Лучшие из времён

      Снег, шедший уже несколько дней кряду, наконец прекратился. Лишь несколько особенно назойливых снежинок неспешно парили между темнеющим небом и будто укрытой пуховым одеялом землёй. Был Юаньсяоцзе, и весь Лоян полнился шумом в преддверии празднования, которое начнётся вечером и продлится до самого утра. Впрочем, Чанмин эта атмосфера почти не коснулась: отгороженная диковинным барьером из облаков вершина, казалось, навеки застыла в своём ледяном спокойствии.       Вернее так было, пока в Сяонань сюда не вернулись из цзянху далёкие странники — Вэнь Кэсин и Чжоу Цзышу со своим учеником. За почти год путешествия Чжан Чэнлин вновь подрос и, казалось, даже стал куда более умелым в боевых искусствах. Могло ли быть иначе при таких-то учителях? Но даже так и Вэнь Кэсин, и Чжоу Цзышу регулярно и довольно безжалостно швыряли его из стороны в сторону, будто мяч для цуцзюй. Да ругали почём зря, в особенности его любимый шифу. Хвалили тоже, но не в лицо и в основном Вэнь Кэсин. Чжоу Цзышу на подобное лишь фыркал, но и не отрицал никогда.       Несмотря на праздники, тренировки Чжан Чэнлина продолжались и по прибытии на Чанмин, даже стали куда более интенсивными. В особенности когда оба наставника оставляли в покое друг друга и обращали-таки свой интерес на подростка. И тогда мальчишка не знал, смеяться ему или же плакать из-за такого количества пристального внимания.       Впрочем, сегодня сколько бы упрёков на него не сыпалось, сколько бы тумаков не обрушивалось, Чжан Чэнлин продолжал витать где-то — должно быть в облаках, окружавших гору и скрывавших за собой Лоян. Пребывая в собственных мыслях, он даже позабыл о своём извечно жалобном «Шифу!», то и дело путаясь в движениях, а то и вовсе замирая на месте.       Незадолго до того, как туманные сумерки опустились на землю, уверившись в нынешней никудышности ученика, Чжоу Цзышу наконец оставил его в покое и прогнал прочь — наслаждаться гуляниями. Чжан Чэнлин тут же растерял где-то свою неуклюжесть, глаза его засияли:       — Спасибо, шифу! — почтительно, но торопливо поклонившись, мальчишка чуть ли не вприпрыжку поспешил к дороге, ведущей вниз с горы.       — Эй! — скрестив руки, Чжоу Цзышу окликнул его. — Завтра отработаешь всё, что проворонил сегодня, понятно?       — Да… Да, конечно, шифу! — Чжан Чэнлин послушно закивал, как болванчик, но было заметно, что вряд ли он осознавал, в какую ловушку угодил. Мыслями мальчишка явно уже бродил по красочному Лояну, наслаждаясь уличными представлениями и лакомствами.       Чжоу Цзышу лишь вздохнул на такую беспечность. Вэнь Кэсин же покровительственно похлопал подростка по плечу и напутствовал вдоволь насладиться праздником.       Дождавшись, пока Чжан Чэнлин скроется из виду, Вэнь Кэсин с самой что ни на есть лисьей усмешкой провозгласил: — Вот мы и остались вдвоём, как ты того желал, А-Сюй, — и не замедлил потянуть руки, чтобы заключить дорогого друга в объятья.       Чжоу Цзышу лишь отмахнулся от него рукавом и неспешно удалился в дом. Вэнь Кэсин наигранно вздохнул и поспешил за ним — единственно за тем, чтобы в попытках развести огонь его спутник не устроил пожар и не спалил всю усадьбу на вершине горы дотла. Всё же негоже тревожить прах собственных предков этаким безобразием.       Прекрасно осознавая, что неугомонный подобно неупокоенному призраку Вэнь Кэсин последует за ним, Чжоу Цзышу и не думал приближаться к очагу. Вместо этого он предпочёл устроиться со всеми возможными удобствами и просто наблюдать, как суетится по хозяйству его спутник. Благо, какую-то немудрёную снедь и, что самое важное, вино — самое лучшее, что нашлось в Лояне, между прочим! — притащил Чжан Чэнлин, сбежав с тренировок. Ему уже не раз доводилось покидать Чанмин с негласного поощрения своих наставников, возжелавших провести время вдвоём, без всяких надоед, помимо самих себя.       Вэнь Кэсин, конечно, показно поворчал на бессовестного нахлебника, но всё же отправился подогревать вино. Вскоре в воздухе поплыл пряный аромат — не особо изысканный, но довольно приятный. Чуть погодя к нему добавился сладковатый запах юаньсяо.       На этот раз не было Чжан Чэнлина, который осторожно бы подтащил ароматные блюда к столу, потому роль подавальщика досталась Вэнь Кэсину. Чжоу Цзышу же остался на своём месте и неспешно потягивал тёплое вино из чаши.       Их трапеза была не то чтобы велика, а потому небольшой стол опустел почти так же споро, как и заполнился. Не обошлось и без ставшей довольно привычной потасовки, когда каждый норовил подложить другому более лакомый кусочек в обход обыкновению. За время совместных странствий не только Вэнь Кэсин растерял где-то желание отбирать чужое лакомство, но и Чжоу Цзышу нашёл такую забаву весьма увлекательной.       Когда пришло время вновь подогреть вино, на улице окончательно стемнело. Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсин перебрались на крытую веранду, с которой в безоблачные дни можно было разглядеть покоящийся у основания горы Лоян.       Очередную чашу тёплого вина они разделили в молчаливом согласии. А затем Чжоу Цзышу заметил, будто бы заскучав от воцарившейся тишины:       — Как погляжу, в этом году достопочтенный Вэнь решил обойтись без петушиных боёв.       Вэнь Кэсин хотел было возразить — дескать, когда это я предпочитал обращать свой взор на что-то помимо красоты, к тому же изволившей восседать столь близко. Но затем, припомнив давнишнее провальное «сражение» Чжан Чэнлина против петуха в Новый год, проведённый в поместье Марионеток, лишь усмехнулся. И ответил, словно мать, защищающая честь не слишком радивого ребёнка:       — Думаю, в этом году подобного не произошло бы. Всё же ему уже довелось прикончить петуха, которого мы с тобой упустили, А-Сюй.       Чжоу Цзышу отсалютовал чашей, признав правоту этих слов, и добавил:       — Да, это ребёнок определённо повзрослел и уже не льёт слёзы после каждого тумака. Впрочем, Гу Сян ругалась бы на него не меньше даже так.       Вэнь Кэсин вздохнул, чуть прикрыв глаза, и отпил из чаши. А затем не преминул пододвинуться чуточку ближе к незаметившему того Чжоу Цзышу.       — Как знать, возможно, в следующем году нам довелось бы преподносить красный конверт им с Цао Вэйнином.       — Стоит навестить их, когда покинем Чанмин. А то Гу Сян непременно обернётся неупокоенным духом и будет преследовать нас.       — Да, определённо, — Вэнь Кэсин подобрался ещё ближе. Чжоу Цзышу же продолжал старательно отводить взгляд от творящегося произвола, пускай его губы и подрагивали в улыбке. Он потянулся, чтобы подлить себе ещё вина.       — Знаешь, А-Сюй, а ведь я рассказал тебе тогда, как обыкновенно встречал Новый год. Но ты… — речь Вэнь Кэсина была чуть невнятной, когда он на удивление ловко улёгся на колени к Цзышу, прежде чем продолжить слегка плаксиво. — Как А-Сюй встречал Новый год в столице? Проводил ли он ночи в тёплых объятьях юных дев?       Чжоу Цзышу и не думал прогонять наглеца, смакуя вино, прежде чем наконец ответить:       — Это всегда было шумно и ярко. Над рекой, заполонённой лодками, неслись песни Лунной девы, а воздухе витали ароматы изысканных вин… Но у меня никогда не было времени насладиться этим. А пряность вина терялась за приторной сладостью румян, — он сделал ещё глоток из чаши, прежде чем добавить. — Года, что я провёл в столице были не лучше, а где-то даже и хуже тех, которые ты встречал вместе с девой Гу. Пускай даже компания была приятной.       Вэнь Кэсин вдруг рассмеялся, взглянув на Чжоу Цзышу:       — Значит ли это, что для тебя тот Новый год в поместье Марионеток тоже был лучшим из всех? Ведь не было ни шума столицы, ни румян, щекочущих твой прелестный нос.       — Ошибаешься, лао Вэнь, — усмехнулся Чжоу Цзышу. — Он мог бы стать таким, ведь тогда я не думал, что протяну много. Но нет. Лучшим я его теперь назвать не могу.       — А-Сюй! — возмутился было Вэнь Кэсин, но убираться с насиженного места не спешил. Чжоу Цзышу же продолжил, мягко улыбаясь и не отводя взгляда от лица этого невыносимого, но такого родного господина:       — Тот Новый год был лучшим когда-то. Но вот я жив и в очередной раз встречаю смену лет. И компания не так уж плоха. Почему же не назвать лучшим этот Новый год, а затем следующий? Что скажешь, лао Вэнь?       Вэнь Кэсин не ответил, лишь протянул руку к лицу того, кто был ему ближе всех на свете.       Облака у горы разошлись, истаяли подобно утренним туманам, открывая вид на Лоян, где мерцали, взмывая в воздух, многочисленные фонари. Шум празднества долетал и до вечно укутанной снега вершины, но двоим в опустевшей усадьбе не было дела ни до чего, помимо друг друга.