ТАЙНА БЕЛОЙ РОЗЫ
…где тот безупречный человек, который никогда не изменяет своим добрым намерениям и не отступает от раз принятого решения? Где та женщина, которая действительно способна вырвать из своего сердца образ того, кого по настоящему любит? В книгах пишут, что такие совершенные люди есть, но что говорит нам собственный опыт?...
Уилки Коллинз «Женщина в белом»
Все люди – тайна для меня…
Эмили Дикинсон
I
Конец этого лета во Франции сдался столь непогодным, что все дороги провинций полностью размыло, а шум проливного дождя, молний и деревьев, колышимых бурным ветром, словно в страсти истомлённой любви, приводили любого, кто волей, быть может, судьбы, случайно забрёл сюда, в полную ошеломлённость всех чувств, - от острой паники, до переживаний, сравнимых с музыкой какого-нибудь органа, звучащего, как этот ветер здесь, только в храме, при полной тишине всего остального. Силуэты этих огромных дерев качались, прыгали туда-сюда, словно двигаясь в экзотическом танце, но не понятно для чего…скорее даже, к чему, что предвещали они этим… Всегда была тайной, эта неизменно виляющая по краю луга, у лесной гущи, узенькая дорога… Пара светящихся круглых глаз старого автомобиля, за рулём которого была Мисс Софи Луазо, сейчас колесил, медленно и робко, по этой таинственной дороге, ведущей, по правде сказать, ни весть куда. Хозяйка авто, сама Софи Луазо, чей вечер выдался под стать погоде, этим искрящимся молниям, то есть, очередным скандалом с мужем, очередным неизменным взрывом, надрывом чувств и эмоций, целым их смертельным потопом, сейчас она на грани, на последней вытекающей капле; она сорвалась, и сейчас едет туда, где не была уже очень давно, туда, где есть оплот её давних воспоминаний – о семье, о детстве, а значит всего самого теплого, весеннего по своей сути. Она направлялась к старой усадьбе своей бабушки, которой не стало ещё четыре года назад, в своей парижской квартире, с темной шляпкою в руках, на которой красовалась всегда свежая белоснежная роза. Дорога не заканчивалась, не менялась. Всё те же деревья, бьющий по стеклу автомобилядождь и, порой так пронзающе гремящие молнии. Софи была в таком смятении, что,кажется, даже буря не имела для неё видимости; в ней самой, буря не меньшешумела, сонм потрясений был далеко не менее жуткий. Чуть позже дорога действительно стала утомлять, а ближайшего прибежища всё не было и не было. Буря не успокаивалась, а переживания Софи раздулись, словно по всем нервам, ещё за счёт непредвиденных, столь ужасных обстоятельств. «Вот чёрт! и взбрело в голову…такой дуре. Сущий кошмар.» - Всё перебралось в голове уже сотни раз, пока взгляду, сквозь виляющие дворники лобового стекла автомобиля и стекающие целым ручьём капли от дождя, показался, такой тёмной фигурой, крупный по здешним меркам дом, и горящее в нём одно окно, формы полу зашедшего солнца, на втором этаже. Всё ближе Софи подъезжала к этому дому, пока не показался рядом поворот, прямо таки ко двору. Мысль о том, что бы найти здесь недолгое убежище, пробежала у Мисс Софи, пробежала, а потом снова вернулась. Он решила свернуть. Дом этот – прекрасное шато, какое можно увидеть везде во Франции, с двумя башенками построенными по средневековому, скошенные элегантно крыши с дымовыми трубами и мансардой. Перед домом небольшой разбитый сад, а около самого дома, под нижними окнами, росли, сейчас от дождя, склонившиеся побитые белые розы. Свет фар, по мере того как заворачивал на двор автомобиль, освещал сначала кусты и купы каких-то кустов в саду, потом придомовую дорожку, а далее – и сам дом, его неколышемый фасад, его тёмный, но когда-то светлый, камень. Остановившись чуть в отдалении, отключив фары, Софи с тревожностью осматривала шато, сквозь бушующую ночь, смотрели её крупные глаза. Она поправляла свои светлые волосы, сначала руками, потом маленькой расчёской. Взяв маленькое дамское зеркало, Софи смотрела на себя, всматриваясь во все черты, от ярко выраженных бровей и пухлых губ, до испуганных зрачков, даже не понимающих быть может, куда завела её жизнь… Смотря в зеркало, она многое вспоминала, видела словно отражения прошлого. В её глазах, отражалось это прошлое: семья, в особенности мать, любящая её, но не всегда счастливая, жертвенная до мелочей, - передалось это и самой Софи, эта зудящая жертва, - отец, молчаливый, всегда казался, также как и мать, на вид счастливым, но печать грусти так видна всегда на лице, в тонких движениях, в поведении, голосе, - это тоже было у неё, печать постоянной грусти, скорби, каждодневного уныния. Ей вспомнился дом, та усадьба, что принадлежала бабушке, Софии Леоновне, эмигрантке из России, дворянке, аристократке, что знала по настоящему жизнь и имела настоящую судьбу; в ней была та непоколебимая стать, самосознание и самомнение. Озеро, что было не далеко от усадьбы, имело дух того места, где постоянные игры и веселье, та детская непосредственность, сменялись горечью, когда приходилось уезжать ненадолго. Камыши и травы, солнечные блики на глади озера; старый рыбак со своею лодкой, один из немногих друзей детства, что сказал когда-то Софи: «прыгай лягушонок, прыгай изо всех сил, и допрыгаешь до своего счастья.» – всё это пропитано счастьем, детским искренним счастьем. Тени, что падали от плачущих ив, прикрывали и даже скрывали детские мечты и фантазии, всё особенным было, всё казалось более значимым, чем есть на самом деле: всё в глазах ребёнка кажется больше, и маленькие радости, и маленькие несчастия. Софи Луазо заметно ободрилась, силы прильнули, движения стали уверенными, - она решилась, наконец, выйти из своего авто. Шато, к которому приближалась Софи, было построено в 1619 году неким архитектором из Германии по заказу Пьера Фоланвьи, получивший дворянство мантии благодаря тому, что был не просто приближенным к королю Людовику XIII Справедливому, а занимал высшую должность при королевском дворе. О всей этой информации Софи узнала из позолоченной бронзовой таблички, прикреплённой к стене слева от парадного входа. Взявшись за массивное ржавое кольцо от дверной ручки в виде головы льва, Софи постучала три раза. Раздалось три глухих удара. С ужасным скрипом открылась большая тёмная дверь, этот звук напоминал скрипучие открывающиеся ворота в склеп, который давно никто не посещал. Где-то поблизости в ветку дерева вонзилась молния, со всей природной неумолимой силы, пред которой так трепещет человеческое нутро. Всё пространство вокруг засияло на миг, но этого хватило напугать бедную и до того вымотанную Софи, и она лишившись чувств упала в самые руки дворецкого, открывшего дверь в одной ночной рубашке. Он подловил девушку и скорее занёс в здание. Парадная дверь одинокого шато захлопнулась за ними. Уложив незнакомку на кушетку обвитую зелёным бархатом с гнутыми деревянными ножками и высоким изголовьем, также обвитым зелёным бархатом и набитого овечьей шерстью. Услыхав торопливые шаги в мягких и с хорошими каблуками тапочках, дворецкий стал успокаиваться: «Значит, мадам Элизабет услышала стук в дверь», - успел только подумать он, как в гостиную ворвалась маленькая, но такая бойкая старушечка. Эта женщина была похожа больше на переспелый виноград, чем на высохший изюм. Она была одета в неглиже из шёлка и длиной до колен, в мягкий халат небесного цвета, что так подходил к её голубым глазам; на голове был уже уложен ночной чепчик, из под которого выбивались непослушные, коротко подстриженные седые кудрявые волосы; на носу виднелись повседневные очки круглой формы. - Морис, что это был за стук? Кто-то стучал или это бушует природа? – раздался по всей комнате мелодичный с низкими тонами голос мисс Элизабет. - Я не знаю, что произошло с этой дамой, но когда я открыл дверь, то эта мадам упала мне в руки. Бедняжка, она наверное так напугалась своего положения, что лишилась чувств. – удивлённо и с некоторым страхом произнёс месье Морис. Подходя к кушетке, экономка взволнованно подняла брови, отдающие серебром при свете, который исходил от свечей на канделябре, стоявшего на столике рядом. - Так она вся мокрая! Морис скорее неси чистую одежду для этой мадмуазель, - обеспокоенно произнесла мисс Элизабет. - Хорошо, мадам. Дворецкий без всяких возражений поспешил наверх по указаниям экономки. Между этими двумя никогда не было разногласий или недомолвок. Их сотрудничество хорошо сказывалось на общем благополучии всего шато, а также и для них двоих. Невозможно сказать чтобы они любили друг друга, но они уже прожили свою жизнь с теми кого выбрали очень давно. Жена милого Мориса умерла 7 лет назад, когда ей было всего 64 года, сколько и было самому Морису. Однако забыть свою Марию ему так и не удалось. А мисс Элизабет потеряла своего мужа свыше 20 лет назад. Он отдал жизнь родине, так и не вернувшись к своей горячо любимой жене. Сколько бы не прошло времени, но эти двое никогда не могут забыть тех, кому отдали свою любовь. Каждый из них это осознавал и понимал друг друга. Но никто не решался отпустить прошлого, а возможно их мёртвые возлюбленные держат их за сердца и продолжают напоминать о боли, которую экономка и дворецкий испытали когда-то и не хотят снова ощущать чувств потери и бессилия. В то время пока Морис искал подходящую сухую одежду в сундуках, находившихся в кладовой, где хранятся старые и забытые вещи интерьера минувших веков. Здесь стояли тумбы и буфеты, имеющие витые колонны, разорванные фронтоны, тяжелую лепнину. Лакированная мебель с «китайским вкусом» стояла под специальным освещением электрической лампы, свисающей с потолка. Предметы интерьера с Востока глубоко укоренились в родовом поместье благодаря бабушке Марселя Фоланвьи хозяина шато. Она отдавала довольно большое предпочтение тонкой азиатской декоративной технике. Стояла в этой кладовой мебель созданная рукой Андре-Шарля Буля по заказу одного из предков хозяина. Его знаменитые столы, покрытые полностью листами черепахового панциря и латуни, вырезанные в виде замысловатых узоров. А большие шкафы, сделанные из иностранных пород деревьев, покрытые густой позолотой со всех сторон, продолжали отливать золотым свечением. Найдя подходящую одежду, Морис поспешил своим шаркающим полубегом обратно в гостиную. Мисс Элизабет в это время полностью сняла мокрую одежду с незнакомой гостьи, что та так походила на ее собственную дочь, какой экономка запомнила и накрыла ее тело легким пледом из волокон бамбука. Мадам преисполнилась легкой эйфорией от нахлынувших воспоминаний, но тут же насторожилась. В ее памяти всплыла история, которую она услышала от кого-то очень давно. Этот случай прогремел на всю Англию около двух столетий назад. Как в точно такую же бурю в одинокий большой дом, в котором жила и процветала семья, пожаловала женщина в черном плаще под стать мраку ночи. Ее лица невозможно было разглядеть, но под капюшоном, с которого стекали холодные капли дождя, сияли два зеленых глаза. После того, как люди дома пустили за порог пугающую гостью, в доме стали происходить странные и необъяснимые явления. В большей части, которых происходили в ночное время, когда тушили свечи и весь дом засыпал. Кто-то видел как зеленоглазая ведьма совращала отца семейства или как она преследовала кого- то из домашних и тщательно прятала нож за спиной. Однако все это могли оказаться лишь враки. Конечно, все эти россказни могли оказаться на самом деле обманом. Однако факт останется фактом, ведь через три месяца вся семья дома, после той злополучной ночи, друг за другом попадали от неизведанной болезни сначала в кровати, а через пару недель над ними уже закрывалась крышка гроба. Мисс Элизабет переполошилась, посмотрев другими глазами на лежащую девушку. Она потихоньку подошла ближе к кушетке, наклонилась над лицом той, которая так спокойно и умиротворенно лежит на диванчике, протянула руку и двумя пальцами, указательным и большим приоткрыла веки девушки. Убедившись в том, что у нее светло-карие радужки, экономка успокоилась, перекрестилась три раза и проговорила скорым шепотом: - Аминь, аминь, аминь. Дворецкий принес сухую одежду и тихонько не глядя в сторону дивана передал ее в заботливые и теплые руки экономки. - Морис, отнеси мокрую одежду миссис в прачечную и скорее возвращайся сюда, - отозвалась приятным полушепотом мисс Элизабет. - Да, мадам, - ответил дворецкий, направлявшийся к выходу из комнаты, неся в руках мокрые камки ткани. С материнской заботливостью экономка натянула сухую одежду на девушку, взяла канделябр, и в это время поспел прийти дворецкий. Он аккуратно взял на руки незнакомку и быстро понес в ближайшую свободную спальню. Со всем разобравшись и отдав последние поручения, в доме выключили свет и потушили последние свечи. Укладываясь в кровать, мисс Элизабетт посмотрела в окно, находящееся напрямую в пол метре от постели. На улице продолжал бушевать шторм. Ливень бил по окну и экономка подумала: «Что принесет эта буря хозяину шато? Новое несчастье или росток некой надежды?» На скоро помолившись и повернувшись лицом к стене, а спиной к окну, женщина уснула.