Бессонница

      Кошмары мучили Селену изо дня в день: пугали тенями в углу темной комнаты, воем и шорохом за окном и дверью, мыслями о том, что же делать в этом всеми забытом городе. Если думать долго, то можно сойти с ума, но, кажется, с ней это уже случилось.       Селена ненавидела каждый метр города под названием Тотспел. Ненавидела мрак помещений, загадки, фальшивых личностей, что ей приходилось встречать. Ненавидела упрямое нежелание делиться информацией и позволять выискивать ее самостоятельно. Ненавидела Жозефину, хозяйку этого отеля, и ненавидела Лиама, настолько доброго к ней, что становилось тошно.       Ненавидит…       Он звал ее Лилит. Глупое имя, да и не ее оно совсем. Селена испытывала глубинную дрожь от раздражения всякий раз, когда он, глядя на нее, называл имя, принадлежавшее другому человеку. Кому-то, кого сама Селена не знала, но успела возненавидеть за один лишь только вид с которым на нее смотрел Лиам. Слишком нежно. Слишком доверительно.       Весь он для Лилит. Не для Селены.       Поток мыслей заставляет подпрыгнуть с кровати, словно та была напичкана раскаленными углями. Спать не хотелось, видеть кошмары тоже. Потому, пошарив в шкафу одежду, девушка лишь надеялась исправить положение стаканом прохладной воды.       Толкая скрипучую дверь, Селена хмурится — свеча в руке плавится и жжётся, укатываясь на фаланги пальцев и оставляя красные отпечатки на коже, вызывая лишь большее раздражения от возникшей ситуации.       Вот чего добивался Таролог. А она вынуждена подчиняться.       Скрипнув зубами от злости Селена ступила на лестницу, несколько раз обернувшись, чтобы проверить темный коридор. Она спешно отворачивается от картин — было в них что-то жуткое и неправильное, навевающее чем-то настолько плохим, таким, что словами описать трудно.       Лестница под ногами натужно скрипит, извещая о прогнивших половицах. Губы Селены дергаются в неприязненном выражении от недовольства. В действительности ли она оказалась здесь, чтобы искупить свои грехи? Потому как пока что Селене навязчиво мерещилось, что ее толкают на еще больший.       — Лилит?       Голос ласковый и тихий до такой степени, что Селена и сама не поняла, как расслышала его сквозь поток собственных разъярённых мыслей. Как, впрочем, и то, каким образом она очутилась в гостиной так скоро.       — Что ты здесь делаешь?       Лиам выглядит смущенным и растерянным, немного неловким.       — Не могу уснуть, — спустя паузу отвечает он. Селена могла бы поклясться, что улыбка у Лиама была теплой. Как языки пламени, только вот они не жгли, а грели.       — Я тоже, — она невольно всматривается в пляшущие тени от свечи на его коже, оглядывает светлые волосы, затем же хлестко отчитывая себя за эти мысли. Селене не стоило привязываться, в особенности, когда и не ее совсем он желал.       — Хочешь чай? — спрашивает Лиам, опуская кончики пальцев на край серебристого подноса с посудой. Он внимателен к ней и очень хочет, чтобы она об этом знала.       Но сердце Селены грубое, давно окаменевшее и не нуждающееся во внимании. Сейчас служанка, но прежде женщина, добившаяся своего сама, через тернии и головы всех тех, кто ей мешал. Селена ненавидела слабость, а потому ненавидела и себя, когда с губ ее сорвалось:       — Конечно.       Конечно, повторяет она про себя, может, совсем уж размякла, что и отказать не могу.       Селена подходит к столу, присаживается, бросая взгляды в его сторону. Парень не спеша наливает еще горячий чай, заботливо узнавая:       — Тебя что-то тревожит?       Атмосфера вокруг до боли напоминает поздние разговоры с мамой в далеком детстве. Тогда Селена знала, что ей было не все равно. Мама спрашивала искренне, чтобы выслушать, а затем крепко обнять, прижимая к сердцу. На миг Селене показалось, что и Тотспел исчез — все в нем, кроме Лиама…       — Лилит?       Не дождавшись ответа Лиам ласково накрыл ее пальцы своими. Селена чувствовала, как разряд прошил ее руку до самого плеча, но вместе с тем что-то мерзкое прилипло к обратной стороне ребер и не желало отпускать. Ну да, Лилит…       — Прости, — бормочет Селена, пытаясь скрыть досаду в голосе. — Все в порядке, мне не хотелось расстроить тебя.       Лиам улыбается так ласково, что судорогой сводит ноги:       — Никогда не волнуйся об этом.       Селена чувствует, как нечто заскребло далеко внутри. Прилив ли чувств или помутнение рассудка от бессонных ночей вынудил ее разум возгореться страстным желанием лишь о том, чтобы прильнуть к нему в объятия. Так крепко, чтобы на ее щеке остались полосы от его легкой рубашки, чтобы почувствовать теплоту его безмерно доброй души, той, которой так дорого было это тело, принадлежавшее сейчас ей.       Совладав с порывом Селена к неожиданности улыбнулась, совсем уж искренне.       — Спасибо, — произносит она. — Может, и ты мне расскажешь, почему этой ночью не спишь?       Девушка не знает, в чём дело, что же так повлияло, быть может, интонация, с которой были произнесены слова, однако парень пристально смотрит ей в глаза, будто бы выискивает понимание.       — Ты только не ругайся, — затем же просит он.       — Почему я должна ругаться?       Слова срываются с ее губ прежде, чем Селена понимает в чем дело. Почему Лиам так смотрит на нее и почему просит о таких глупых вещах. Не трудно было бы догадаться, задумайся хоть раз Селена о том, что не она одна скорбела о несправедливости наказания. Лиам потерял близкого человека, всякий раз надеясь, что воспоминания вернуться к ней, но того не происходило.       — Вы с Жозефиной злитесь, когда я занимаюсь рисованием, ведь у меня не получается.       Тяжелый ком возникает в горле. Селена клялась, что прежде овладела мастерством хладнокровности в совершенстве, однако сейчас она и понятия не имела, как растерянно выглядела.       — Прости, — сегодня она извинилась уже дважды, — у меня так и не получилось вспомнить.       Лиам молчит. Пытается скрыть досаду и чуть отворачивается, потупив взгляд. Но безмерная тоска, словно приобретя физическое воплощение, мгновенно заполоняет комнату.       Видя, как болезненно он реагирует, Селена с тупой болью в области груди пыталась принять верное решение: перевести тему? Поддержать его? Уйти?       В конце концов, тишина стала отягощать, но не оттого Селена, чуть поддавшись вперед, вдруг сказала:       — Знаешь, ты… если тебе когда-нибудь захочется поговорить о… обо всем… Ты можешь сделать это со мной, ладно?       Лиам переводит на неё взгляд, начиная светиться теплейшей из всех улыбок в любом из миров.       — Конечно, моя милая Лилит.       Его теплая ладонь накрыла костяшки ее руки, согревая бережно, словно вся она была из тонкого фарфора, а не из закаленной годами стали. Девушка судорожно выдохнула из последних сил пытаясь совладать с собой. Может, Лиам заметил, но в его глазах не было ни капли жалости, которую Селена так боялась увидеть всякий раз в глазах людей. И его теплые объятия, в которые она позволила себя увлечь, чувствуя, как трепещет сердце, не были постыдной слабостью.       В руках его она впервые за много ночей ощущала, как страхи, наконец, отступают. Ничего больше не пряталось в темных уголках комнаты, смотря на нее глазами далекого прошлого. И, прикрывая веки, Селена слышала, как мерно ударяется его сердце, пока бессонница медленно растворялась.