Однажды в Дориате

— Я злой и страшный серый волк, я в поросятах знаю толк! Гр-р-р!

— Ну что, мне нравится. Только знаешь, Игорек, это значительно страшнее.

к/ф «Джентльмены удачи»

      — Конец. Кошмар. Мрак, ужас, полный крах и чудовищная катастрофа! — возвестил Элу, когда убедился, что все разместились и готовы внимать.       — Ну-у-у, и всего-то? Я спешил спасать тебя от страшной участи, а тут игра в синонимы… — не оценил степень серьезности Саэрос, а Даэрон перебил его и спросил:       — Что случилось?       — Да, что случилось? — присоединился Маблунг.       Только Белег ничего не сказал, потому что сначала был вне зоны доступа, потом просто не отвечал на звонки, а потом в ответ на одно смс пришло другое, куцее: задерживается, будет позже. Ну-ну.       В таком неполном составе они собрались как обычно на квартире у Элу и Мелиан, в гостиной, окружив низкий журнальный столик, и Элу возвышался возле своего кресла, не находя возможности усидеть.       — Случилось, — вздохнул он и снова обвел всех пристальным взглядом, — у Лютиэн в детском саду будет утренник.       Сделал выверенную паузу, достаточную, чтобы все успели озадаченно переглянуться и собрались закидывать вопросами, но не успели ими закидать; продолжил:       — Постановка сказки. «Маленький красный капюшончик», классическая версия. Лютиэн, конечно же, исполняет главную роль.       — И что? — все снова переглянулись, первым спросил Даэрон: — В чем подвох? С ней нужно порепетировать?       — Или сшить дурацкий капюшон? — предположил Саэрос.       — Или поддержать в первом ряду? — добавил Маблунг.       — Ха-ха, — сделав еще одну выверенную паузу, мрачно отозвался Элу, наклонился и, подняв с пола, вытряхнул на журнальный столик содержимое разноцветного пакета.       На всеобщее обозрение вывалился сначала пресловутый красный плащик с капюшончиком, затем свернутый трубочкой сценарий постановки, а затем, со дна, помятая и полинявшая от времени войлочная маска.       — А это зачем? — спросил Маблунг, поднял свалившуюся на пол маску и приложил к лицу. — Для репетиции?       — Для репетиции, — подтвердил Элу, маску отобрал, повертел и с неприязнью уронил на стол, откуда она стала издевательски скалиться в потолок, — главная женская роль распределялась с обременением.       — Лютиэн будет играть двоих? — удивился Маблунг.       — Кажется, я понял, — улыбнулся Даэрон, — к роли Капюшончика прилагается роль Волка. Для папы Капюшончика.       — Люблю тебя за проницательность…       Когда Элу услышал об этом, то испытал сложную смесь эмоций, в основном состоящих из безграничного возмущения, глубокого личного оскорбления и нежелания верить в произошедшее. Да, на проходившем в начале учебного года родительском собрании в группе он лично настоял на том, чтобы в программу праздничного утренника была включена именно эта постановка, и чтобы именно Лютиэн досталась титульная роль, и даже пояснил, что вкладывает в свой выбор осознанный воспитательный элемент: дочь будет играть персонажа, лично противостоящего злу, а не занимающего пассивную позицию какой-нибудь сонной принцессы. Нет, это не наша модель и не наш метод!.. Воспитательница явно была впечатлена доводами и их одобрила, поэтому к такому удару Элу был не готов. Хуже того, Мелиан отнеслась к обременению совершенно спокойно, и намерение немедленно отправиться в сад для разбирательств не поддержала.       «Это всего лишь утренник. Не воспринимай все так серьезно».       Всего лишь?!       — …то есть, задача стоит пошить костюм на тебя?.. Тогда это действительно катастрофа и ужас. Какой удручающий расход ткани…       — Давай, смейся, смейся, Саэрос, — покривился Элу, а закончил выверено и ультимативно: — Я. Не могу. Играть волка. На утреннике. В детском саду.       — Почему? — не понял Маблунг.       — Почему? — ухмыльнулся Саэрос.       Даэрон ничего не сказал, но Элу ответил и ему тоже:       — Потому что.       Саэрос, конечно, не унялся:       — Не твое амплуа? Не твой жанр? А, нет, знаю: не твой масштаб! Ничего, можно перенести действо из детского сада на оперную сцену. На санитарный день. Ради такого я готов приобрести билет в первом ряду.       — Веселись, веселись. Сейчас будем решать, кто меня заменит.       Саэрос заслонился рукой и в притворном ужасе повалился на диване.       — Я… — Даэрон взял маску, озадаченно взвесил в руках, — я мог бы в теории, но это же праздники, у меня там выступления одно за другим… Подожди, дай-ка я посмотрю расписание, — и полез в телефон.       — Дохлый номер, — продолжил глумиться Саэрос, и Элу все-таки не выдержал:       — Угомонись.       — Ой, а что такое? Ну не фырчи, не фырчи. Лучше признайся честно, какое слово во фразе «я не могу играть волка на утреннике в детском саду» является решающим? Утренник? Детский сад? Не в волке ведь дело, а?       — В волке тоже, — помолчав, ответил Элу. Не стал дожидаться продолжения издевок и пояснил уже серьезно: — Шутки шутками, но я не могу угрожать дочери. Даже в игре.       — М-да?       Да. Когда Мелиан вручила ему принесенный из сада пакет, из которого Лютиэн уже получила свой плащик и уже превратилась в маленький красный смерч, он отошел от первого шока, и даже надел маску, и даже заглянул в сценарий, но на этом все и закончилось. «А это, чтобы скорее съесть тебя, дитя мое!» — попалось в тексте самым первым, Элу посмотрел на остановившуюся на мгновение Лютиэн и понял, что ничего такого сказать не сможет. Никогда. Поэтому швырнул сначала сценарий, потом маску, а потом разразился негодованием.       — Тогда, — пожал плечами Саэрос, — сходи да откажись. Верни пакетик, пусть малышка сыграет дерево. Оно-то, наверное, без обременения выдается?..       — Тьфу на тебя.       — Того же.       — Ну… — подумав, Маблунг забрал маску у провалившегося в телефон Даэрона, — наверное, я смогу… Если там ничего сложного.       Сложности обозначились сразу, и спустя час издевательств ничего с места не сдвинулось. Текст Маблунг запомнил со второго раза, нехитрую последовательность сцен тоже, и даже со сценографией проблем не возникло. Но со всем остальным…       — Нет. Исключено. Ты испортишь Лютиэн дебют на сцене.       — Мы ж только начали, — беспечно пожимал плечами Маблунг, не прекращая смеяться.       Лютиэн тоже не прекращала: на зов она прискакала сразу, сразу, умничка такая, поняла, что к чему, облачилась в плащик, послушно повторила текст и наверняка произнесла бы его без запиночки, если бы не Маблунг.       — Друг мой, мы неожиданно раскрыли у тебя незаурядный комедийный талант, — резюмировал с дивана Саэрос, вытирая слезы.       Как-то так выходило, что любое движение Маблунга, любая его реплика попадали совсем не в ту тональность, выглядели по-хорошему глупо и при этом совершенно естественно. Лютиэн прыгала вокруг и смеялась без остановки; Даэрон пытался держаться и прятался в измятый сценарий; Саэрос держаться и не думал, рыдал на диване; пришедшая на шум Мелиан тоже улыбалась из кресла, и даже Элу понимал, что раздражение в нем борется с весельем.       Мрак и катастрофа.       — Да ладно вам, смотрите как здорово получается. Всем понравится! — гудел из-под маски Маблунг, и ситуация на полном ходу неслась к той самой катастрофе…       В дверь позвонили.       Не длинно, не коротко, один раз — как всегда. С уверенностью, что одного этого весомого звонка должно быть достаточно, чтобы услышать и побежать сломя голову.       Элу в молчаливом негодовании всплеснул руками, поймал и остановил пробегавшую мимо Лютиэн, обогнул ее и пошел открывать.       — Наконец-то! — возвестил, гремя замками, — для себя, для оставшихся в гостиной и для опоздавших, — наконец-то! Мы тут с ног сбились, а он…       — Что случилось? — без приветствия спросил Белег, переступая порог.       В пол грузно впечатался армейский рюкзак; в нем, судя по тому, как основательно привалился к стене, совершенно точно были не пирожки.       Элу ответить не успел: Белег отстранил его и, как был, не разуваясь, прямо в замызганных ботинках прошел по коридору, заглянул в гостиную.       — А мы тут, — донесся все такой же дурацки-веселый голос Маблунга, — репе-пе-пе-тируем!       Опять грянул смех.       Белег промолчал.       Обернулся на подошедшего Элу, коротко взглянул, снова отвернулся и окинул уже всю гостиную: обрадованно подскочившую к нему Лютиэн в плащике, бумажную трубку в руках у Даэрона, сдвинутую маску на макушке у Маблунга, скорчившегося на диване Саэроса, Мелиан в кресле; скользнул взглядом бегло и в то же время внимательно, как будто мгновенно все подметил, проанализировал и у себя в голове сделал выводы.       Довольно-таки часто эта манера не на шутку раздражала.       Элу собрался озвучить недовольство, но Белег повернулся и текуче опустился на корточки.       — Здравствуй, Маленький красный капюшончик. Куда это ты идешь? — произнес вдруг непривычно — незнакомым тоном, с деланым добродушием в голосе и отчетливым лукавством во взгляде.       — Я иду к бабушке! — подхватила Лютиэн, тут же включившись в игру: потупила глазки, притворно замялась, покачивая перед собой корзиночкой; поразительная артистическая реакция для такой малышки! — Несу ей пирожки и горшочек масла.       — Далеко ли живет твоя бабушка? — уточнил Белег, заинтересованно заглянул в корзиночку, где за неимением в доме пирожков и во избежание таяния масла лежал пакет пряников и пачка чая.       — Далеко! — сообщила Лютиэн и ткнула пальцем (ничего страшного, над сценическими движениями просто надо поработать) прямо в стоящего в дверях Элу, — во-он там за лесом. В домике на краю деревни.       Белег повернулся и тоже посмотрел на Элу, прямо ему в глаза — притворно задумчиво и прикидывая что-то. Ответил вкрадчиво:       — Тогда я тоже хочу проведать твою бабушку. Давай, я по этой дороге пойду, а ты ступай по своей. Посмотрим, кто быстрее будет.       Тут, немного нарушив порядок сцен, Лютиэн радостно рассмеялась, скользнула мимо Элу и ускакала в коридор, очень натурально помахивая корзиночкой.       Белег поднялся с корточек под аплодисменты.       — Браво! Браво! Теперь предлагаю сделать общий прогон и в конце съесть бабушку, — подал голос Саэрос, — а, бабушка?       — Как скажешь, — отозвался Белег уже из прихожей — ушел разуваться.       Прогон все-таки отложили. И маску эту дурацкую убрали, и журнальный столик отодвинули, выставив в центр гостиной большой — обеденный, чтобы отвлечься и провести остаток вечера за ужином и в разговорах.       Маблунг свое снятие с роли принял легко и с юмором, высказавшись в таком духе, что утренников этих на всех хватит. Даэрон согласился, а Саэрос повторил, что в самодеятельности не участвует ни под каким видом. Потом заговорили о другом. Маленький красный капюшончик, правда, еще появлялся и несколько раз вызывал Волка на сценические этюды, но был быстро отправлен спать, а перед этим потребовал чтения на ночь. От него же, конечно.       — …мама говорила, что она тоже может волка, но это же неправильно! Мама — волк… Неправильно же, Белег?       — Пожалуй.       — А надо правильно! И папа так сказал, но папа не может волком. Папа сказал, надо позвать вас помогать! А Даэрон тоже не может. А Саэрос не хочет. А Маблунг согласился и получилось очень смешно, а папа говорил, так нельзя… Папа хочет, чтобы все было хорошо и правильно.       — Все хотят.       — Да! Тоже хочу! Хочу, чтобы у всех все было хорошо. У Капюшончика… У бабушки… У Волка тоже…       Тут, судя по звуку, Капюшончик все-таки израсходовал свой дневной заряд сил и уснул, и Белег пристроил книжку на край стола.       — Спасибо, — наконец, нормально поблагодарил Элу. Он стоял в дверях, наблюдая из темноты — грибок-ночничок над кроватью досюда не доставал, и Лютиэн его не видела.       — Не за что, — не оборачиваясь просто ответил Белег.       — Где ты был?       — В отъезде.       Манера иной раз давать на простые вопросы одновременно честные и бесполезные ответы тоже входила в число тех, что изрядно раздражали. Но сейчас Элу раздражаться не стал.       — Все в порядке?       — Вполне.       Белег поднялся, повернулся, рассеяно посмотрел по сторонам. В свете ночничка блеснули ременная пряжка, циферблат хронометра на левой руке — над ссадинами и заметно разбитыми костяшками; цепочка на шее — она пряталась под форменную футболку, а сам жетон только выступал контурами на ткани. Белег посмотрел на шторы, на шкаф с цветными книжками, на ящик с игрушками, остановил взгляд на обоях, покивал чему-то и спросил:       — Переночую у вас сегодня?       — Конечно, — ответил Элу.       — Спасибо.       А когда вышли в коридор и тихо прикрыли дверь, добавил, продемонстрировав еще одну своеобразную манеру — озвучивать разрозненные куски стремительных размышлений, отчего иногда оставалась совершенно непонятна связь между ними.       — Пожалуй, детский сад — нет. В школу.       — Что?       — Школа. Выйду в отставку, уйду работать в школу. Буду там детей пугать.       Не дав Элу ничего больше спросить, он повернулся, из темноты коридора оскалился и тихо порычал:       — Р-р-р.