***
- Никогда не целовал женщину?! Она злится. Сильно. Даже каблучком притопывает в негодовании. Он часто задумывался над тем, какой она будет - женщина, подчинившая дракона. Высокая? Низкая? Хрупкая? Властная? Загадочная? Утонченная? Будет ли она любить Эймонда или только использовать? Красная жрица, лесная ведьма или обычная лекарка, приласкавшая строптивого юнца? Околдует? Заманит в трясину? Или будет оплакивать любимого до конца своих дней? Он думал, что полюбит ее, едва увидев. Если любит Эймонд, то и Юэн тоже. В этом вся суть, так?! Эймонд Таргариен, одноглазый Убийца родичей, всадник великолепной Вхагар, принц-регент, защитник Королевства, ужас Речных земель, военный преступник, злодей - часть его сердца, ума, души. У него тело Юэна Митчелла, его скулы, нос, рот, глаза… То есть, глаз! Его пальцы. Он умеет играть монетами и сталью. И маму любит ничуть не меньше самого Юэна! И Юэн вполне сжился с мыслью, что Алисента-Оливия его… их мать. Непростая, конечно! Им бы залезть на Вхагар да рвануть в Дорн. Пить пина-коладу на теплом песочке и говорить… Много и обязательно честно, открывая сокровенное и больное. Эймонд бы лежал у нее на коленочках, щурился единственным глазом от солнца, а мама бы гладила его по увечной щеке. Или по целой. Да, лучше по целой… Чтобы не уязвлять его гордость намеком на жалость. Вернулись бы другими людьми! А Эйгон? Темный близнец Тома! Его что любить, что ненавидеть - проще простого. Мятежная кровь одна на двоих. И вот теперь Гейл… Алис… Стоит, уперев кулачки в бока. Тяжелый взгляд уже дыру в нем прожег! Это ее любит Эймонд? Это она его леди? Мать его сына? Юэн не знает. Что-то пошло не так с самого начала. Костюм, грим, серебряные волосы, даже повязка - все детали брони на месте! А не щелкнуло! Не ушло собственное я, не растворилось под маской. - Эта сцена должна быть идеально чувственной! А ты все портишь! Будь проклят контракт, где черным по белому написано, что Юэн Роберт Митчелл дает согласие участвовать в съемках сцен интимного характера. Ну, что теперь делать-то? Будь он Мэттом Смитом, тоже выторговал определенные поблажки. Но он - никто. Его не пригласили первым на роль. Да и вторым тоже не пригласили. Пришлось бороться за право стать Эймондом Таргариеном. Смешно было бы открывать рот и говорить, что не можешь… вот это вот все. Хотя тогда он думал, что сможет. Он уже засветил на экране голой задницей и считал, что после этого готов ко всему. Ну, если уж удалось вполне себе правдоподобно сымитировать игру рукой в собственных трусах под присмотром пары камер, то и с женщиной проблем не будет. Да что уж там! Он вполне неплохо продемонстрировал свою наготу в том сезоне, уткнувшись лицом в великолепную женскую грудь. Было просто. Это всего лишь тело! Что здесь особенного? Но это оказалось другим. Совсем. И вот теперь милая маленькая Гейл смотрит на него с нескрываемым раздражением. Они целуются все утро. Едва не с рассвета, и все впустую. Механически все идеально и, возможно, даже красиво со стороны. Но эмоционально пусто. Потому что все мысли там - в завтрашнем дне, где придется изображать игру в любовь. И Юэн уже заранее готов провалиться под землю. Даже уши краснеют! А сердце колотится, как у мальчишки на первом свидании. Они обсуждали все миллион раз. Сцена как сцена! Мужчина, женщина, поцелуи, скромные ласки… Нет! Максимально скромные ласки. Аккуратно и ужасно профессионально. Всем должно быть комфортно. Просто. Весело и немного смешно. Лишь каплю неловко. - Хватит на сегодня. Ты меня вымотал. - бросает Гейл, недовольно поджав губы. Не Алис… Также, как и он, не Эймонд.***
Кафе на террасе, открытой любому легкому ветерку, - то, что нужно, чтобы немного отвлечься. Юэн точно знает кого там найдет в столь поздний час. - Привет, затворник! Что заставило покинуть обитель одиночества и сигаретного дыма? - Фабьен салютует стаканом, почти наполовину полным чем-то, подозрительно напоминающем виски. Как можно?! А если лицо наутро припухнет и в кадр не вместится? Поодаль возлежит в наушниках Том. Лицо его безмятежно, как у младенца. Ежедневное многочасовое пребывание в искусных руках гримеров наводит его на философско-меланхолический лад. А может он просто не может до конца выйти из роли. У Эйгона депрессия. Жизнь изломана, как и тело. Он одинок, жалок и сам не знает чего хочет больше - мстить или сдохнуть. Глотает вино, вместо макового молока, ослепляя сознание, но не убирая до конца боль. - Как день? Мой ужасно! Упал с лошади! Два месяца занятий и полное фиаско… - улыбка в тридцать два зуба ясно свидетельствует, что падение не подорвало уверенности в себе, и стало лишь небольшим приключением, развеявшим напряженность бесконечного сьемочного дня. - Мой тоже не очень. - Юэн опускается на край кресла, беспокойно оглядываясь. - Здесь можно курить? - Да. И пить сироп из сотни кусочков сахара, который ты называешь кофе. - подмигивает Фабьен. - Ты слишком напряжен. Может хочешь что-нибудь крепче кофеина? Юэн в раздумьях трет подбородок, линию челюсти, трогает нос, устало сжимает переносицу. Расслабиться необходимо, и хоть он особо не приветствует алкоголь, но от бокала вина в хорошей компании ничего ж не будет? Верно? - Виски, коньяк, бренди? М? - интересуется товарищ, истолковав сомнение как согласие. Верно истолковав! - Может что-нибудь полегче? Завтра трудный день… - в раздумьях поднимаются острые плечи. Полегче - это шампанское. С едва уловимой кислинкой и завораживающим шипением пузырьков. Услада для глаз, ушей, рта. - Отлично, да? Знал, что тебе понравится. Оливия без ума от него. - шумит коллега. - Не-не, стоп! Без сигареты! Вкус портится. А он достоин внимания! Без так без. От никотина и без того тошнит и кружится голова. Он скурил почти две пачки, а это гораздо больше привычной нормы. Кто там говорит, что курение успокаивает? Они, должно быть, и не нервничали никогда! И уж точно не делали того, что предстоит ему. - Я знаю, что с тобой. - улыбка не сползает с лица, а в темных глазах мелькает что-то вроде противоречивого микса озорства и сочувствия. - Завтра день икс? - Угу. Вроде того. - соглашается Юэн, рассматривая бокал на просвет. Пара глотков сделали свое дело, и голова стала пустой, легкой, как один из этих золотых пузырьков. - Не… Не думаю, что все пройдет гладко. Сегодня я не смог толком поцеловать ее. - О! У Гейл злой язычок и острые зубки? - подмигивает Фабьен. Мутные глаза явно говорят, что последний стакан был определенно лишним, но самым вкусным. - Она укусила тебя? Откинувшись на спинку кресла, Юэн жмурится, вспоминая ее взбешенное личико. Мдаааа… Не даром ее взяли на роль ведьмы! Ведьма и есть! Еще немного, и в жабу бы его превратила! Одним только взглядом. - Ужалила. Шампанское испаряется быстрее, чем хотелось бы. Не хватало завтра заявиться к ней с помятым лицом… - Мой тебе совет… - мудрость пьяного сродни мудрости бога, и Фабьен щедро делится ей с неопытным коллегой. - … подружись с ней. Проводи больше времени в ее компании. Касайся. Сразу станет легче! А когда дело дойдет до главного… Вспомни, чем она тебе нравится. Что в ней есть такого… Особенного? - Ничего. - морщится Юэн, вспоминая неопрятную мальчишескую прическу и колкие фразочки. - Она будто из острых углов вся. Как Железный трон! Куда ни ткни - всюду лезвие. - Отличная пара для психанутого принца, м? - опустевшие бокалы заменяют новыми. - Когда мы с Оливией работали над теми сценами… - он делает немыслимо непристойный жест языком, ввергая Юэна в краску. - … я только и думал, как она хороша. Стройные ножки, манкие губы…. Мммм… А глаза?! Видел ее глаза? Робкие, как у невинного олененка. Страстные, как у отпетой шлюхи. Я облажался! Нет, правда… Но она приняла это за комплимент! - хмыкнув в стакан, Фабьен закончил гораздо тише. - Я почти влюбился… Юэн нервно огляделся еще раз. Друг пьян. Эти откровения не для чужих ушей. Не дай бог, дойдет до самой мисс Кук! Будет нехорошо! Но вокруг пусто и мирно. Хорошо. Высокое звездное небо с колесом Млечного пути. Тихо вздыхающий городок. На террасе они практически единственные гости. - Везет! - вяло хихикает Том, не открывая глаз. - Все, на что я мог польститься за три года съемок, - член Эймонда Таргариена перед собственным носом. А Эйгона прославляют, как короля борделей и шлюх! Эйгон Драконий член! - Некоторые тебе завидуют… - излишне громко хохотнул неудачный наездник не в меру бодрой лошадки. - Вон Брейди с муженьком наверняка стояк ловят, пуская на него слюни! - Не стоит. - останавливает его Юэн небрежным неприязненным жестом. К чему эта грязь за глаза? - Брейди - отличный парень. И, к тому же, профессионал! - Окей! Беру свои слова обратно! - сдается Фабьен, вскидывая руки в защитном жесте. - Ну, попробуй теперь ты. Что есть такого в Гейл Ранкин? Чем она может понравиться Эймонду? Том вздыхает, очевидно, пытаясь сдержать пошлость, вертящуюся на языке. Ох, уж эти доморощенный психоаналитики! Так можно далеко зайти! - Рост. У нее отличный для женщины рост. Она хрупкая. И… Не знаю… - начинает и тут же запинается Юэн, пытаясь воскресить в памяти образ миленькой Гейл. Только шампанское мешает! Все будто сквозь пузырьки видно… Это тяжело. Может даже тяжелее, чем целовать ее. - У нее милые складочки на щеках.., От улыбки. Да... У нее добрая улыбка. - щека дергается, неосознанно оттягивая уголок рта. - И… Красивые глаза… Отличная кожа. И… Родинки… Очень женственно. - Вот-вот-вот! Молодчина! Дело за малым: не думать об этом всю ночь и не забыть до утра! - немного грязно подмигивает карий глаз друга. Пьяному все простительно! Юэн и сам не запомнил сколько выпил. Вроде как, немного совсем. Может два-три бокала. А в голове приятно штормит и клонит ко сну. Вяло переставляя ноги по бесконечному зеленому ковру гостиничного коридора, он тасовал кусочки разговора и так, и эдак. В целое никак не складывалось, но главное жило на поверхности. Может и сможет Эймонд Таргариен полюбить Алис Риверс. Или он… Да, сперва он сам.***
- Еще пьян? Он едва успел приоткрыть дверь, а непосредственность Гейл уже ворвалась в номер свежим ветром раньше нее самой. Она умеет смущать. Хотя здесь особенных усилий и не нужно. Юэн старался изо всех сил, но привыкнуть ко всему что творилось на съемочной площадке удалось с большим трудом. Слишком большая ответственность. HBO. Каждая серия, как полноценный фильм. Безумно дорого и безумно профессионально. В первую встречу Юэн формально приобнял ее в знак приветствия и даже не сразу понял, что именно шепнула в самое ухо будущая любовь его Эймонда. А когда понял, едва не провалился под землю прямиком посреди студии Ливсден, где начинались первые репетиции и достраивались монументальные декорации. Опустив глаза в пол, он отчаянно краснел, пока в голове перекатывалось «Хочешь мамочку, Эймонд?» озвученное низким бархатным голосом. А Гейл угорала с его растерянного лица, поблескивая глазами полными озорства. «Еще нет. Для этого нужна повязка.» нашелся он, пытаясь прийти в себя. Не женщина, а выстрел в голову. Слишком открыта! Слишком непосредственна! Слишком сумасбродна! Слишком… - Сядь, пожалуйста. - Гейл уверенно и едва не насильно усаживает его на край постели. - Трогай. Микроскопическое платье телесного оттенка упало к ногам, открыв взгляду то немногое, что оно пыталось прикрыть. Юэн и без обнаженки вполне мог представить грудь едва ли больше своей собственной с выразительно торчащими сосками, впалый живот, острые тазовые косточки и узкие ребра едва ли шире указательного пальца на его руке, рельефно выступающие под натянутой кожей. Он едва успел опустить взгляд, чтобы не опорочить честь британского джентельмена. - Гейл… К чему это? - нервно шепнули губы. - Это репетиция. - равнодушно хмыкнула она, пристально изучая запылавшие уши партнера. Хотелось хихикнуть или рассмеяться в голос, но тогда бы он, пожалуй, сбежал, и женщина засунула странное желание подальше, позволив дрогнуть только уголку рта. - Ты же сам говоришь, что лучший способ вжиться в роль - не играть, а прочувствовать ее. - Прикройся, пожалуйста. - волны шока и смущения смешивались на его лице, принимая причудливые очертания. И Гейл едва успела перехватить его, потянувшегося поднять платье. Руки скрестились на груди, не надежно прикрыв ее. Не от стыда или желания спрятаться. Ей было глубоко безразлично кто и сколько ее тела видит. Фу, Боже! Да ее фотосеты и то откровеннее того, что от них требуется! - Юэн, просто послушай меня. У каждого свой подход. Кто-то может переключиться по щелчку пальцев и выделывать все, что заблагорассудится режиссеру. Другому нужно долго настраиваться. Я хочу, чтобы наша общая работа была сделана качественно. И избегая меня ты этому не способствуешь. Голубые глаза робко скользнули от лодыжек женщины вдоль худых бедер, мазнули по животу, усеянному точно крошками молочного шоколада россыпью коричневых родинок, прошлись по скрещенным рукам и наконец достигли лица. Чтобы уколоться о строгий взгляд женщины. - Что это значит? - пузырьки шампанского мешали мыслить здраво, щекоча чувства и смешивая мысли. Гейл подловила его ровно в тот момент, когда следует лечь спать, чтобы не наделать глупостей. - Мы сделаем это без камер. Без всех этих людей. Без чужих взглядов. - голос звучал уверено, и Юэн подумал, что возможно это выход. Целовать ее на камеру даже толком не познакомившись было откровенно плохой идеей. Остальное… явно будет еще хуже. - Что мне делать? «Выставить за дверь…» крутилась где-то на периферии сознания здравая мысль, пока мозг уже закипел перестройкой Он - Эймонд Таргариен, а эта худенькая женщина с ведьмовским взглядом и тяжелой челюстью - его Алис, его любимая, будущая мать его сына. И необходимо научиться любить ее так же сильно, как любит Эймонд. - Что делать, моя леди? - поправился он, усилием расслабляя окаменевшие мышцы лица. Гейл улыбнулась. Забавно наблюдать преображение. Эймонду Таргариену чужды простые человеческие эмоции, требующие богатой мимики. Злость, ярость, цинизм, высокомерие не используют всю подвижность лица. А для остального черное сердце ее принца было слишком тесным. То есть, не ее…Алис, конечно. Как странно… Она еще не стала Алис, а он уже не был Юэном. - Коснись меня. Тебя смущает нарушение моего личного пространства. Ты привыкнешь трогать мое тело теперь, и мы сэкономим океан времени под камерами. - Гейл старалась говорить не громко, но уверенно. Это не интим, не близость. Только работа. И ее надо сделать хорошо. - И я привыкну трогать твое. Не против? Тонкие губы Юэна-Эймонда скривились в задумчивой гримасе. С кем она сейчас говорила? С Юэном? Или уже нет? Он до сих пор слишком напряжен! Значит, не Эймонд. Тому безразличны такие мелочи. Любой стыд разобьется о стальную броню. Рассыпется дождем черного колючего хрусталя. Белый принц Таргариен пройдет голым, стерпев тысячи любопытных взглядов, вынесет любое унижение, запомнив каждую обиду, чтобы отомстить. - Чувствуешь? Серебро волос щекочет лопатки… - пальчики Гейл, нет уже, пожалуй, Алис, забираются в небрежную прическу Ю… Эймонда, ласково прихватывая у корней. Что с того что они короткие и совсем не белые? Завтра это исправят. Легко и изящно. Закуют в кожу. Скроют эту задумчивую мягкость ее Эймонда под гримом и повязкой. - … Уютно потрескивают дрова в камине… Пахнет плавленым воском… и немного травами… Тени старого замка клубятся в углах спальни с огромной постелью, устланной мехами… За окном воет ледяной ветер, предвещающий долгую злую зиму… Гомонит лагерь… Тебе тепло и спокойно… И немного голодно… рядом с Алис Риверс… рядом со мной… Аристократичные неприлично длинные пальцы непринца рисуют вензеля на гладком атласе кожи, соединяя родинки в невидимый небрежный узор. Пожалуй, он запросто мог бы обхватить ее талию двумя ладонями. Еще бы и место осталось. В голубых глазах Юэна нет и следа алкогольного помутнения, на которое она рассчитывала, присматриваясь к нему издалека там, на террасе. В бирюзовых глубинах плещется восхищение девятнадцатилетнего мальчика, склонившегося перед силой и красотой взрослой женщины. Юэн Митчелл не может так смотреть на Гейл Ранкин. Они знакомы от силы пару недель. Да и годков ему побольше… Но он же был мальчишкой. Кажется, совсем недавно. И точно помнит какие они эти острые юношеские чувства. Яркие и горячие, когда видишь только любимую. Завтра у нее будут темные локоны и демонический взгляд. Она станет колдуньей, ведьмой, хозяйкой Харренхолла, что восстанет вокруг них призрачной стеной, скрыв неприглядную реальность. Будут люди с камерами и другие… те, что призваны сгладить неловкость откровенной сцены. Смягчить то , что смягчить нельзя. Вот эта Алис исчезнет навсегда, оставшись лишь в его памяти. От нее уже не будет пахнуть медом, а с губ сотрется эта мягкая понимающая улыбка. Теплая и почти материнская. Если бы они видели ее такой, то обязательно оставили при последнем монтаже. Она же должна быть ему немножко матерью. В этом вся суть? - Моя Алис… - шепчет Эймонд одними губами, пока ладони оглаживают покатые плечи женщины. Он не будет касаться ее груди. Этого не найдешь ни в одном сценарии. Все остальное пожалуйста! Сколько угодно… Руки, спина, шея, живот, лицо… Все, что не несет отпечатка любовной интимности, уместной в сериалах несколько другого жанра. - Мой принц… Склонившись, Алис легко касается сухими губами лба юноши, и слегка пугается, когда он притягивает ее для поцелуя. Завтра ее будет целовать гордый циничный Таргариен, хозяин жизни, презирающий каждого, кто не вписывается в определенные средневековые рамки. Вероисповеданием, образом жизни, чистотой крови наконец. А сегодня ласковый ребенок с привкусом табака и мятной жвачки на тонких губах. В спокойном глубоком дыхании нет страсти. Но поцелуй углубляется, теряя красоту камерности, становится личным, интимным. Немного более приятным, чем она рассчитывала. Непрофессиональным. - Гораздо лучше, чем утром. - улыбается Гейл, отстраняясь. Впервые со дня их знакомства она смущена и немного растеряна. Границы слишком быстро стираются. Коллеги становятся друзьями. Друзья… - Нужно найти сценарий, если мы хотим… - он моментально прячет глаза, и женщина видит перед собой вновь Юэна Митчелла с живой мимикой и с уже заметными морщинками в уголках глаз, явным признаком легкого нрава. - Думаю, достаточно. Остальное завтра. Надеюсь, ты понял, что я не откушу тебе руку при первом же неловком движении? Одним слитным изящным движением Гейл заворачивается обратно в платье, удивительно легкомысленное для обычного вечера. Она серьезна и одновременно расслаблена. Загадочна. Немножко ведьма. В каждой женщине это есть. Если знать, как смотреть. - Понял. - смущенно улыбается юноша. Это еще немного волнительно, но теперь несколько иначе. Внутри что-то щелкнуло. Сломалось. И теперь Эймонд Таргариен видит ее, свою Алис. С ослепительно белой кожей и мудрыми глазами. Немного возлюбленную, немного мать, немного сову-сипуху и королеву-ведьму. Всесильную и беспомощную, как и любая женщина. Гейл покидает его так же стремительно, как и пришла. Хоп и нет. Только дверь тихо щелкнула вслед за тихим «До завтра…» В голове пустота и смятение. Она потеряла контроль. На пару секунд, но от того не легче. Это недопустимо. Она сама начала эту игру и не имела права поддаваться. Кому понравился поцелуй? Ей? Или Алис? - Алис! - нежно бьет в спину, заставляя кожу пойти мурашками. - Доброй ночи, мой принц… - легкая улыбка через плечо. Леди бы поклонилась, но Алис Риверс не кланяется даже королям.