Гарри и девочка

      Сначала, всё шло как бы по нотам. Сидящие в первом ряду Судьи молчали и никак на его самовыдвижения не реагировали.       — «Небось, пройдёт?» — подумалось Альбусу.       И если бы список сегодняшних пунктов из повестки дня заканчивался бы номером «один единственный», то, наверное, прошло бы. Но, в повестке был и второй, ничуть не менее каверзный пунктик — Дамблдор хотел, да что там просто хотел? Он в абсолютной мере нуждался быть единственным, утверждённым решением Визенгмота опекуном Героя магмира.       Самое плохое в этом деле было то, что надо было всё это озвучить. Промолчать — не прокатило бы. Но, как только прозвучало имя Гарри Поттера, старики в первом ряду внезапно проснулись, всполошились и всем своим корпусом подтянулись вперёд, изображая собой гончих почуявших запах добычи. Заметив блеск азарта в глазах лорда Абраксаса, под ложечкой у Дамблдора… засосало. Он, вдруг, почувствовал этой самой добычей самого себя.       Плохой, очень плохой знак.       А потом весь, ранее подготовленный им план, полетел книзлу под хвост. Хотя, куда там книзлу? Мантикоре под хвост полетел его Грандиозный план.       Лорд Корвус Лестрейндж первым из судей взял слово и, не юля лишний раз, сразу спросил как так получается, что именно себя — и только себя, в роли опекуна мальчика Поттеров видит Альбус Дамблдор. В чужой семье Джеймса в частности и в роду Поттер в целом, никак с ними не связанным, своим происхождением как-то недотягивающим — и, вдруг! Опекуном, видите ли.       На возражении Альбуса, что он с этим справится, потому что всю жизнь с детьми работает, ему ответили звонким детским смехом. Смеялась та незнакомая девочка с коронкой, а за ней захихикала сидящая рядом старушка, которая взяла слово и разбила все надежды кандидата в опекуны стать таковым:       — А скажи-ка, Альбус, как нам доверить тебе воспитание наследника рода, если у тебя самого и рода-то нет? И сам ты не осознаешь разницу между воспитанием маленького мальчика и выросших уже, одиннадцати- и выше, летних подростков. И рассуждаешь так, как от такого, как ты человека и ожидается. Человека неженатого, без семьи, без опыта в воспитания какого-бы-то-либо маленького ребёночка. Да ты собственной сестре Ариане жизнь не сохранил, а сегодня претендуешь на совершенно, абсолютно неродного тебе мальчика. Ты чего добиваешься, Альбус Дамблдор? Затащить Гарри Поттера под свой большой палец, чтобы втянуть и этого, последнего Поттера, в свои игрища?       Директор Хогвартса, услышав это, мог только лупать за очков-артефактов глазами и диву дивиться, как могла эта древняя старушенция так легко раскусить его План и так легкомысленно донести его до ушей всего собрания Визенгамота. Были бы здесь только его шавки из второго ряда, игнорировал бы он выступление старушки, но… Всем составом в зале номер десять присутствовал Совет магов. А те держатся свысока и к ним, даже после финта с организацией противостояния, якобы, Сил света и добра с Силами тьмы и зла, не подступиться. Чай, не додумаются совсем его из волшебного мира Британии извести! И кто она такая, бабка эта, почему не называет свою фамилию?       Тем временем бабушка продолжила говорить, а остальные лорды слушали её очень внимательно:       — Чем, например, Лестрейнджи на роль опекунов плохи? У них и родство с маленьким Гарри есть, и желание — тоже. Или Блэки? Краучи… а-а-а… эти нет, слишком Бартемиус лютый… Малфои, с другой стороны, тоже могут вырастить и воспитать своего родственника, подготовить того к наследованию… А ты кто, вообще? Потомок мигрантов сомнительной чистоты крови, с матушкой-полуиндианкой. Сын осужденного на пожизненное заключение в Азкабане отца, убийцы троих мальчиков. И как, как ты себе представляешь такое, чтобы мы, знать британского волшебного мира, позволили такому, как ты, быть опекуном отпрыска одного из нас?       На что разобиженный Дамблдор среагировал молниеносно, контратаковав.       — Раз вы такие отважные, чистые и умелые в воспитании маленьких волшебников, скажите мне, уважаемые лорды, а где собственно ваши-то дети? Нары в Азкабане трут. Вы-то здесь при чем?       — Трут по твоему надуманному решению, Дамблдор! И этого отступника Крауча, который, чтобы доказать свою непоколебимую верность закону, собственного сына в Азкабан засунул! — крикнул с места лорд Нотт.       — А не надо было примыкать к рядам Волдеморта и позволять метить себя как скот, — зло ухмыльнулся Альбус. — Творить террор и мешать законопослушным гражданам жить своей жизнью…       — А что, надо было к твоей противоправной организации «Жареная индюшка» примыкать и ратовать за воссоединение с миром простецов, что ли? — вмешался лорд Абраксас Малфой. — А твои собственные единомышленники, сами-то они где, а, Дамблдор? У Темного лорда единомышленники хотя бы живы и пока здоровы, будь то и за стенами Азкабана. Но, живы! А твои где? Все полегли в гробах под землей. Остался кто из них в живых, а? Кто? Одни жулики и мелкие воришки, вроде Флетчера и Падмора… А-а-а, забыл ещё, что и вся цельно купленная семейка Уизли жива. Только тем, во время войны «со Злом», как ты говоришь — и боролись, что строгали мальчиков одного за другим…       Лорд Абраксас разошёлся в своих обвинениях, чем заслужил одобрительные возгласы своих «коллег» с первого ряда и крики возражения с заднего. Но, сам ведущий заседания тоже равнодушным не оставался, потеряв контроль над выражением собственного лица. Его глаза давно перестали мерцать, а начали извергать молнии гнева к этим неподвластным его влиянию «аристократишкам». Для которых имя «Дамблдор» звучало наравне с именем «Флетчер», например. Это было для претендующего на пост Верховного чародея Визенгамота обидно, по меньшей мере.       Но, этим не закончилось. Дальше, в дебаты включился и лорд Игнатиус Прюэтт, который давно точил на директора Хогвартса зуб за его неправомерное вмешательство в жизни всех его троих племянников. Двое из которых — близнецы Гидеон и Фабиан — пали в бою якобы с приспешниками Того-которого, что так и осталось недоказанным. А его племянница Молли, подтолкнутая директором к непокорству собственным родителям, сбежала с Артуром — младшим братом её собственного жениха Роланда, старшего сына и наследника Септимуса Уизли. Роланд сразился на дуэль с братом-предателем и…       Его дальнейшая судьба утонула в неизвестности. Зато в магической ауре Артура появилось темное пятно Изменника рода, которое люди видели в ауре каждого из его сыновей.       Предатель крови на данный момент исполнял у Дамблдора роль секретаря заседания. Наверное, потому, что хотел Альбус обелить или, хотя бы, уменьшить в глазах общественности недоказанное преступление своей шавки.       — По вопросу опекунства, Дамблдор, — опять взял слово Корвус Лестрейндж, — раз у тебя нет на руках Завещание молодых, погибших как ты говоришь от руки Того-которого, Поттеров, в котором чёрным по белому написано, что опеку своего сына они оставляют лично тебе, то ты кругом виновен. Кто дал тебе право похищать их сына и скрывать его от родственников со стороны Джеймса? И не задаешь ли ты себе вопрос, как Гарри Джеймс Поттер не у тебя или у твоих, таких ЗАБОТЛИВЫХ единомышленников, оказался? Почему он, на данный момент, здесь находится? В зале номер десять, а?       Дамблдор затаил дыхание — значит, кто-то неизвестный прознал о том где и на руках у кого, бросил он маленького заср… а-а-а, героя. И забрал того из дома Петунии!       Тем временем Корвус продолжил с вопросами:       — А по вопросу твоей кандидатуры на должность Верховного чародея у меня напрашиваются два уточнения. Первое — кто из нас, Судей Визенгамота, выдвигал твою кандидатуру? А раз никто из законных членов Визенгамота не делал этого, то твоя кандидатура недействительна. И второе — высказывание леди Бёрк наводит на закономерные сомнения в твоей абсолютно необходимой для этого высокого поста честности и чистоплотности.       — Я победитель Темного лорд Гриндевальда! — возвысил голос разошедшийся Дамблдор.       Но его прервала та самая старушенция, которая леди Бёрк (Ты смотри! А говорили, что её тоже подкосило драконьей оспой.), которая изображала из себя бабушку-одуванчика. Ну, одуванчика-не-одуванчика, но была она на него, Альбуса, чем-то обозлённая.       — На твоём месте, Дамблдор, — её голос был полон ехидства, — я перестала бы хвастаться этим. Думаешь, драконья оспа подкосила всех волшебников, кто старше тебя и никто из твоих современников вашу мерзкую с Гриндевальдом связь не помнит? И где Геллерт, небось в гробу? Ха! Ха! Как-то не прилёг он в сыру землю-то! Нежится твой дружок-полюбовник в Нурменгарде, построенным вами обоими замке, живёт себе не тужит… А ты — победа, да победа! Какая там победа? Договорняк у вас был, милок, договорняк! Мне лично Карлус Поттер об этом рассказывал. Ты потому, чтобы никто из молодежи ничего о том позоре не узнал, так о старшем поколении позаботился, а? «Двенадцать способов использования драконьей крови», да? И кто вручил тебе Орден Мерлина первой степени, небось эта желторотая шелупонь? — махнула она сухонькой ручкой себе за спину.       — Вы, в-вы… Не имеете право обсуждать мою жизнь, мои успехи и мои битвы. Орден мне присудил МКМ, а не здешнее Министерство магии! И! И есть у меня Завещание Джеймса Поттера, есть! — Альбус протянул руку к покрасневшему как вареный рак Артуру и рявкнул: — Дай мне Завещание Джеймса!       Пора было заткнуть рты этим аристократишкам «решающим доказательством», представив тем нужный «документ».       Получив рулон, он растянул его во всю его длину, чтобы и на последнем ряду были видны вензели, красно-золотые кисточки, печати и прочая, чем был накручен пергамент.       — Вот и смотрите, это Завещание Джеймса Карлуса Поттера от пятнадцатого октября восемьдесят первого года. В нём все написано — к кому переходит забота о его маленьком сынишке, если с ними обоими, Джеймсом и Лили, случится самое худшее и они оба погибнут. Тут список возможных опекунов, мое имя указано на первом месте. Вот, читаю: «Если мы с моей женой Лили Поттер, в девичестве Эванс, погибнем, забота о нашем общем сыне, Гарри Джеймс Поттере, переходит к следующим людям: номер один — Альбус Дамблдор, наш уважаемый директор; номер второй — семья моей свояченицы, Петуния Роза Дурсль, в девичестве Эванс; номер три — …» Дальше нечего читать. Но, послушайте, всё-таки, остальные распоряжения: „ Всё наше имущество переходит к нашему единственному сыну Гарри Джеймсу Поттеру в день его совершеннолетия, тридцать первого июля одна тысяча…       Громкий крик возмущения с первого ряда судейских скамеек прервал словоизлияния Дамбдора. Он поднял глаза, чтобы разглядеть того смельчака, кто прервал его в такой ответственный момент и… так и замер. Сердце у него хлопнуло в области горла и на долгие несколько секунд перестало биться. А потом его перестукивания загремели у него в висках.       Потому что молодой человек, сидевший рядом с лордом Арктурусом Блэком выпрямился и, взмахнув палочкой, разом снял с себя Чары сокрытия внешности. И на Альбуса пылающими гневом глазами смотрел сам Джеймс Карлус Поттер. На удивление всем живой и очень, очень злой.       — Этот документ фальшивка, — объявил во всеуслышание его молодой мужественный голос. — Мы с Лили завещания не писали. Зачем? Нам по двадцать два года!       Никогда в своей сто с лишним летней жизни Альбуса Дамблдора, профессора и директора Хогвартса так грубо не опускали. И так сокрушительно. С вершины сразу в... ну, пусть будет грязь.       Пергамент, который он держал руками упал, планируя, на пол. Дамблдор весь затрясся от… от стыда, от гнева, от разочарования… Как, как такое могло случится? Ведь он, собственными глазами видел трупы и Джеймса, и Лили! Мертвое тело последней он несколько минут разглядывал, даже пульс нащупывал. И не нашел. Та была мертва на все сто процентов!       Дальше, опять облом! Потрясения в этот день не закончились.       Опираясь одной рукой об столешницу банки, с места рядом с Джеймсом, медленно поднялась... тоже живая, молодая, но уже сильно на сносях, Лили Поттер.