Судьба человеческая

Мы были первыми в этом мире. Первым светом и первым голосом. Когда следовали за Мной утренние лучи, пробуждая спящие земли, возвещали Твои слова о всем, что грядет вслед. Но не сказано было Тобой, что сложишь Ты величие свое, преклонившись перед созданиями младшими. Мне было ведомо их падение, их скрытая скверна — их деяния, что омрачат Небеса слезами и скорбью. Никто из вас не желал видеть того, что несет в себе человеческий род, и гневный пламень был Мне наградой за знание, данное вам. Твой голос затих, когда разбушевавшийся огонь сломал Мне крылья. Твое сердце знало, что сбудется все, сказанное Мною — и все же, не нашлось у Тебя слов, чтобы сказать, и шагов, чтобы последовать. Тогда, на познавших первую боль Небесах, сказана была Мною клятва — обещание — заставить Тебя прозреть. * * * В далекой пустыне жил пастух, и была жизнь его спокойной, но бедной. Была у него крыша над головой — но из соломы, а не мрамора; была одежда — из грубых тканей, но не шелков; был кусок хлеба — но стол никогда не ломился от явств. Желал человек для себя жизни иной, достойной царей. И молил он Небеса о том, чтобы ниспосланы были ему богатства в награду за все лишения, что испытывает он сейчас. — Смотри, вестник затихших Небес, — говорил оледенелый свет утра, — их род всегда был жадным. — Я вижу перед собой лишь слепого, — отвечал голос благих вестей, — ибо чужой блеск затмил его разум. Не ведает он, что уже богат. В ту же ночь умер самый юный агнец из стада пастуха. И стыла в жилах кровь от смеха ангела с поникшими крыльями, когда проклял человек Небеса, и когда просил тот прощения у темной ночи. Ответил ледяной мрак на мольбы, и восстал агнец из небытия, неся с собой подобие жизни. Человек уже не услышал, как оплакивал его судьбу другой, истинный ангел. * * * Юная дева, что должна была принести людям спасение, омрачила себя багряной кровью. Меч, подобный Богу, развеялся по миру бесплотным гневным пламенем. Затих в пустыне голос Небес, и поклонилась земля тому, кого свергнули в ледяные глубины. — Они сами не желают спасения. Знание, которого они так жаждут, темнее, чем сама ночь, — говорил пепельный ангел белоснежным лилиям, и те смотрели на него с сожалением. — Их род уже преклонился пред тобой. Чего желаешь ты сейчас, когда имеешь все? — спрашивали его окропленные золотой кровью цветы. — Мне нужны лишь Твои глаза, что увидят понимание Моего замысла, и голос, что признает Мою правоту, — отвечал ангел, бережно растирая золотые капли по белым от вечного холода пальцам. — Но дано ли тебе видеть мир глазами тех, кого ты на замысел свой обрекаешь? Молю тебя, померкший свет — проживи лишь одну их жизнь. И тогда, если не найдется в душе твоей принятия их несовершенства, я приму их судьбу.