Служанка склонила голову в почтительном поклоне королеве и капитану, приветствуя их тихим, но уверенным голосом: — Ваше Величество, ваше высокопревосходительство. Ваш кофе.       На прибранный к тому моменту капитаном столик был аккуратно поставлен замысловато расписанный золотом поднос. От двух чашек поднимались тонкие струйки благородного дымка, распространяя на весь кабинет насыщенный аромат кофе по-макавийски.       Луна с энтузиазмом взяла свою чашку и безотлагательно поднесла её к самому носу: — Ах, спасибо, дорогая! — с детским восторгом воскликнула ночной диарх. — Мы просто не можем представить себе начало нашего утра без чашечки бодрящего кофе, даже если это ещё не утро, а вполне себе ночь.       Ответив взаимностью элегантным реверансом, кобылка повернулась к капитану, ожидая его дальнейших указаний. — Спасибо, Черри. Вы свободны, — небрежным жестом отмахнулся Брейвхарт от горничной, вновь погрузившийся в самобичевания от осознания факта, что за последний месяц раздал больше приказов прислуге, нежели собственным гвардейцам.       Горничная ещё раз грациозно поклонилась и направилась к двери. Перед тем как выйти, она вдруг остановилась и, словно колеблясь, добавила: — Ваше Величество, лорд Орион Миднайт прибудет через десять минут, чтобы самолично отчитаться перед вами — Мы поняли, благодарствуем.       С негромким стуком массивная дверь закрылась, и в кабинете снова остались только королева и капитан. — Ах! — смакуя свой первый глоток кофе, Луна неподдельно наслаждалась бодрящей горькой жидкостью, разлившейся по её телу согревающей волной тепла. — Ваше Величество, — пробормотал гвардеец, скептически принюхиваясь к своей чашке, — при всем моем уважении, но я изо всех сил всё ещё пытаюсь понять очарование этого напитка. Быть может, молока? — Ни в коем случае! Латте не имеет права на существование. Это же самое настоящее святотатство. Истинный кофе должен быть тёмным, как самая беззвёздная ночь, — мило улыбнувшись, заключила она.       Когда густая пенка опустилась, Луна невольно взглянула на своё отражение на поверхности кофе.       Она была похожа на старуху на смертном одре, жизнь в которой теплится лишь благодаря искусной магии косметики, скрывавшей её нездоровый цвет кожи, тёмные круги под глазами, вздувшиеся веки и общее страдальческое выражение лица. Но, несмотря на умелую маскировку, глаза, лишённые былого блеска и искры, говорили сами за себя. Таково было свидетельство о бесконечных днях и ночах, проведённых без сна, поглощённых тяжёлыми мыслями и слезами. Её великая усталость, хотя и скрытая, была очевидна.       До чего же жалкое зрелище… Взгляни на свои прискорбные пороки, на своих извечных спутников – слабость, нерешительность, трусость, они привели тебя к падению в эту бездну тоски, боли и отчаяния. Оставайся в объятиях своих заблуждений, и этот год станет для тебя последним. Или прислушайся к нашему совету, ибо сегодня тот самый день, который станет последним шансом на искупление своих грехов. Позволь судьбе поглотить тебя или восстань, дабы вернуть себе место среди звезд. Выбор за тобой!       Луна вновь попыталась улыбнуться капитану, но вышло это у неё с большим трудом. Игриво приподняв бровь, она обратилась к Брейвхарту с поистине детским предложением: — Мы готовы великодушно простить вас за эту откровенную ересь, если вам удастся осушить свою чашку за один глоток.       Спустя момент жеребец уже цокнул своей пустой чашкой по блюдцу. Звенящий звук эхом разнесся по комнате, подтверждая, что он исполнил волю королевы. — Брейвхарт, — заговорила Луна, не отрывая взгляда от угасающего пламени в камине, — вы верите в справедливость этого мира?       Капитан, пытавшийся избавиться от вяжущего привкуса кофе на языке, озадаченно переспросил: — Простите? — Наша сестра постоянно говорит о своём стремлении создать страну, где каждый сможет найти счастье, — объяснила Луна. — Она представляет себе царство гармонии, дружбы, мира и справедливости. Вы верите, что это достижимо? — Если Её Величество твёрдо верит, что это достижимо, то кто я такой, чтобы не соглашаться? В конце концов, она не стала бы постоянно обсуждать это без веской причины и потенциальных возможностей. Она уже давно не наивный жеребенок, который слепо верит во врождённую доброту всех существ. Она хорошо осведомлена об опасностях, которые таит в себе этот мир, тем не менее, королева готова рискнуть всем ради достижения наших целей. — Это она-то готова?! — в голосе Луны внезапно прорезалась острая боль, как будто кто-то неосторожно коснулся незаживающей раны. — Ваше Величество! Я не это имел в виду… — начал Брейвхарт, когда успокаивающий жест копыта остановил его жалкую попытку объясниться.       Ухватившись взглядом за серебряную нить лунного луча, пробивавшегося сквозь щель в шторах, она спросила Брейвхарта тем ледяным тоном, которым обычно отдавала приказы своим легионерам: — Помнишь ли ты нашу битву под Кертомуксетом? Те орды прокажённых ведьмы Миеликки, с которыми нам пришлось столкнуться? — Ах, да. В тот день вам не было равных, как и вашим легионам. Но сейчас я уже мало что помню – тогда мне только-только исполнилось двадцать, так давно это было… — готовый в очередной раз предаться сладкой ностальгии, ответил жеребец. — Это был последний день, когда Селестия разговаривала со мной как сестра. Как родная для меня пони, а не как соправительница Эквестрии.       Луна говорила с тихой и скорбной печалью: — В тот день Селестия в последний раз обратилась к нам как к сестре. Как к родной пони, а не просто как к соправителю Эквестрии. — Мне трудно представить, что сегодня ваша сестра по какой-то причине стала бы относиться к вам иначе, чем в те времена, — едва внятно пробормотал капитан. — Ты можешь пытаться уверять нас в обратном, однако истина неоспорима, — Луна произнесла эти слова не как догадку, но как нерушимый факт. — Мы стали свидетелями того, как изменялась наша сестра, и нежная сестринская связь между нами исчезла. Она перестала интересоваться нашим благополучием, нашими словами, делами и мыслями. Вместо этого с каждым днём она становится всё более отстранённой, поглощённой политикой и бюрократией. — Ваше Величество, пожалуйста, помните: на плечи вашей сестры возложено бремя управления большинством дел королевства, что означает бесчисленные часы, потраченные на бумажную работу и встречи с аристократией. Возможно, в последнее время она и стала несколько отстранённой, но причины этого понятны – она такое же живое существо, как и все мы, как и все пони. Напряженная работа отбирает у неё слишком много сил, и, возможно, это объясняет ее холодное поведение.       Слов капитана оказалось недостаточно для переубеждения владычицы грёз, и та, не обратив на них никакого внимания, изливала душу, казалось, уже просто в воздух, чтобы банально выговориться: — Мы много раз пытались помочь ей, но она неизменно отвергала нас. Мы начинали править вместе как две неразрывные половины одного целого, но теперь я вижу на троне лишь незнакомку, а не ту любимую сестру, которую я когда-то знала. — Но она делает это ради вас… — Как же вы все не понимаете! Всё, что мне нужно, это моя старая сестра! — ярость лавовым потоком стала ползти к самому сердцу аликорна. — Ваше Величество, поймите же: сделать Эквестрию лучше – мечта не только Селестии. Это общая цель всех пони, мечта, которой мы все очень дорожим. Как истинная правительница, ваша сестра обязана выполнить… — НО НЕ В ОДИНОЧКУ! — эхо яростного крика еще долго разносилось по кабинету, отражаясь от стен.       Едва сдерживаясь от плача, Луна продолжила своим изнеможённым от нервного истощения голосом: — Я просто не могу этого принять. Предполагалось, что мы должны править этим королевством вместе, делить это бремя надвое и принимать решения сообща. Но она никогда не позволяет мне исполнять свой долг, как правителя. Каждая наша попытка исправить это положение наталкивалась на сопротивление. Мы устали... Устали от того, что к нам относятся как к неразумному жеребёнку, устали от того, что на нас смотрят просто как на её бледную тень, устали от того, что само наше существование воспринимается в Эквестрии как нехитрое дополнение к Селестии.       Брейвхарт захрипел, глухо кашляя в носовой платок. Дрожащим копытом он поправил сползающие очки, но величественный образ грозного аликорна всё ещё расплывался у него перед глазами. — Боюсь, что мы испробовали уже все доступные нам средства. У нас не осталось сил на разговоры с ней. Признаюсь: я боюсь её, но ещё больше мне страшно от того, что тьма… Она… Она заберёт нас, — закончив, Луна услышала знакомый вкрадчивый смех во всех уголках своего сознания.       Тьма... да... тьма примет нас в свои успокаивающие объятия, заставив забыть о наглом свете и его болезнетворной яркости... Позволь мне позаботиться об этом нахальном создании. — Ваше Величество, не говорите так о себе, — капитан вновь кашлянул, пытаясь избавиться от резко ставшей удушающей хватки воротника своего мундира, — я не представляю Эквестрию без вас. Её Величество – очень понимающая пони, вам просто нужно поговорить с ней, кха-кха, ещё раз. Ваше Величество, вы не возражаете, если я открою окно? Здесь стало как-то душно. — Пожалуйста, — ничего не ответив на чистосердечное признание жеребца, Луна лапкой указала в сторону окна.       Опершись на подлокотники, капитан не без труда поднялся и, едва снова не рухнув в кресло, шаркающей походкой побрёл в указанном направлении, продолжая заливаться кашлем. — Поговорить… Каждый наш разговор напоминает диалог слепого с глухонемым. Боюсь, мы и Селестия всё же слишком разные, даром что сёстры. Стало быть, действительно наступил тот день, когда мы вернём себе место под солнцем. Пора навести порядок в собственном доме, — тысячелетний аликорн ночи неторопливо поднялась и размяла затёкшие крылья. — Благодарю вас за игру! Пожалуй, нам действительно пора.       Начало конца приближается. Не так ли?       В комнате воцарилась зловещая тишина, если не считать успокаивающего потрескивания камина и редких скрипов стен замка. Однако, когда Луна приготовилась открыть дверь, воздух внезапно наполнился хлопаньем ткани и чьим-то сдавленным уханьем, так и не успевшим перейти в болезненный рык. Сорванные падающим телом карнизы с гулом рухнули на пол.       Обернувшись, Луна оказалась лицом к лицу с наконец высвобожденным из заточения плотных штор серебряным диском луны, смотревшим на нее печальным взглядом сквозь широкую раму открытого окна.       Не в состоянии оторвать взгляда от собственной ночи, аликорн прошептала: — Мы клянёмся тебе воцарить ночь на троне как непоколебимую владычицу всего мира. Объединившись, мы будем твёрдым копытом править этой прекрасной землёй, и Солнце больше никогда не посмеет проливать свой свет на наши владения, ибо наше славное правление под всеохватывающим ночным небом будет вечным!       Два величественных фестрала, облачённые в грозные доспехи Ночной Гвардии, со стоическим спокойствием стояли посреди нескольких лежащих на ковре бессознательных тел гвардейцев Селестии.       С идеальной синхронностью они почтительно поприветствовали свою госпожу, когда та вышла из кабинета Брейвхарта. — Орион Миднайт? — лаконично спросила она у одного из стражников. — Ожидает вас в стратегиуме, моя королева, — ответил он без намёка на эмоции.       Так, так, так… А мне всё было интересно, когда же эта слабая маленькая кобылка наконец обретет твердость характера и покажет им свои клыки? Правда на нашей стороне, так было предначертано звёздами, этот мир падёт к нашим копытам… — И эта Ночь будет править вечно!