Последний дракон

Красный замок, 306 год с Завоевания Эйгона. Камеры. Джон Сноу. Неделями он томился и кипел от злости, готовой вот-вот вырваться наружу. Если бы не люди, приносящие еду и воду, он бы уже давно дал её волю. Никто не приходил навестить его, кроме Карлика, ни Арья, ни Санса, ни Бран. Для Давоса и Сэма он стал призраком, забытым и отброшенным. Никогда ещё он не чувствовал себя большим ублюдком, чем за последние недели. Снившиеся ему сны, делали всё ещё хуже. Сны о сереброволосом мужчине, играющем на арфе в тени, и сероглазой женщине, держащей младенца на руках, и называющей его Эймоном. Сны о пурпурных глазах, полных предательства, а затем внезапной ясности в них, которой не было очень давно. Предательство — это то, что он знал слишком хорошо. Ему доводилось вкушать остриё кинжалов, наполненных им. Видеть его в лицах названых братьев, держащих эти самые кинжалы. Чувствовать его от тех, кого считал друзьями, и тех, кого считал семьёй. Истинная природа этого предательства только сейчас открылась ему. Они даже украли его имя: тот, кого он считал братом, украл не только его трон, но и имя. Как же он должно быть наслаждался этой маленькой шуткой за его счёт, назвав его именем его настоящего брата, когда это было то имя, которым нарекла его мать. Старки, стая, семья, которую он предпочёл собственной, никогда не считали его частью своей стаей. «Ты для меня — семья». «Я скучала по тебе, Джон». «Я больше не твой брат». Слова, произнесённые теми, кого он называл роднёй, ради кого пошёл против своего сердца — всего лишь ветер. На самом деле, у него никогда не было места в их жизнях. Друзья и семья — он думал, что у него есть и то и другое, но оказалось, что у него был только один верный друг и по совместительству семья. Тормунд. И теперь Джон сожалел, что не ушёл с ним. Что его честь заставила его прийти в это богом забытое место. Если бы он не пришёл, она бы всё равно сделала это? Была бы она всё ещё жива? Ответом на оба вопроса, было «да», и только это не позволило ему винить себя за то, что он последовал за ней сюда. Теперь он знал, что она должна была умереть, хотя ему потребовалось время, чтобы справиться с чувством вины за её убийство. Однако это больше было связано с его не совсем верными мотивами. Он убил её ради них, а не ради тех, кого действительно должен был. Это должно было быть ради людей, ради тех, кому она могла навредить в будущем, а не ради своей семьи. Он спас их, а затем обнаружил, что им нет дела до его мотивов. Тирион, вероятно, подумал, что его слова достигли цели, и Джон позволил ему так думать. Карлик был дураком, который считал себя самым умным. Даже после того, как все его планы с момента прибытия в Вестерос привели лишь к краху. Джон был поражён, содеянным ей и своей ролью в этом. Она горевала, а он бросил её в тот момент, когда она нуждалась в нём больше всего. Хотя она тоже бросила его, когда он нуждался в ней. Её беспокойство о троне перевесило любую озабоченность о нём и его чувствах после узнанного. Он знал, что потеря Рейгаля и Миссандеи толкнула её за грань, и что его попытки достучаться до неё были жалкими. Но он был сам не свой, и ему понадобились все эти недели, чтобы примириться с тем, кто он есть на самом деле. Перевёрнутая с ног на голову жизнь оказывала такое влияние на человека, а переживание этого в одиночестве делало примирение со всем ещё сложнее. Как и то, что одна часть семьи говорила, что ты не тот, кто всегда был. В то время как другая часть утверждала, что он не мог быть тем, кем теперь знал, являлся. — Я никогда не был Старком, — сказал он с горьким смешком. — Никогда не был Сноу, — добавил он, поднимаясь на ноги. — Я родился Таргариеном, а одинокий Таргариен в целом мире — это ужасно, — сказал он посмеиваясь. Когда пришли стражники, он потребовал встречи с кем-то из вышестоящих и совсем не удивился, когда к нему пришёл Тирион. Фальшивое выражение сочувствия на лице карлика теперь было гораздо очевиднее для него, а собственная же улыбка, хоть и фальшивая, казалась более искренней, чем когда-либо. В другой жизни, в другое время, он говорил, что ложь не поможет в предстоящей борьбе. Но тот человек был мёртв, и остался только он, и пришло время стать лжецом. — Выглядишь неплохо, Джон, — высказал Тирион, на что Джон усмехнулся. — Неужели? Видимо, заключение мне к лицу, — произнёс он, после чего Тирион глянул на него с любопытством. — Ты хотел поговорить со мной? — спросил Тирион. — Да. Какова моя дальнейшая участь? — Стена, Джон. Отдать тебя Безупречным — значит развязать войну, отпустить на свободу — тоже. Поэтому король решил отправить тебя в Ночной Дозор, — сказал Тирион с сочувствующим видом, в котором Джон углядел фальшь, из-за которой ему пришлось подавить желание подняться и задушить карлика прямо там, где он стоял. — Я хочу обратиться к Королю и моим сёстрам. Тирион, я хочу обратиться ко двору, — сказал он, и Тирион, наконец, показал своё истинное лицо. Взгляд, который он бросил на него, был слишком знаком Джону — подозрение и сомнение, что были ему вечными спутниками. — Зачем, Джон? Какой прок от этого? — спросил Тирион. — Мне кажется, я заслуживаю этого, милорд. Заслуживаю возможность преклонить колено перед королём, перед всем двором, чтобы показать королевству, что я принимаю справедливый и честный приговор. Тирион, я хочу, чтобы правление моего брата не подвергалось сомнению. Чтобы не было никаких сомнений, что он — король, в котором нуждается королевство, — сказал он, и ему стоило огромных усилий не сказать «заслуживает». — Я позабочусь об этом к завтрашнему дню, — произнёс Тирион, и Джон кивнул, сдерживая ухмылку. — Мне понадобятся вода и лезвие. В конце концов, лучше выглядеть представительно, — сказал он с усмешкой, и Тирион, протянув руку, положил её ему на плечо. Джон глядел на карлика, стараясь скрыть своё презрение к нему. — Я обо всём позабочусь, Джон. Когда ему принесли еду, он с аппетитом поел, а затем умылся и побрился. Теперь его борода была аккуратно подстрижена, а волосы чисты впервые за несколько недель. Следующие несколько часов он ходил по камере, размахивая руками и разминаясь, радуясь, что делал это каждый день своего заключения. То, что он намеревался сделать, потребует от него сноровки. Он был доволен, что поддерживал себя в форме и что не подвергался слишком жестокому обращению. Теперь сны приходили легче и были наполнены не только серебряными волосами и фиалковыми глазами или Винтерфеллом, но и башней в Дорне с женщиной, держащей младенца на руках. Младенца, которого она любила и называла своим законнорождённым сыном. Проснувшись же, он удивился, что ему принесли не только приличную еду, но и одежду, хотя Длинный Коготь отсутствовал. Это не имело значения, его меч больше не принадлежал ему. Да и какой бы меч ему ни дали, он примет его с благодарностью. — Меч — всего лишь инструмент. Важно то, кто им владеет, — прошептал он, понимая теперь всю правдивость этой фразы. И что он ошибался, считая себя недостойным этого клинка все эти годы. Ожидание, пока его приведут в Тронный зал, казалось, тянулось бесконечно. Джон почти задремал от скуки. Это показывало, насколько мало они на самом деле заботятся о нём, и только усиливало его гнев, запрятанный глубоко внутри. Ещё не время им демонстрировать, кто он на самом деле, и ошибку, которую они совершили. До поры до времени он будет разыгрывать этот фарс, и только когда они ослабят бдительность, он покажет им своё истинное лицо. Красный замок, 306 год с Завоевания Эйгона. Тронный зал. Сир Давос Сиворт. Великие и благородные были призваны в Тронный зал, временная крыша и стены которого создавали видимость большей прочности, чем это было на самом деле. Расплавленная масса, бывшая Железным Троном, была покрыта и подлежала удалению, а Король восседал в своём кресле на колёсиках, с сиром Бриенной за его спиной и Тирионом Ланнистером сбоку. С одной стороны стояли Санса и Арья Старк, с другой — лорд Бронн из Хайгарден. Давос же стоял с новым Великим Мейстером, а остальная часть зала была заполнена теми, кто пришёл поклясться в верности. Как только в зале воцарилась тишина, его взгляд переместился на дверь, через которую вошёл хорошо ему знакомый человек. Рядом Давос услышал вздох Сэмвелла Тарли увидевшего Джона Сноу, и, хотя он улыбнулся человеку, которого раньше называл королём, ответной улыбки не последовало. Не было улыбок и со стороны его сестёр, и через мгновение Джон предстал перед королём, не преклонив колено. Давос заметил удивление на лицах Тириона и Брана. — Ваша светлость, — сказал Джон, с заметной колкостью. — Джон, ты хотел меня видеть, — ответил Бран, как всегда, бесстрастным голосом. — Я хотел поговорить с вами о несправедливости, ваша светлость. О совершённой несправедливости от вашего имени. О человеке, приговорённом без суда. О нарушении законов богов и людей, — сказал Джон. Давос услышал несколько вздохов и увидел, как Тирион сделал шаг вперёд. — Джон… — Меня зовут не Джон, милорд, как вам хорошо известно, — сказал Джон, поворачиваясь спиной к королю и его Деснице, и обратился к лордам и леди королевства: — Меня судили за убийство тирана, за убийство женщины, разрушившей этот город, судили заочно людьми, преследующими свои интересы. Справедливо ли это, милорды? Это правосудие? — спросил Джон, и Давос заметил, как люди принялись качать головами. — И всё же ты виновен, Джон, — сказал Бран, и Давос был удивлён, увидев улыбку на лице Джона — искреннюю, но без веселья и радости. — Не по законам людей, ваша светлость. Или вы не человек? — провоцирующие спросил Джон, вызвав тем самым шёпот и несколько громких вздохов. — Очень хорошо, будет проведён суд… — начал Тирион. Джон улыбнулся ещё шире, отчего у Давоса учащённо забилось сердце, так как он уже догадывался о следующих словах Джона. — Я требую суда поединком, — произнёс Джон, и в зале раздались крики как одобрения, так и сомнения, но Бран поднял руку, и все утихли. — Король Томмен запретил такие вещи, Джон, суда поединком быть не может, — сказал Бран, и Джон бросил на него такой взгляд, что даже бесстрастный Бран отшатнулся. — Сначала мне отказывают в справедливом суде, а затем в праве, существовавшем сотни лет. Наш путь — Старый Путь, помните, ваша светлость? Вы Старк или нет? Справедливый король или нет? Или страх управляет вашими решениями? — сказал Джон, и Давос услышал, как под конец его речь почти перешла в насмешку над братом. — Джон… — проговорила Арья, выходя вперёд. — Как я сказал Бесу, меня зовут не Джон, и ты это хорошо знаешь, Арья Старк, — сказал Джон с полным яда голосом. — Или ты не присутствовала, когда была озвучена правда? Его удивило, что девушка отступила, но именно слова Джона сбили его с толку. О какой правде шла речь? Что он имел в виду, говоря, что его имя не Джон Сноу? Если бы король не заговорил, у него было бы больше времени подумать над этим. — Очень хорошо, тебе предоставляется право на суд поединком, — сказал Бран, и Давос поклялся, что услышал, как Джон фыркнул. — Назовите своего защитника, ваша светлость, — сказал Джон, его презрение теперь было очевидно для всех. — Этот будет сражаться против тебя, — выступил Серый Червь, и Джон покачал головой. — Смерть — не способ почтить их память, — сказал Джон, и Давос на мгновение задумался, кого он имеет в виду под «их», но тут Бран принял Серого Червя в качестве защитника, и мысль ускользнула. — Корона принимает, — проговорил Бран, и Давос думал, что на этом всё закончится. Мысли о двух мужчинах, сражающихся друг против друга, не приносили ему утешения. Однако казалось, что Джон был тем, кто контролировал ситуацию, его слова остановили всех. — Серый Червь не может представлять корону в вопросе, касающемся воли короны, ваша светлость, — сказал Джон, и Давос перевёл взгляд с него на короля. Только один из них знал, о чём он говорит, и это был не тот, кто сидел в кресле на колёсиках. — Корона может назначить своего защитника… — заикнулся было Тирион, но Джон перебил его. — Никто, кроме королевского гвардейца, не может представлять корону, если обвинение исходит от неё. Разве что вы хотите признать, что я не совершил ничего плохого, милорд? — сказал Джон, глядя с ухмылкой на Тириона, который сверлил его взглядом, возможно, от мысли, что его переиграли. — Я буду представлять корону, — сказала сир Бриенна, и Джон кивнул ей. — Очень хорошо, через два часа, — сказал Тирион, пытаясь вновь взять ситуацию под контроль, и Давос смотрел, как Джона выводят из зала, а его сёстры засеменили следом за ним. Хотел бы он тоже пойти за ними. Красный замок, 306 год с Завоевания Эйгона. Камеры. Джон Сноу. Боги, как же приятно было, наконец, оказаться тем, кто контролирует ситуацию и знает всю правду. Увидеть шокированный взгляд карлика и остальных в Тронном зале было бальзамом для души. Когда его вели обратно в камеры, он был так близок к тому, чтобы засвистеть. Будь у него голос, он бы, возможно, запел, но вместо этого он просто молча шёл и старался не смеяться вслух. Конечно, им следовало бы отвезти его в другое место, чтобы дать время подготовиться к предстоящему суду. И то, что они этого не сделали, лишь подтверждало его мысли о них. Им было наплевать на его комфорт или желания, они просто хотели, чтобы он исчез. По глупости они думали, что он просто тихо уйдёт, и поэтому он смог застать их врасплох. О, как бы ему хотелось быть мухой на стене в комнате, где они сейчас говорят о нём. С каким наслаждением он бы услышал, брюзжание и осуждение Тирионом фактом, что его переиграл благородный дурак. Хотя поиграть с ними ещё немного, а потом уйти из этого города свободным человеком, более чем компенсировало бы это. Его проводили в камеру и закрыли следом дверь. Джон сел и тут же услышал голоса снаружи. Улыбка быстро исчезла с его лица, когда он увидел, как Сансу и Арью ввели внутрь. Его сёстры наконец-то соизволили удостоить его своим присутствием, и всё, что для этого потребовалось — это сорвать их планы. Глядя на их лица и видя показную заботу, он разозлился. Внутри всё переворачивалось от желания дать им понять, насколько сильно он их презирает. — Джон, о чём ты только думал? — спросила Санса, и он усмехнулся, чем застал её врасплох. — Что ты имеешь в виду, Санса? — поинтересовался он, закатив глаза, и даже Арья, казалось, не отреагировала на это. Его младшая сестра уже не была той девочкой, которую он знал, скорее незнакомкой. — Сражаться, Джон и так рисковать собой. Это не то, чего я бы пожелала для тебя, — сказала Санса с фальшивым сочувствием, заставляя его задуматься, считает ли она его всё ещё благородным дураком. — Хм, возможно, мне просто следовало принять свою участь, — язвительно сказал он, и это Арья, по крайней мере, уловила. — Тогда я могу поговорить с Браном? И сказать ему, что произошло недоразумение? — спросила Санса. После чего он потерял самоконтроль и смех, который вырвался из его груди, был одним из самых искренних, за долгое время. — Ты считаешь, что меня следует отправить на Стену, что я должен безоговорочно принять такое своё будущее? Ты что дура, Санса? Ты лишилась рассудка? А как насчёт тебя, Арья? Тоже думаешь, что я заслуживаю приговора, который вы все мне вынесли? — спросил он и получил от сестёр лишь молчание. — Ты убил кого-то, Джон. Возможно, мне не нравилась эта женщина, но ты убил её, — сказала Санса, и он так быстро вскочил на ноги, что даже Арья слегка отпрянула. — Да, убил. Ради тебя, ради Арьи, ради Брана. Я убил женщину, которую любил, потому что боялся за вас всех. Страх, который был посеян в моей голове девочкой, что я считал сестрой, и карликом, которого я глупо считал другом. Я взял на себя ответственность убить тирана и принести мир королевству, и какова была моя награда? Как меня чествовали? Приговорив к жизни пленника в месте, где меня уже однажды убили. Ты думаешь, что я приму это? Что сочту это справедливым? Если так, то ты действительно дура, Санса. А все остальные такие же глупые, как и ты, — сказал он равнодушным голосом, хотя он сам был далёк от спокойствия. — Мы хотели, чтобы ты выжил, брат, — прошептала Арья. — Тогда почему ты сама не убила её, сестрёнка? Почему не использовала всё своё обучение, которое позволяет тебе красться и уничтожать целые дома, и не убила её самостоятельно? Если бы ты так заботилась о моей жизни или смерти, то зачем было делать меня убийцей родичей? — выплюнул он. Арья шокировано глянула на него. — Это не… Я… — заикалась Арья. — Не подумала обо мне и о том, что значит для меня убить любимую женщину, и проклясть себя на вечность, — сердито произнёс он. — А что касается тебя, — сказал он, поворачиваясь к Сансе, которая отступила, когда он шагнул к ней, — ты помнишь хоть один из уроков о Севере, Санса? Или они все забыты, как и семейные узы? — Никогда… Я… Никогда не смогу забыть свою семью, — запинаясь высказалась Санса. — Неужели? Хм. Возможно, и так, — сказал он улыбнувшись. — Ты их не забываешь, ты просто их предаёшь. Сначала Рикон, а теперь я — оба мы стали помехой твоему стремлению к короне, и оба мы — приемлемые потери на пути к возвышению Сансы, мать её Старк. Преклонитесь перед королевой Севера, — сказал он, насмешливо кланяясь. — Джон, — заговорила Арья, сделав шаг вперёд, но остановилась, увидев его лицо и ярость в его глазах. — Пока ты была занята тем, что смотрела на Юг и игнорировала уроки Севера, я следовал им. Клятва, данная перед Чардревом, обязательна, Санса. Нарушить её — значит навлечь на себя гнев богов. И, хотя я проклят как убийца родичей, я утешаюсь тем, что буду в этом не одинок, — проговорил он, наслаждаясь тревожным выражением на её лице и тем, как голубые глаза заметались туда-сюда. Уставившись на них обоих несколько долгих мгновений, он развернулся, сел на своё место, вытянул ноги и заложил руки за голову, небрежно прислоняясь к стене. — Если ты хоть немного заботишься о Бриенне, то должна приказать ей отказаться от поединка. У меня нет с ней вражды, и в отличие от вас обеих, она хотя бы верна своим клятвам и обязательствам, — сказал он, наблюдая, как Арья опустила взгляд, а Санса уставилась на него. — Ты её боишься, — самодовольно выпалила Санса, и он вновь громко рассмеялся. — Верь во что хочешь. Однако истина скоро станет достаточно очевидной, когда я покончу с ней. Я не получу от этого ни утешения, ни радости. Её смерть не та, что принесёт мне это, — сказал он холодным, подобно льду голосом. — Мама была права, ты не Старк, не волк, — раздражённо сказала Санса. — Твоя мать была дурой, которая вместе с твоим отцом привела твой дом к гибели. Верь ей, если хочешь, мне всё равно. Но вам обоим и тому существу наверху, которое называет себя твоим братом, следует помнить, что ваш отец часто поговаривал, — произнёс он, поднимаясь на ноги. — Джон? — смущённо спросила Арья. — Когда падает снег и дуют белые ветры, одинокий волк умирает, но стая выживает, — сказал Джон, а, увидев ухмылку Сансы, подошёл ближе. — Где твой волк, Санса? Или твой, Арья? А Брана? Вы не находите странным, что единственный из нас четверых, чей волк всё ещё жив, это я. Думаю, лорд Старк ошибался, выживает не стая, а одинокий волк. Вам стоит помнить об этом, когда будете лежать в своих постелях и кутаться в одеяла, чтобы согреться от холода белого ветра. Помните об этом, и в час волка прислушайтесь к вою и знайте, что это дракон идёт за вами, — сказал он, и Арья схватила Сансу за руку и почти выволокла её из камеры. Сев обратно, он, наконец, принялся насвистывать мелодию, которую слышал когда-то в детстве. Скоро из его камеры раздались звуки, напоминающие молот и наковальню. Драконья яма, 306 год с Завоевания Эйгона. Испытание поединком. Джон Сноу. Его удивило, что стольким людям позволили присутствовать, хотя, возможно, их не смогли остановить, или они просто жаждали крови и хотели насладиться зрелищем. Некоторые из них пришли просто, чтобы увидеть его смерть. «В таком случае, они будут очень разочарованы этим днём и последующими днями», — подумал он с ухмылкой. Из камеры его вывели безоружным, и только когда он оказался в Драконьем Логове, ему, наконец, предложили оружие на выбор. То, что ему не позволили воспользоваться собственным мечом, показало их страх, мелочность и глупость. Позволить Бриенне воспользоваться им, показало истинное отношение к нему. Он никогда не имел для них значения, ни для сестры, которая пришла к нему за помощью, когда все остальные просто использовали её в своих целях. Санса усвоила неправильный урок и стала такой же, как те, кого она утверждала, что ненавидит. Для другой же сестры, той, что владела его сердцем многие годы, он был просто средством для достижения цели. Она хотела смерти Дени, и как все хорошие убийцы, нашла оружие и использовала его. Что касается того, кто когда-то был его братом: вставал вопрос способен ли он вообще что-то чувствовать? Джон однажды постарается выяснить, но не сегодня. Напротив него Бриенна была в доспехах и с мечом в руке, который ей не принадлежал. Джон не испытывал ненависти к этой женщине, что сражалась хорошо и храбро, в отличие от тех, кому она служила раньше и кому служит сейчас. Нет, он не ненавидел её, он просто вовсе не заботился о ней. Она была препятствием, неудобством, ещё одной, кто цеплялся за честь, как за щит от несправедливостей мира. Не понимая, что честь или то, что некоторые называли честью, была одной из величайших несправедливостей мира. — Ты хорошо сражалась в Винтерфелле и за гораздо более благородное дело, чем за то, что сражаешься сейчас. Я даю тебе всего один шанс уйти живой с этой арены, — сказал Джон, глядя на Бриенну. — Я сражаюсь за своего короля и за своих богов, — ответила Бриенна, её глаза выдавали внутренний конфликт, которого не было в словах, и Джон почувствовал, как его решимость укрепляется, а огонь внутри разгорается, стремясь вырваться наружу. — Я вёл армии от Сурового Дома до Королевской Гавани. Я ответственен за смерть тысяч, — проговорил Джон, поднимая длинный меч. Больше никаких бастардовых клинков, потому что он больше не был бастардом. — Ты ничем не отличаешься от низкородного наёмника, убивающего овец для лордов и леди, которые приказывают это. Так что это твой последний шанс свалить отсюда! — Я сражаюсь за своего короля! — выдала Бриенна. — Твоя ошибка, — холодно ответил Джон. Он наблюдал, как Бриенна кивнула Сломленному Королю — прозвище, которое, по слухам, придумал Тирион для Брана, и которое, по мнению этого глупого карлика, было достойно великих сказаний и песен. «А кто лучше расскажет историю, чем Бран Сломленный?» — с этими словами его право первородства в который раз уже было украдено руками Ланнистера и Старка. Тирион никогда не командовал людьми, не вдохновлял их, и поэтому, конечно же, не знал, что люди ищут в своих лидерах. Это не история, не сказка и не песня, хотя Джон дал бы им всё это тоже. Нет, они искали короля, который действовал, а не трепал языком, который сражался и истекал кровью вместе с ними, что Бран Сломленный никогда не мог и не сможет сделать. — Во имя Его Светлости, Короля Брандона Старка, первого своего имени, Короля андалов, ройнаров и Первых людей, лорда Шести Королевств и Защитника королевства, к которому присоединилась Её Светлость Санса Старк, Королева Севера. Мы собрались сегодня, чтобы засвидетельствовать суд поединком над Джоном Сноу, обвиняемого в цареубийстве, — громко произнёс герольд. Пока одни ликовали и желали ему смерти, другие молча делали то же самое. Джон увидел, как Серый Червь и его люди смотрели на него с ненавистью. Некоторые северяне освистывали его, достаточно громко, чтобы быть замеченными, что заставило Сансу вздрогнуть, и Джон ухмыльнулся этому. Она так отчаянно хотела быть коронованной, что приняла титул до того, как была названа королевой. Независимо от того, поддерживали её северяне или нет, это не имело значения. Корона, которую она не заслужила, не будет мирно покоиться на её голове. — Выступает в качестве защитника короны лорд-командующий Королевской гвардией, сир Бриенна из Тарта, — крикнул герольд, когда толпа поуспокоилась. Джон покачал головой. Бриенна была достойным рыцарем, но она не принадлежала к Королевской гвардии. Роберт Баратеон и Джоффри Уотерс, возможно, и пополнили орден недостойными людьми, но когда-то это что-то значило. Доблестные и верные рыцари, трое из которых отдали свои жизни, защищая его и его мать. Жизни, которые он когда-то считал напрасно потерянными, учитывая, кто их забрал. Теперь он смотрел на это иначе и чувствовал, что в тот день погибли не те люди. Они сражались за него, и, учитывая, что его дядя сделал с ним после победы, Джон теперь был уверен, что они действовали верно. — По приказу его светлости, — произнёс глашатай, вырывая Джона из его мыслей. Бран поднял руку и затем резко опустил её. Если бы он сражался не с Бриенной, его могли бы сразу атаковать. Однако её честь не позволила бы ей сделать это, и, хотя ему было плевать на такие вещи, он удерживал меч ещё мгновение, ожидая её кивка в качестве подтверждении готовности. Первый удар был мощным, Джон почувствовал силу женщины, когда отразил удар Длинного Когтя худшим клинком. Она снова пошла на него, и он отступил, блокируя атаку и стараясь снова привыкнуть к бою и к мечу, которым он не владел почти десять лет. Длинный Коготь стал частью его, словно продолжение руки. Это, а также недостаток тренировок, сражений и, возможно, даже потеря тонуса и мышц, были его главными вызовами в этом бою. Вскоре он начал двигаться быстрее, сражаясь в обороне, пока пытался приспособиться. С каждым прошедшей минутой он становился всё более уверенным. Это было то занятие, в котором он всегда превосходил. Здесь не имело значения, кем его считали люди, именно в этом проявлялась его истинная сущность. Джон выделялся с мечом в руке, в этом он вёл за собой, вдохновлял и именно его навыки и талант привлекали к нему других. С мечом в руке он не был бастардом из Винтерфелла и не был Джоном Сноу. Он был Белым Волком, Королём-Вороном, и скоро он станет тем, кем был рождён — Эймоном Таргариеном, Истинным Королём. Бросив взгляд на места, где сидели Бран, Санса, Арья, Тирион, Сэм и Давос, он заметил, что все, кроме Арьи и Давоса, выглядели почти взволнованными, предполагая, что Бриенна побеждает. Джон перешёл в контратаку, орудуя мечом всё быстрее, и теперь Бриенна начала выглядеть обеспокоенной. Она блокировала некоторые из его атак, парировала другие выпады и не попадалась на большинство его обманных манёвров. Однако он всё больше брал контроль над боем, кровь кипела, а наслаждение росло. Удар по плечу, который бы отрубил ей руку, если бы она не была так сильно бронирована, сменился выпадом, который лишил бы её глаза, если бы она не отступила так быстро. Кровь, потёкшая из раны, вызвала вздохи у одних в толпе и возбуждённые крики у других. Бриенна потрясла рукой, когда он ударил клинком ей по наручу, и принялась отступать, пытаясь увеличить расстояние между ними. Чего он не позволил. Послышалось тяжёлое дыхание, когда она едва-едва блокировала его удары. — Сдавайся, — выговорил он, слова разнеслись по ветру, и послышался её обречённый вздох. — Не могу, — ответила Бриенна, пытаясь перевести дух. Когда она двинулась к нему, Джон увернулся, и удар достиг цели. Зазор между её горжетом и шлемом был небольшим, но длинный меч легко скользнул в него, и она захрипела, когда из горла полилась кровь. Он вытащил меч и затем переместился к ней за спину, снял её шлем и закрыл глаза. — Какая трата, — произнёс он, вонзая меч через теперь более широкий зазор глубоко в её грудь. Её смерть вызвала разные реакции. Сир Давос улыбнулся, но он был единственным, кто это сделал. Сэм, как всегда, побледнел и отвернулся: будь то от вида крови, Джона или мыслей о собственном благополучии. Санса с беспокойством глянула на Арью, как и Тирион на Брана. Лицо Арьи было столь же бесстрастным, как и у существа в кресле, которое когда-то было его братом. Однако оба не могли скрыть страха в глазах, и он упивался этим зрелищем. Он посмотрел на Длинный Коготь, лежащий на земле, белая волчья рукоять теперь была покрыта кровью Бриенны, и подумал, не поднять ли его. Вместо этого он перешагнул через её тело и вытащил длинный меч из падшего рыцаря, чувствуя, как он цепляется за мёртвую плоть. Она заслуживала лучшей участи, но они жили в мире, где люди не получали того, что заслуживали. Повернувшись к Брану и остальным, Джон улыбнулся и поклонился. Это был мир, который он скоро изменит к лучшему. — Джон Сноу мёртв, — тихо произнёс он, выходя из Драконьего Логова. Королевская Гавань, 306 год с Завоевания Эйгона. Джон Сноу. Он ожидал, что за ним пошлют стражу, и, возможно, даже сама Арья придёт, чтобы покончить с ним. Поэтому он шёл с обнажённым мечом, к тому же у него всё равно не было ножен, чтобы вложить его. Позади него тянулся кровавый след от Драконьего Логова через сожжённый город, который когда-то был Королевской Гаванью. Даже сейчас, по мере продвижения вперёд, кровь всё ещё капала с меча. Однако ему было всё равно, как это выглядит, или что люди с ужасом отходили с его пути. Куда он направлялся, он не имел ни малейшего представления, но он был гораздо увереннее в том, что будет делать дальше. Сколько времени это займёт, какую форму примет и кого он попросит о помощи — эти мысли он отложил на потом. Сначала ему нужно было убраться отсюда, сесть на корабль и отчалить, и только тогда он сможет планировать своё возвращение. Он слышал их целеустремлённые шаги позади себя. Идя с намерено медленным шагом, он привёл их туда, куда хотел. Улица была открыта, но не слишком, пространство тесное, но опять же не слишком тесное. Затем он развернулся и принялся ждать их, а особенно одного из них. — Джон Сноу, — выкрикнул Серый Червь, держа копьё в руке и с гневным выражением лица. Закрыв глаза, он крепко сжал меч в руке. В его голове всплыли образы давно минувших дней, и только некоторые из них вызывали у него тёплые воспоминания. Он любил её когда-то, возможно, часть его всегда будет любить, так же как часть его всё ещё любила Игритт. Не ту, кем она стала в конце, а ту, кем он её считал, кем он надеялся, что она будет. Именно это заставляло его желать удержаться от нападения, просто уйти, даже убежать, спасти человека, который служил ей вернее всех. Однако вскоре другие образы вытеснили тёплые воспоминания. Дракон, испепеляющий город, люди, которых убивали уже после того, как они сдались. Он, окружённый мужчинами с копьями и брошенный в камеру за то, что сделал то, что было необходимо. Были побои, но, по крайней мере, Серый Червь был достаточно мужествен, чтобы лично их наносить. Джон был слишком ошеломлён, чтобы сопротивляться, да и к тому же он считал, что заслуживает каждый удар. Именно поэтому он не сопротивлялся. — Это не тот конец, который они бы тебе пожелали, Серый Червь. Ты не чтишь их память, — сказал он твёрдым голосом и сам удивился, что именно эти слова сорвались с его уст. Они были продиктованы последними крохами любви, которая никогда не могла быть реализована. И долгом перед этой любовью, а не гневом, который он начинал испытывать к человеку, стоящему перед ним, и к монстру, которому тот служил. — Я должен сражаться, — сказал Серый Червь. — Знаю, — ответил Джон. Он знал, что этот бой неизбежен и будет весьма кровавым. — За мою королеву, — проговорил Серый Червь, бросаясь вперёд с поднятым копьём и щитом в руке. Всё закончилось в считаные мгновения. Джон использовал кипящий гнев для подпитки. Серый Червь не сделал этого, и когда он двинулся и замахнулся копьём, Джон поймал его между рукой и боком и крепко удержал. Он притянул его к себе и ударил головой в лицо Безупречного, послышался хруст носа, и Серый Червь упал на колени. Не отрывая глаз от других Безупречных впереди себя, он с такой силой вонзил меч, что почувствовал, как он пронзил плечо Серого Червя и вышел с противоположной стороны. Джон резко вытащил его, и Серый Червь испустил последний вздох. — У меня нет с вами вражды. Вы все свободные люди, уходите, — сказал он, глядя на трёх других Безупречных, хотя и знал, что они не отступят. Покидая переулок, он не чувствовал ни стыда, ни сожаления за отнятые жизни. Ему было безразлично, что кровь теперь капала с его меча крупными каплями. Достигнув доков, он поискал корабль, готовый к отплытию. Капитан охотно принял его на борт, узнав, кто он такой, и после того, как Джон согласился стать охранником корабля на время их путешествия. Браавос казался ему таким же хорошим местом, как и любое другое, для проложения собственного пути. Стоя на палубе и наблюдая, как Королевская Гавань исчезает из виду, он дал себе два обета. Джон Сноу никогда больше не ступит на землю Вестероса, а когда Эймон Таргариен вернётся, это будет для того, чтобы свести все счёты. Королевская Гавань, 308 год с Завоевания Эйгона. Тирион Ланнистер. В какой момент он осознал, что совершил ужасную ошибку, он не знал. Было ли это, когда сир Давос ушёл из Малого совета, или когда Бронн казнил лорда Речных Земель без всякой на то причины? А может быть, когда Дорн начал восставать против своего нового принца и короны? Возможно, это было ещё раньше, может быть, тогда, когда Джон Сноу вышел из Драконьего Логова, и начали распространяться слухи, называющие его Некоронованным Королём? Он послал людей, чтобы убить его, зная, что ему нельзя позволять дышать. Даже предложил королю послать собственную сестру за ним, но девушка отказалась и просто уплыла в какое-то дурацкое путешествие на поиски того, что находится к западу от Вестероса. Когда нашли тела Серого Червя и его людей, он понял, что они пытались сделать то же, что и он. Их неудача только подтвердила, что его собственные попытки закончились бы так же. В течение многих лун он боялся ножей в темноте, но это было не в стиле Джона Сноу. Когда он придёт за ним, это будет не из тени. Какое-то время он считал свои страхи напрасными, как касающиеся Джона Сноу, так и касающиеся короля, которого он назначил, и планов, которые разработал. Кроме известия о смерти Аши Грейджой и предположения, что она атаковала тот самый корабль, на котором Джон Сноу покинул Королевскую Гавань, он больше ничего не слышал о Некоронованном Короле. Так что именно тот, кого он короновал, стал причиной его бессонных ночей. Бран показал себя безразличным, бесчувственным, и какие бы силы он ни обладал раньше, теперь они больше не служили ни ему, ни королевству. Дрогон, Джон Сноу, события в королевстве, о которых он должен был бы знать — всё это оказалось вне его возможностей. Деньги быстро стали проблемой, так как Железный банк требовал погашения долга, и их не волновало, что это его сестра, а не он, занимала средства. Независимость Севера вызвала трения с другими регионами, Бронн в роли Мастера над монетой и Лорда Хайгардена вызвал проблемы с лордами Простора. Что касается Западных земель, они не признавали его власть и, хотя не находились в открытом восстании против короля, были очень против Десницы короля. Поднимаясь с постели и глядя на лежащую там шлюху, он проклинал тот факт, что эти заботы повлияли на его потенцию. Девушка сделала всё, что могла, но он так и не возбудился и, возможно, никогда больше не сможет. — Милорд? — мягко позвала девушка. Тирион бросил ей монеты и увидев, как её глаза загорелись, наконец осознал, что только это и вызывало у неё заботу. — Мне нужно подготовиться к работе, ты можешь идти, Марея, — мягко сказал он. Может, ей и было наплевать на него, но он обнаружил, что жаждет, чтобы кто-то, кто угодно, заботился о нём, так что какая разница, если его привязанность была неуместной. Учитывая её светлые волосы и зелёные глаза, это, возможно, было ещё более верно. Он оделся, позавтракал и отправился в свой солярий. Вздыхая, Тирион потягивал вино и просматривал отчёты из королевства. Он был сам себе Мастером над Шептунами, что в своё время не казалось ему странным, но теперь, чем больше он об этом думал, тем больше это казалось нелепым. Почему им нужен был Мастер над Шептунами, когда Бран был Трёхглазым Вороном? Возможно, этот вопрос, среди многих других, ему следовало задать себе до и после того, как он назвал Брана королём. Кивнув двум своим стражникам, он покинул солярий и направился на заседание Малого совета. Бронн, Сэмвелл, сам король и Джендри Баратеон, который служил Мастером над кораблями только потому, что им нужно было держать его поближе, а не из-за самой его должности. Боги, какими же они были дураками, позволив сиру Давосу уйти. Хотя после суда поединком и ухода Джона Сноу у них не было другого выбора. Бран служил Мастером над законами, и как же глупо было согласиться на это. Тирион почувствовал облегчение, когда король сказал, что хочет принять активное участие, но позже, поняв, что это означало, очень пожалел об этом. Заняв своё место, к нему вскоре присоединились остальные, и последним пришёл король. Высокий грузный мужчина в белом плаще, шёл за королём и Подом, который толкал его кресло, был плохой заменой Бриенны из Тарта. Разобравшись с рутинными делами, он был готов заняться важными вопросами. Просьба о помощи от Сансы Старк, как в виде продовольствия и денег, так и в военной поддержке, была той, что, он был уверен, снова отклонят. Точно так же, как отклонили прошлую и предпоследнюю. Они не могли помочь, даже если бы захотели, а Бран не хотел, и опять же, это должно было его насторожить. — Что слышно о Джоне Сноу? — спросил Бран, и Тирион, глянув на короля, заметил обеспокоенную гримасу на его лице. — Как всегда, ваша светлость, ничего. Наши знания о нём с тех пор, как он покинул Вестерос, не изменились. Его корабль пришвартовался в Браавосе, и это последнее, что кто-либо слышал о нём, — ответил Тирион. — Как я уже говорил вам, ублюдок наверняка мёртв, — с усмешкой сказал Бронн. — Если бы это было не так, то мы все уже были бы мертвы, — добавил он через мгновение, куснув зелёное яблоко, которое он поедал в насмешку над Домом Фоссовой с тех пор, как убил их лорда, сира Джона. — Он не мёртв, — произнёс Бран, и Тирион вздрогнул, услышав эти слова. — У вас были… — начал Сэм, но был прерван, когда несколько стражников ворвались в зал. Тирион поднялся на ноги, чтобы отправить их обратно, но заметив обеспокоенные лица, почувствовал, как сердце учащённо забилось в груди. — Ваша светлость, Лорд Десница, приближается армия, — отрапортовал стражник, и Тирион перевёл взгляд на Брана, который, казалось, был так же ошеломлён, как и он сам. Позже в тот день он глядел на корабли, входящие в Чёрноводный залив, и на тех, что окружили их. Армия, окружившая Королевскую Гавань, состояла из людей Простора, Западных земель и Дорна, все под одним знаменем, которое развевалось над флотом кораблей, что вскоре должны были пришвартоваться. Хотя он не был уверен, кто возглавляет эту армию, а Бран не предвидел их прихода, этот день был неизбежен. Закрыв глаза, он помолился о том, чтобы его конец был быстрым и безболезненным, хотя и опасался, что этого не произойдёт. Драконы не прощают и не забывают. Когда Дрогон пролетел над Красным замком и заревел, Тирион распахнул глаза и увидел, как высоко развевается знамя с трёхглавым драконом, и понял что дракон пришёл за всеми ними. Чёрноводный залив, 308 год с Завоевания Эйгона. Эймон Таргариен. Он смотрел на неё, спящую, её тёмные волосы разметались по подушкам, а загорелая кожа контрастировала с безупречно белыми простынями. Подъёмы и падения её груди показывали, что она довольна, и он надеялся, что её сон наполнен самыми сладкими грёзами. Поцеловав её в лоб, он отошёл от кровати, а затем облачился в доспехи, на чёрной пластине которых гордо выделялся Трёхглавый Дракон. Рубины на нагруднике стоили больше, чем он когда-либо владел за все годы, что называл Вестерос своим домом. Взяв меч и пояс, он глянул на рубин, служивший навершием рукояти, и улыбнулся. Меч наконец-то вернулся в руки того, кому он действительно принадлежал. Блэкфайр был мечом королей, и корона, которую он надел мгновение спустя, подтверждала это. Свадебный подарок, приданое, знак привязанности — корона была многим и теперь тоже находилась там, где всегда должна была быть. От Эйгона к Дейрону и теперь к Эймону — Корона Завоевателя снова будет использована для завоевания. И на этот раз оно будет намного быстрее и легче, чем у его предка, так как большинство крупных сражений уже были выиграны не на поле боя, а в залах и с помощью слов. На это ушло менее двух лет, и это заставило его задуматься о некоторых вещах. Была ли на то воля Богов? Всегда ли всё должно было быть именно так? Неужели его путь всегда вёл в Эссос, а прибытие его дяди к Башне Радости просто отсрочило это? Однажды он найдёт ответы на эти вопросы, но не сегодня. Бросив последний взгляд на женщину, спящую в его постели, Эймон вышел из каюты на палубу. И тут же Белый Волк подбежал к нему. Эймон опустился на колени, только чтобы почувствовать, как язык лизнул ему лицо. Улыбка возникла сама собой, как и лёгкий смешок. — Да-да, скоро будет много мяса, Призрак. Давненько ты, однако, не охотился по-настоящему, — сказал он, и получил ещё один лиз в ответ. Поднявшись на ноги, он кивнул стражникам и морякам и направился к носу корабля, Призрак потрусил рядом с ним и останавливался, когда останавливался он. Вокруг него было более сотни кораблей, все с двумя флагами. Трёхглавый Дракон реял выше всех, а под ним — флаги из Дорна, Западных земель и Простора. Люди, которые искали его и присягнули ему на верность, теперь были готовы сражаться на его стороне. Именно они его разыскали, как она и говорила, что они сделают. Он обернулся, услышав её шаги за спиной. Подняв взгляд к небу, он увидел чёрного дракона. Дракон не принадлежал ему и никогда не будет, но он тоже нашёл его и тоже желал того, что и Эймон. Как и сир Давен Ланнистер, который стоял позади него в золотых доспехах и выглядя настоящим львом. Как и сир Бейлор Хайтауэр, который был воплощением рыцаря из Простора, и будучи лордом Староместа, стремился к гораздо большему призу. Как и лорд Нед Дейн, который, как и его дядя, носил Рассвет, что заставляло Эймона чувствовать себя ещё более уверенным, зная, что Меч Утра охраняет его спину. Эймон рассмеялся, увидев Тормунда, направляющегося к нему с кружкой эля в руке, его верный друг готовился к предстоящему бою. Затем он почувствовал запах её духов и её руку в своей. Гнев дракона, 308 год с Завоевания Эйгона. Арианна. Она должна была ненавидеть его за то, кем был его отец и кем была его мать. За то, что он выжил, когда они умерли, и за позор, который его жизнь навлекла на память о её тёте. Арианна должна была презирать его за то, что он был драконом и за всё, что это значило. Дорн должен был отвергнуть его за то, что он олицетворял, и за обе стороны его родословной. «Непреклонные, Несгибаемые, Несдающиеся» — такие мысли должны были возникать у неё каждый раз, когда она смотрела на него. Это были бы мысли её отца и дяди, но не её собственными с того момента, как она встретила его. Первой её мыслью было: что она редко, если вообще когда-либо, видела более красивого, уверенного и целеустремлённого мужчину. Никогда не встречала никого с таким ореолом грусти вокруг. Она запиналась в своих словах, а его же слова, произнесённые с глубоким северным акцентом, подействовали на неё так, как никогда раньше. Второй её мыслью было: что этот человек, возможно, самый опасный из всех, кого она когда-либо встречала. Не только в том, что он мог бы сделать со своими врагами, но и в том, что он мог бы сделать с её сердцем, и в этом она оказалась права. В первую ночь, когда они легли вместе, он подарил ей больше удовольствия, чем кто-либо раньше. Он измотал её, пожирал ею, как дракон свою добычу. Это само по себе было бы достаточно, чтобы её интерес к нему сохранился на некоторое время. Хотя это было восхитительно и очень желанно, это было не то, что подогревало его. Никогда раньше она не встречала кого-то, кто интересовал бы её вне спальни так же, как и внутри неё. Никто никогда не заставлял трепетать её сердце одним лишь взглядом. И за все годы её жизни она никогда не знала, что такое настоящая любовь. Любил ли он её? Она надеялась на это и верила. Сделал бы он для неё всё? Она знала, что да. Была ли она его, а он её? Несомненно. Эймон никогда не говорил ей, что любит, никогда не произносил этих слов вслух, и, если бы он был любым другим человеком, это бы её раздражало и расстраивало. Она знала причину, он был достаточно откровенен с ней, и рассказывал ей об этом без всяких наводящих вопросов. Потери, одна по его вине, и другая от его руки, и то, что они значили для него, были достаточны, чтобы она поняла его нерешительность в произнесении этих трёх маленьких слов. Однако те слова, которые он всё же сказал ей, значили для неё гораздо больше, потому что они исходили непосредственно от него. «Я твой, а ты моя, с этого дня и до конца моих дней». Как можно просить большего? Зачем ей желать или искать чего-то большего, если истинные чувства к ней былм в его глазах и улыбке. В том, как он смотрел на неё, когда она или он входили в комнату, в том, как он касался её, словно убеждая себя, что она не сон. С каждым днём, он открывался ей всё больше, она узнавала, кто такой Эймон Таргариен на самом деле. И каждую ночь, она засыпала, с одной и той же мыслью: — Эймон Таргариен — мужчина, которого я люблю и который любит меня, — шептала она, когда он, наконец, засыпал. Старомест годом ранее. Толпы собрались на коронацию, первую в Староместе со времён Бейлора Благословенного. Было вполне уместно, что короновался человек, стремившийся к новой эре. Ещё один дракон, который привёл с собой единственного живого дракона, и, хотя он не мог его оседлать, это вновь объединит Семь Королевств в одно. У подножия Звёздной септы люди приветствовали Эймона, поднимающегося по ступеням, он и Белый Волк выделялись на фоне остальных. Если бы она не видела собственными глазами, как Эймон влияет на людей, то сочла бы это фарсом. Если бы не слухи о том, насколько ужасным было правление Сломленного Короля или насколько некомпетентен новый Хранитель Юга, она бы отнеслась к Хайтауэрам с подозрением. Возможно, она бы удивилась, почему Верховный Септон так стремился к этой коронации, учитывая неприятие Эймоном веры. Так бы и было, если бы она не слышала, что говорили о язычнике, восседающим на троне, который он не заслужил, не был достоин и не заработал. Однако Эймон завоевал сердца людей просто будучи собой и благодаря своим деяниям. Его участие в Войне за Рассвет могло быть проигнорировано ряженными, которых карлик отправил распространять свои истории, но люди знали правду. Как и о его убийстве Королевы-Дракона, о том, как его за это вознаградили. Тирион Ланнистер, возможно и был Десницей Короля и думал, что знает, как играть в игру престолов, однако Эймон не только выучил её, но и освоил в совершенстве. Вера имела гораздо большее влияние, чем карлик. Как только он заключил сделку с оставшимися Ланнистерами, Хайтауэрами и с ней, слухи распространились, и так появился Некоронованный Король. Сегодня этот король получит свою корону, и вскоре вернёт своё королевство. — Мы собрались здесь сегодня, чтобы исправить большую ошибку, а также засвидетельствовать коронацию истинного короля и восстановление справедливости в Вестеросе, — сказал Верховный Септон под громкие возгласы. — От имени народа Вестероса и Веры Семерых, прошу вас преклонить колено, Эймон Таргариен, и принять корону и ответственность, что приходит с ней. Арианна затаила дыхание, и, как ей казалось, все вокруг тоже, когда Эймон преклонил колено и был помазан святыми маслами. По кивку Верховного Септона она шагнула вперёд, неся корону, и, взглянув на Эймона, увидела, как на его лице едва заметно мелькнула улыбка. Как она сохранила самообладание, когда он подмигнул ей, она и сама не знала. Однако ей удалось передать корону Верховному Септону и отступить, не рассмеявшись. Он был удивлён и как она полагала, глубоко тронут, когда она подарила ему корону. Её слова о том, что он единственный дракон, достойный носить её, значили для него очень много, и ведь она говорила их от всего сердца. Она решила вернуть корону Завоевателя не только из-за её любви к нему. Правда, любовь сыграла свою роль, но из-за нечто большего: она искренне верила, что не было и не будет дракона, более достойного её, чем он, кроме его потомков. Что будут и её тоже. — Я нарекаю тебя королём Эймоном Таргариеном, первым своего имени, королём андалов, ройнаров и Первых людей, лордом Семи королевств и Защитником королевства, — произнёс Верховный Септон под громкие возгласы, которые стали ещё громче, когда Эймон поднялся и повернулся к толпе, а Дрогон пролетел над ними. Сейчас. Она проснулась в пустой постели, его отсутствие, несомненно, было причиной её пробуждения. Осмотрев каюту, она поняла, что он оделся и взял с собой корону, и меч, что означало, что они близки к месту назначения или уже там. Быстро поднявшись, она потянулась и подошла к зеркалу. В нём отразились небольшие следы с прошлой ночи на обнажённом теле и искренняя улыбка. Она протянула руку к прикроватному столику, взяла щётку и быстро провела по волосам. На то, чтобы одеться, у неё ушло гораздо меньше времени, чем обычно. Платье было в цветах её дома и сверкало, как солнце, по крайней мере, так он ей говорил. Она вышла из каюты и поднялась по лестнице и заметила его стоящего на носу корабля. Мужчина, которого она любила, был одет в цвета своего дома, его красный плащ подчёркивал чёрные доспехи, а корона Завоевателя на голове делала его похожим на Эйгона Возрождённого. Вокруг него были и остальные. Тормунд, которого он любил как никого другого и называл своим истинным другом и братом. Давен Ланнистер, которого даже она считала непохожим на льва. Сир Бейлор Хайтауэр, который, хотя и был амбициозен, оставался верным и преданным. Нед Дейн, носивший Рассвет на спине, который наверняка пробудил воспоминания о его знаменитом дяде. Особенно учитывая, что Меч Утра снова стоит за спиной Таргариена. Когда она подошла к нему, то заметила, как его тело расслабилось, как он глубоко вдохнул, почувствовав её запах, и как его рука потянулась к её, хотя он даже не обернулся к ней. — Ты готов, любовь моя, пришло время стать королём, каким ты и был рождён, — сказала Арианна, и Эймон чуть развернувшись, поцеловал её в щёку. — Моя королева, — произнёс он, когда Дрогон полетел к Красному замку. Она смотрела, как он закрывал глаза, зная, что в этот момент он видел их армии, начинающие штурм города.