Любовь и ненависть спят под одной крышей

      Солнце опускалось за линию горизонта, но все также продолжало припекать в спину, становясь более щадящим, нежели невыносимо жарким днем.       Запрокинув голову к верху, Рикки тяжело вздохнула, смахивая челку с глаз.       Оттенки оранжевого сливались воедино с красочными оттенками малинового, а пара облачков около виднеющейся половины темно-янтарного солнца прибавляли ему некой дымки, делая живописный пейзаж необычайно чарующим.       Втянув носом запах морского бриза, Рикки заправила выбивающиеся белокурые пряди за уши, устало пробегаясь глазами по пляжу, пока ноги непроизвольно вели ее по прибережному песку. Звук подступающих и мгновенно уходящих волн, местами оставляющих небольшие ракушки и желтоватую пену у подножий причалов после себя, успокаивал.       Но еще больше успокаивало нахождение в самом океане.       В том облике, который был скрыт от глаз любопытных зевак. В том облике, о котором было известно лишь трем людям, не включая саму Рикки.       В облике русалки.       Прикусив губу, девушка опустилась на лавку, так и не осмелившись подойти ближе к воде, наверняка такой прохладной и смывающей все невзгоды, стоит только зайти в нее по колено.       Не сейчас. Не при остатках серферов, громко смеющихся и обсуждающих между собой волны, на которых удалось прокатиться несколько часов назад.       Рикки тоже бы хотелось так беззаботно смеяться и не погружаться в собственные мысли всякий раз, когда фокус внимания смещался на нечто волнующее. На что-то, что неприятно зудело в груди и мешало концентрироваться.       Веки сомкнулись сами по себе.       Единственное, чего хотелось — умиротворения. Спокойно выдохнуть и ощутить, как скребущиеся кошки на душе мигом испарились, а вместо обременительных зажимов внутри по телу бы прошлась расслабляющая волна.       Недавнее полнолуние высосало все силы, перевернув с ног на голову итак изменившуюся не в самую положительную сторону жизнь. С каждым днем становилось все тяжелее и тяжелее.       Как минимум — носить в себе изнуряющую тайну, о которой одновременно хотелось и кричать, и забыть как страшный сон.       А теперь и новая способность воспламенять все вокруг. Комбо!       Веки распахнулись от противоречивых эмоций и мыслей, цепляющихся друг за друга и изводящих вновь образовавшимся внутренним конфликтом.       Рикки стиснула челюсти и уставилась на манящий своим видом океан в метрах двадцати от лавки, на которой она нервозно восседала, держа руки скрещенными на груди.       — Чедвик?       Рикки дернулась от внезапно раздавшегося мужского голоса позади.       Она сразу поняла, кто это. Только один человек называл ее по фамилии, да с таким пренебрежением и холодностью, что пальцы вжимались в ладошки с чрезмерной силой.       — Бенетт! — с натянутой улыбкой протянула Рикки и обернулась к подошедшему парню.       Встретившись взглядами, они оба выдержали секундную паузу.       И за эту паузу голубые глаза рефлективно подметили на лице Зейна предсказуемую лукавую ухмылку, хоть и не растянутую как обычно до ушей в нескрываемом самодовольстве. Несмотря на это, в его взгляде все еще пылала заносчивость и надменность, проявляющаяся как можно лучше в моменты, когда он смотрел на Рикки снизу вверх.       В точности, как сейчас.       — Чего тебе? — отмахнувшись, первая подала голос она, отворачиваясь и вновь возвращаясь к разглядыванию океана.       — Рикки…       Брови намхурились, а взгляд сменился на недоумевающий, вынуждая девушку повторно оглянуться на Бенетта.       Рикки?..       Проследив за тем, как Зейн обошел лавку и встал напротив, преграждая взор к пейзажу, она медленно подняла на него глаза.       — Какая муха тебя укусила, Зейн?       — Хватит, — твердо отчеканил он, серьезно глядя на блондинку. — Я пришел поговорить.       С губ сорвалась усмешка и в моменте осознав это, Чедвик осеклась, с ужасом понимая: она перенимает некоторые его повадки.       Как, например, эту: гадкая, высокомерная и презрительная усмешка.       Если она так и делала, то без особой желчи и надменности, присущей только Бенетту. И по необходимости, когда, например, могла сцепиться с Мириам, ее подружками или безмозглой шайкой Нейта.       Хотя, с другой стороны, это можно было объяснить… Обычная зеркалка пренебрежительного отношения к зазнавшемуся человеку.       — Поговорить? — с напущенным интересом переспросила Рикки, вскинув брови, наряду с этим пытаясь подавить вспыхнувшее в груди волнение.       Тревожные опасения интуитивно начали просачиваться в голову, если не опускать факт того, что произошло на острове Мако совсем недавно…       Она смутно помнила детали того рокового вечера, если только не учитывать назло въевшееся в кору мозга присутствие Бенетта, взявшегося из ниоткуда в момент, когда она безвольно опробовала новую способность. Оттого улетучившееся продолжение их коммуникации вынуждало ощущать себя сидящей как на иголках.       Если что-то и было, о чем Рикки в состоянии здравомыслия, а не под влиянием полнолуния, могла бы пожалеть, Зейн, мутный и непредсказуемый тип по своей натуре, не внушал какого-либо доверия. Ведь он попросту мог выкинуть нечто такое, что погубило бы за считанные мгновения ее и так подбитую репутацию.       Власть, которой он обладал в их городе, была непосильной для нее. Ни одно ее слово не стало бы в противовес его.       — И о чем же ты хочешь поговорить, Зейн?       — О том, что было на Мако, — начал он, напряженно глядя на блондинку.       Глядя с надеждой, что она сама заговорит на эту тему. Даст объяснение тому, что, все-таки, произошло. Расставит все точки над «и».       Фыркнув, Чедвик вскочила с места. Она не смогла выдержать этот испытующий взгляд карих глаз, который нахально искал ответы в ее голубых, недоверчиво прищуренных.       — Ничего не было! — прошипела Рикки, стискивая челюсти до скрипа.       — Правда? — усмехнулся он. — Поцелуя тоже?       Сердце пропустило удар.       Девушка замерла, в неверии захлопав глазами. Неужели они?…       — Что ты вообще делала там так поздно?       — Тебя… — Рикки сглотнула ком в горле, заправляя волосы за уши. Попытки совладать с собой не увенчались успехом — ее голос дрожал, руки не слушались, а мысли переплетались между собой, мешая мозгу здраво функционировать. — Тебя это не касается, ясно?       Внутри вспыхнули языки столь обжигающего пламени, что все тело горело от ярости, а глаза светились недоброжелательностью из-за появления Бенетта со своими расспросами. Появления в таком несуразном, противоречивом ключе. Да эта история сплошной диссонанс!       Раньше они оба были лишь знакомыми, на дух непереносящими друг друга.       А теперь…       Рикки отвернулась от Зейна и направилась прочь.       Она очень хотела уйти.       Но мертвая хватка на локте не позволила этого сделать.       — Отпусти. Меня. — процедила сквозь зубы она, все еще стоявшая к нему спиной.       — Долго бегать не получится, Рикки. Я хочу объяснений.       Губы тронула ядовитая ухмылка. Хмыкнув, она резко обернулась к Зейну, дерзко глядя на него.       — Да кто ты такой? Думаешь, я буду объясняться перед тобой?       Рука сама собой дергалась в цепких мужских пальцах.       — Без обид, Зейн, — продолжала Рикки, неотрывно глядя в его жаждущие глаза. — Но ты не тот человек, которому я расскажу хоть что-нибудь о себе. Что, как и для чего я совершила тот или иной поступок — не твое собачье дело.       — Господи, Рикки! — фыркнул он, притягивая девушку ближе, тем самым делая все ее попытки вырваться тщетными. — Ты можешь хоть раз вести себя не как стерва, а просто поговорить? По-человески!       Бенетт увидел перед собой округлившиеся голубые глаза, ставшие еще больше от сорвавшихся с его уст слов. В них отражался огромный спектр эмоций, скачущий от недопонимания, обиды и неверия к чистой злости, ярости и ненависти.       — Просто… — он тяжело вздохнул, не обращая внимания на то, как ее бледное лицо пылало от распирающих чувств, а тонкое запястье дергалось и дергалось в его пальцах. — Просто объясни: зачем?       — Зачем что? — выпалила она.       — Зачем ты поцеловала меня, если не переносишь на дух?       — В том-то и дело, Зейн, я не переношу тебя на дух! Поэтому твои слова противоречат действительности! А если между нами что-то и было, то, я уверена, по твоей инициативе, не более!       — Подожди… — парень осекся. — Ты ничего не помнишь?       — А должна?       Они оба замолчали.       Рикки хоть и была растерянна от вываленной на не информации, от которой ее прошлогоднюю версию вывернуло бы наизнанку, но держалась стойко, гордо задрав подбородок к верху, как бы показывая, что произошедший инцидент на острове Мако не выбил ее из колеи так, как самого Бенетта, морально ослабшего в ее же глазах.       Зейн же еще больше начинал путаться в своих домыслах. Когда он только прибыл на остров и обнаружил там ее, она показалась такой… другой. Не такой, как сейчас. Не такой, какой она пыталась казаться на публике.       Она была собой?       Задумчивой и одновременно беспечной. Легкой. Та Рикки ничего не усложняла и не пыталась абстрагироваться. Не воротила носом и не заедалась так, как делала это всегда. Не агрессировала, не отстранялась, даже не вспыхивала как спичка, стоило ему приблизиться на шаг. Даже больше, чем на шаг.       Та Рикки, которую Зейну удалось застать на острове Мако в удивительно странных обстоятельствах, делала так, как велело ее сердце.       Он точно это знал, потому что именно этот позыв отражался в ее небесных глазах, которые впоследствии оставили неизгладимый отпечаток в его памяти.       Увидев однажды ее такую сторону, он больше никогда не хотел видеть эту обороняющуюся.       Ведь именно та простота, искренность и откровенность сделали мгновение, проведенное с ней наедине, своего рода интимным. И это было последнее, что ему запомнилось перед потерей сознания из-за нехватки кислорода в горящем лесу.       Ее голубые, как бушующие волны океана глаза, мягкие губы и огонь, разошедшийся вокруг них из ниоткуда.       — Ты мне нравишься, Рикки.       Вырвавшиеся необдуманные слова в ином случае заставили бы Зейна как следует промыть рот с мылом, дать себе нехилую затрещину или же спроецировать все свои двойственные эмоции и чувства на нее. Обозвать, накричать, высмеять. Что угодно, лишь бы избавиться от этого преследующего чувства…       Неправильности.       Но стоило им только вылететь изо рта, как он ощутил удовлетворение. Скорее даже не от признания бушующих чувств к Рикки, как самому себе. Устав бегать от собственного «я» и от тех парадоксальных мыслей в голове, Зейн первым пошел на капитуляцию в собственно начатой войне.       И у него не появилось странного желания сделать с собой что-то. Ничего из перечисленного не маячило где-то в внутри.       Он был искренен. И это дало чувство некого освобождения от обременительных кандалов, уже долгое время тянущихся за ним по пятам, в точности как дотошная тень альтер эго.       — Что? — спросила Рикки.       — Ты мне нравишься.       Пару секунд на лице девушки было замешательство, словно она не верила или же не хотела верить своим ушам. А затем раздражение.       — Хватит нести чушь! — крикнула она и, наконец, вырывала собственную руку из руки Бенетта.       Она… Не верила?       — Издевайся сколько хочешь, но то, что произошло на Мако — ничего не значит! Ты просто жалкий, эгоистичный и подлый…       Рикки осеклась, позабыв весь словарный запас. Даже те самые фразы, которые напридумывала для таких ситуаций, которые часто озаряли ее голову своей гениальностью, стоило Зейну, проходящему мимо, вкинуть пару колкостей ей, Клео или Эмме.       Однако сейчас была другая ситуация. Поражающая собственной откровенностью.       — Кто? — спросил Зейн, увидев, как вдруг опешившая блондинка не могла подобрать слов. — Козел? Урод? Кто, Рикки? Я плохой, только потому, что ты мне нравишься? Или ты просто не в состоянии поверить, что можешь понравиться даже такому кретину, как я?       То, что удалось расслышать в ее словах: неверие, мнительность и тот немой испуг — все это сыграло с Зейном злую шутку.       — А знаешь, — продолжал он, тут же вышедший из равновесия. Тут же потеряв над собой контроль. — Я, кажется, понял: ты такая замухрышка, что не способна принять факт того, что, просто-напросто, можешь понравиться хоть кому-то. Ты настолько отчаялась, что даже не хочешь в это верить. Я прав?       Когда состояние гнева спадет, Зейн, конечно, пожалеет о своих словах, но столкнувшиеся взрывные характеры не способны на нечто другое. Как минимум сейчас.       Оба прекрасно это знали, как истинные обладатели такого «добра», но точно не в эту секунду.       — Не удивлюсь, если ты вообще впервые слышишь что-то из разряда: «ты мне нравишься». А если и слышала, то, наверняка, от каких-нибудь убогих чмошников или мамкиных додиков. Да даже твои безмозглые подружки будут поприятнее, чем такая редкостная сука, как ты!       За грянувшую секундную паузу осознания на лице парня показалось внезапное прозрение. Темные брови удивленно вскинулись к верху, а слегка приоткрытый рот застыл в немом вопросе.       Он не хотел.       Оно правда само вырвалось.       — Да пошел ты, Бенетт.       Выплюнув эти слова почти в самое лицо Зейна, Рикки едва сдержалась, чтобы не влепить ему звонкую пощечину. Вместо этого, она последний раз окинула его испепеляющим взглядом и развернулась, уходя прочь без оглядки.       — Рикки!       Она не оборачивалась.       Лишь быстро шагала в направлении лестницы, чуть ли не забегая по ней наверх, желая как можно скорее укрыться от кающихся выкриков ее имени и отчаяния, которое, она могла поклясться, искрилось в его жутко незабвенных, карих, как крепкое кофе, глазах.       А он остался стоять около лавки, слушая, как волны приходят и уходят. Остался со своими угнетающими мыслями и новым обострившимся чувством.       Чувством неутолимой вины и страха, что это был его единственный шанс.       Который он, вероятно, упустил.