Сказки на ночь и «случайный» ночной гость...

Иван пришил их к кровати — и считал месть исполненной. Но команда обидчиков сочла, что всё — между ними начинается война. Долго они думали, что сделать Найденову, потому что в шкафу уже запирали, соду в стаканы в соком подмешивали. Всё что можно уже переделали — хотелось чего-то нового. Разговоры про колдуна забылись. «Никакой он не колдун! Просто провёл нас, а мы как дураки поверили!» — сказал один мальчишка из компании на обеде в детском саду за столом. Иван лишь глянул на них с презрением и продолжил колупать котлету, но всё-таки предчувствуя что-то плохое. Новый Год уже прошёл. На календаре было пятое января. В детдоме воспитатели, честно говоря, плевали на детей и на их теперешние капризы. Всё магия закончилась — Дед Мороз ушёл, подарив им по мешку с конфетами; сладости были поганые. На вкус неприятные. Иван, хоть и был сладкоежка, но есть такие конфеты — увольте. Ради приличия съел пару шоколадок и две мандаринки, которые входили в комплект и отдал свой мешок «Медведю», — так называли самого толстого мальчика из его группы, обожавшего сладости, потому, тот с радостью принял полуполный мешок и за два присеста съел его. Вот же обжора!                                           *** Ивана настораживало абсолютно каждое действие компании. Чёрт! Они постоянно стали шептаться и Ваня знал наверняка — о нём. Не верили больше в то, что он «колдун». Через неделю Найденов заметил слежку за ним. Это чрезвычайно не нравилось, но мальчик ничего не стал делать и говорить, что было зря.                                           *** 10 января 22:00 Ужин был позади, как-то сегодня слишком затянулось всё; Иван, сидящий вдали — всегда один за маленьким столиком, глянул на компанию обидчиков, оказалось, они не сводили с него глаз весь вечер, а во взгляде троих читалось: «Сегодня тебе конец!» Не придавать этому значения становилось всё сложнее. Но откинув наплывшие мысли, Иван встал, отнёс тарелку и поспешил уйти в комнату. Воспиталки уже зовут ко сну. Отбой. Однако, дойти не успел. За углом его уже поджидали; как выяснилось, эта подлая компания вышла сразу за ним, дождавшись, когда никого не будет, обрушилась на него с кулаками. Удары пришлись и по лицу, и по животу. Трое на одного — честно-то как! Иван, конечно, пытался отбиться, но это «стадо» вышло победителем из стычки. Затем его отволокли куда-то в подсобку и заперли, но этого казалось им мало. Иван долбил в дверь, но она была довольно весомой и только отдавала глухими звуками, а с другой стороны заговорили: — Вань, ты правда думал, что мы тебе спустим то, что ты пришил нас к кроватям? Ты унизил нас. — Вы сами виноваты! Я же говорил вам, что отомщу! — крикнул в злости парень. — Откройте сейчас же, иначе я вас в ледышек обращу! — пригрозил мальчик, хоть и не был уверен в то, что они верят в легенду о колдуне. Но компания затихла. Ивана гнали мысли. Дверь внезапно открылась и его ударили по голове. Из глаз посыпались искры и Найденов отпрял назад, почувствовав только, как его взяли под руки и потащили куда-то. Хотелось крикнуть о помощи, но ему зажали вот. — Ты нас превратишь в ледышек?! Да неужели! Скорей мы тебя! — Отпустите!!! — вопил Найденов несвязно. Компания била его по спине, по ногам, по голове и в конце Ваня уже кроме боли больше ничего не чувствовал. Звать на помощь сейчас — показатель слабости, как подумал в тот момент из дурости мальчик. Выпендрился разок называется! Иван из последних сил оттолкнул одного мальчишку и зашипел, говоря несуразно об угрозах. Но потом почувствовал, как тело обдал резкий холод и под руками мягкий, рыхлый снег. Как оказалось, обидчикам надоело бить Ивана, они то ли устали, то ли захотели чего-то ещё. По стечению обстоятельств, они все находились около черного входа в здание, где мало кто бывает; переглянулись в злобной ухмылке и силой выкинули Ивана за дверь, после подперев её комодом и несколькими дряхлыми стульями. А затем с громким хохотом убежали. Только опомнившись Иван подорвался и стал долбить в эту чертову дверь, просить, чтобы открыли. На улице стоял жестокий мороз, а он только одет в футболку и широкие штаны. Бежать к главному входу было невозможно, так как главный и чёрный входы разделял высокий забор и слишком громкий пёс, невзлюбивший мальчика. Ну, не сложилось у них. Только Иван подходил, дабы погладить или поиграть с псом, так тот скалился и рявкал на него, словно Иван зло какое-то страшное. Так и обзывал собаку Иван — злюка. После нескольких безуспешных попыток достучаться и дозваться, Иван сдался. Знал, что никто не услышит, если проходить в том месте не будет, а ходят там редко, очень редко. Свет наскоро везде потух. Ничего себе воспитатели! Даже не заметили, что воспитанника нет на месте! Да что им там до этого-то? Воспитатели их даже не проверяют, так, просто окинут периметр взглядом, вроде каждый на месте и всё! Мальчик резко почувствовал себя загнанным в угол, глаза намокли. Чем только не угодил этой подлой компании? Или просто для них стал игрушкой для битья? А что он чувствует — им по барабану. Холодные ветра прошибали и через некоторое время, может, минут 10, Иван уж очень замёрз. Что делать он не знал. Его не услышат всё равно. Иван глотал морозный воздух, который тяжело оседал в груди. Попытался согреть руки дыханием — бесполезно. Ладони покраснели, а кроссовки, надетые недавно намокли от снега. Сколько ему так ходить…? Страшно представить! А везде стемнело. Фонари в этом месте даже не светят. А если во всю кричать? Попробовал. Однако, голос сел он холода и мальчик лишь хрипел. Ну, нет-нет-нет! Иван сел на маленькую заснеженную ступеньку, промочил штаны да и плевать! Он же загадывал желание Деду Морозу — хотел родителей найти, но самое сокровенное: он хотел, чтобы в новом году его перестали унижать, чтобы он не был белой вороной среди всех остальных! Это просто невыносимо! Выдохнул горячий пар изо рта, предпринял ещё попытку постучать — тщетно. В голову пришла идея ударить снежком в окно, может быть кто услышит и выглянет, но физическая сила самого мальчика не позволяет этого сделать. Опять тупик. Сколько прошло времени Ваня не знал. Часов-то нет. Но он уже посинел от холода, не чувствовал не ног, не рук. Покумекал ещё: думал сигануть через забор, не боясь этой злой псины. Нет, не сможет, даже если обо что-то упрётся. Руки не слушали совсем да и тело болело от синяков, которые надавали обидчики. В этот момент по щекам потекли слёзы, переизбыток эмоций обрушался на него в нескончаемом потоке; он глухо кричал, бегал из стороны в сторону, долбил в дверь. Вот что с этими идиотами не так! Они не подумали и выкинули за дверь в такой мороз да разве так можно? С бошкой вообще не дружат! Ну ничего! Они ещё поквитаются! Пальцы стало неприятно щипать и, когда Ваня перестал истерично бегать, он устало облокотился на перила и заметил вдали за воротами чей-то силуэт. Отчётливо разглядеть его не вышло. Он словно тенью прошел по скверу, который как раз находился за воротами детдома и остановился у одиноко стоящего дерева. Иван прищурился, силуэт будто повернулся к нему и стал неотрывно смотреть. А если не силуэт это? Ивана передернуло. Страшно слегка. Ваня только и смог разглядеть: одежда длинная, по земле волочится и что-то у него в руке… Палка какая-то…? Хоть фонари здесь не светили, так что собственных рук было не разобрать в темноте, но благодаря звездам и яркой на небе луне, что-то да удалось увидеть. — Помогите… — мороз пробирал его и он невольно шепотом произнёс это слово. Под нос себе пробурчал от безысходности. Иван тряхнул головой, в очередной раз заглатывая холодный воздух, который жжёг его лёгкие и вновь обратил взгляд на то место. Силуэт исчез. Ваня снова стукнул о дверь и спрятал лицо в синих дрожащих ладонях. Глюки уже пошли, куда ещё хуже?! Но внезапно за дверью, по ту сторону он услышал чьи-то шаги и застучал с новой силой, взмолился, теперь-то его должны услышать. Черный вход открылся и на пороге показалась его любимая воспитательница — Людмила Сергеевна. Её лицо не скрывало эмоции шока. Карие глаза оглядели замёрзшего, синего от холода мальчика. — Господи! Ваня, что ты здесь делаешь?! — восклик, казалось, порезал ему слух. — Пойдём-пойдём скорей! Женщина тут же заволокла его в помещение и повела куда-то. От долгого прибывания на морозе, ноги и руки у Вани стали нестерпимо болеть, аж даже идти было тяжело. Иван прижался к ней вплотную и захлюпал. До носа донеслись мягкие нотки её духов, ставших такими родными за столько времени — ванили. Людмила Сергеевна тёрла его ледяную руку и, в итоге, завела его к себе в крохотную комнату, в которой оставалась нечасто. — Давай садись, сейчас будем тебя отогревать. — сказала и судорожно заносилась по комнатам. Принесла таз с горячей водой, чайник, несколько полотенец и два огромных пледа. — Повезло тебе, что я не спала, Ваня. — тревожно отозвалась она. — Как же ты там оказался, а? — начала женщина его вопросами засыпать, но Ваня лишь промямлил имя: «Вова…», и всё встало на свои места. Вова — скажем так, главарь этой подлой компании, подбивающий всех и каждого на всякие гадости. Людмила разула Ваню, сняла с него взмокшую футболку и укрыла пледом. И через минуту маленькие ножки мальчика нежились в горячей воде. Сначала, после пережитого холода, ступни сильно болели, а после отошли. Тем временем воспитательница растирала руки мальчика. Красные щеки, но такая счастливая улыбка играла на лице Ивана. Его буквально спасли в последний момент.                                           *** Через полчаса счастливый до безумия мальчик сидел под большим, тёплым пледом с огромной чашкой зелёного горячего чая, а напротив него воспитательница. Людмила Сергеевна была самая добрая из всех в детдоме, каждый ребенок к ней тянулся, как к родной матери. Её добрые глаза и ласковый взгляд говорили сами за себя. Иван тихо рассказывал, хлюпая носом о том, что почти сразу, перед отбоем коварная компания подловила его за углом, избила да и выкинула за дверь. Воспитательница вздохнула и сжала кулаки, обещая, что эту выходку им не спустит. Ваня слегка осмотрелся: в комнате Людмилы Сергеевны всегда можно было увидеть пару книжек, которые в частности являлись сказками. Мальчик лишь усмехнулся. На это Людмила вскинула брови и уложила его на свою кровать; Найденов сначала противился, но его успокоили, воспитательница сказала, что поспит в другой комнате. Иван кивнул, а Людмила спросила: — Неужели в сказки не веришь? Вопрос немного озадачил мальчика, но Иван уверенно ответил: — Нет, это же всё выдумки. — Не скажи, Вань. Не все сказки — выдумка. — А какие из них невыдуманные? — решил узнать Иван из любопытства, глядя своими огромными голубыми глазами на дорогую воспитательницу. — А вот про богатырей… — произнесла она и достала толстую книгу с полки. — Каких ты богатырей знаешь? Ваня задумался. Да вроде бы и нет таких прям известных, если только: — Ну, Алеша Попович, Илья Муромец, Добрыня Никитич… — протянул Иван и пожал плечами. — Больше никаких нет. Людмила Сергеевна улыбнулась. — Есть, конечно, ещё. На этих троих свет клином не сошёлся. Богатырей очень много. — Иван приподнялся, слушая внимательно. Что-то его заинтересовало в этом. — Например, Святогор — он жил в горах, а знаешь почему? — Почему? — спросил, прям как выдохнул мальчик. — Потому что его обычная земля не выдерживала. Он был великаном. — воспитательница продолжала плавно листать книгу. Ваня ахнул. — А кто из них самый сильный? — Самый сильный… — Людмила немного подумала. — Наверное, Микула Селянинович. Есть былина, где Святогор со своим товарищем Вольгой Святославовичем встречаются с Микулой, так они оба не смогли сделать то, что делает с лёгкостью он. — рассказала спокойно женщина и потрепала Ивана по голове. — Так что, Ваня, не всё настолько выдуманное, как ты думаешь. — И даже нечисть? Баба Яга там? Русалки? — Тут ответ неоднозначный. Многие люди говорят, что всякая нечисть им мерещится… А другие наоборот говорят, что всё это выдумки… — А как Вы думаете? — Я думаю, без огня дыма не бывает, а значит, может быть и правда. Иван улыбнулся и упал на подушку, Людмила погладила его по голове. — Спи, Вань. Доброй ночи. — Спасибо Вам. — Ваня схватил нежную руку воспитательницы. — Спокойной ночи…                                           *** Проснулся Ваня рано от сильного мокрого кашля, горло болело, словно ему туда кинжал попал. Поглотал, поглотал — не прошло. Встал на ноги, мурашки по телу пошли. Не стал он будить дорогую ему Людмилу Сергеевну, написал записочку на клочке бумажки корявеньким почерком, что ушел в спальню ко всем, дабы та не волновалась. Сердечко в конце нарисовал в благодарность. Шел тяжело, то чихал, то покашливал, глубоко дышать не мог — в груди болело. Иван, обычно довольно резвый, только дойдя до спальни, уже утомился. Опёрся о стену, постоял да и вошёл. Кое-как залез в свою кровать, никого не разбудил. Его немного знобило. Но через полчаса злая воспиталка пришла будить всех детей; дети просыпались тяжело и её это несказанно бесило. Иван как будто и не услышал нервозный голос воспитателя, продолжил лежать, накрывшись одеялом полностью. Сдернули одеяло с него безжалостно и резко, начиная уже ругаться. В ушах звенело, в виски било; мальчик качался на кровати, а злобная воспитательница будто и не заметила недомогание Вани, однако и Найденов не стал говорить, что плохо себя чувствует. Компания обидчиков, когда проснулась, смотрела на него с полным изумлением, гадая, как он смог войти. Попытались подойти и ударить, но один гневный взгляд, брошенный на них, эту идею опроверг. Иван слегка дрожал, нет, не от холода, все вещи были высушены драгоценной Людмилой Сергеевной. Похоже заболел, смекнул мальчик и закашлял. А кашлял он, будто выплёвывая собственные лёгкие. Была несильная отдышка, которой он не придал значения. Простуда подумалось сразу. Конечно! Пробыл на морозе много времени, было бы удивительно, если бы он не заболел.                                            *** День шёл очень медленно, а Иван ходил, как приведение. Казалось, этого никто не заметил. Ни на завтраке, ни на обеде, ни на ужине, аппетита не было от слова совсем. Мальчик силой выпил только чай за весь день. Голова трещала, началась какая-то непонятная боль в суставах, любая дневная игра для Ивана оказалась мучением. Он сегодня почти нигде не принимал участие — тихо сидел в стороне. Как и обещала Людмила Сергеевна — она рассказала всем коллегам о том, что Вова Люпин — так звали обидчика его, выставил Ивана на мороз вчера поздно вечером перед отбоем. Спросили самого Найденова — он подтвердил. Вове достался только выговор и всё! Ну, так нельзя! Иван, узнав об этом, внутри негодовал, а сил показать эмоции на лице не осталось. А на лице Вовы напротив читался триумф над Ваней, как будто никто ничего не мог высказать ему и он может делать всё, что его душа пожелает. А душонка у него была гнилая уже с детства… На Ивана насела обида. К вечеру, перед очередным отбоем, к Ване подошла переживающая Людмила, она заметила, что с ребёнком что-то не так. Весь день наблюдала: он то о стену упрется, то к лавке жмётся, покашливает, бледность смертная у него на лице играет постоянно. И сейчас сидит ни живой, ни мёртвый — болезненный. — Ванечка. — она позвала его с огромной нежностью; он поднял на неё усталые глаза в вопросе: «Что?» — Ты хорошо себя чувствуешь? — одна она видела его боль, одна она могла понять его, Иван так любил её. Ваня неоднозначно покачал головой. — Нет. — хрипло отозвался мальчик; ему стало больно говорить и он молчал. Отдышка слегка замучила его, он вспотел. — У тебя же температура, что же ты весь день молчишь? — она потрогала его лоб и констатировала жар. — Я думал пройдёт… — вновь прохрипел ответ Ваня.                                                 *** Через некоторое время, Иван сидел в лазарете, а возле него кружил педиатор. И горло посмотрел — краснючие. И лоб пощупал — горячий. И послушал звуки в груди — отправил на КТ. Что-то ему совсем не нравилась тяжёлая отдышка мальчика. Но не успел Ваня туда дойти с врачом; в коридоре в глазах всё вовсе потемнело, ноги подкосились, он прижался к белой стене больницы и стал оседать, громко выдыхая. Его вовремя подхватили и в полуобморочном состоянии доволокли до палаты, однако на КТ проверили. То что увидели там — повергло в шок каждого. Оказалось у Ивана воспаление лёгких, причем, в тяжёлом виде. Привели бы его к врачу утром — всё могло бы обойтись. Как он на ногах-то держался? При этом весь день? Почему никто раньше не увидел состояние мальчика? Найденова в срочном порядке перевели в изолятор, укрыли, дали антибиотики. Померили температуру — 39. Не легче всё равно. Позвонили в детдом — сообщили новости, спросили: отчего могло это произойти? Но вразумительного ответа так и не получили. Смекнули про себя, что Иван провёл слишком много времени на морозе на прогулке, совсем окоченел, но никому не сказал. Хотя этот вариант показался абсурдным, но другого не было, потому за него и зацепились.                                           *** В течение часа медсестры следили за состоянием Вани — оно всё ухудшалось и ухудшалось. Никого то не радовало, а наоборот пугало. Мальчик не спал, лежал на кровати и выл. Выл, как подбитый волк от несносной боли в груди. Выл, хрипел, стонал. Со лба градом катился пот. Кожа Ивана перестала быть бледной — покраснела, и стала горячей на ощупь; ушли озноб и дрожь. Ему вкололи жаропонижающее. Ничего не помогло. Те лекарства, которые должны были подействовать ещё минут 20 назад — стали бесполезны. Врач развел руками. Ивана будто колотило чем-то. Лихорадка была сильная. Он что-то несвязно говорил, а зубы его стучали. Дышать становилось всё сложнее. Но Иван не засыпал. Тогда ему дали снотворное. Мальчик, чуть успокоился, но продолжал метаться по постели, искусывая губы в кровь. Иван почему-то переставал ощущать своё тело — то ли от бреда, который прошиб мальчика, то ли от невыносимой боли во всем теле. Ещё через час врач, осматривая и, при этом, успокаивая Ваню одновременно, нетвердо сказал, что мальчик может умереть через несколько дней. Медсестры вздрогнули. Иван лекарства не внимал, они не усваивались в его организме, он сминал простыни и одеяло в тщетных попытках найти облегчение и продолжал стонать. То месиво, которое ему вкололи — даже не прижилось и не оставило следа. Что за болезнь ужасная? Тело добивает в край — Иван умирает. Померили температуру ещё раз — 41 градус. Она возросла, а мальчишка уже лежал весь побелевший и почти не двигался. Одни лишь хрипы слышались. Врач наказал следить за Иваном и готовиться к худшему, потому что болезнь поразила лёгкие и маленькое сердечко мальчика может не выдержать такой нагрузки.                                           *** Время давно перевалило за полночь, когда в самом дальнем углу коридора больницы, где белизна стен была не такой идеальной, появилась невысокая фигура старичка с большим посохом в руке. Как из воздуха образовалась. Он был одет достаточно бедно — вся накидка его была зашита-перешита, виднелись разные заплатки. На голове небольшая шапочка с белым потрёпанным пером, а сапоги его повидали, как казалось, все дороги мира. Он спокойно прошел мимо уснувшей медсестры, даже не глянув на неё, хотя такое отношение к этому ребёнку и слова, сказанные про гибель накануне, вызвали у него чувства, схожие со злостью. Только вот сон её был старику на руку. Как только он зашел в изолятор, его взгляд упал на кровать с измученным, стонущем, хрипящим от боли мальчиком. Старик с тяжёлым вздохом покачал головой и двинулся к постели. Прохладная ладонь легла на обжигающий сейчас лоб Вани. Мальчик, чуть дернулся и ощутил далёкий, но какой-то по-своему родной, знакомый запах трав, корений; Иван с трудом раскрыл глаза, дабы взглянуть на… Ночного гостя? В бреду, затуманенный взор не увидел точной картины — лишь расплывчато. — Спи, Ваня. — ласково отозвался гость. Ивану не понимал — может у него галлюцинации или воображение придумывает что-то? Но нет, если бы так, он бы не ощущал прикосновения. — Вы… — попытался что-то сказать Иван, но огромная боль порезала его нутро. — Вы… Кто? — Спи, мальчик мой. — повторили вновь и погладили по голове. — Ничего не бойся. Старик усмехнулся — душа этого мальчика излучала свет и тепло. Но сейчас есть куда более важные вещи — он видит, как этого восьмилетнего ребёнка пожирает болезнь, с которой лекарям Иномирья похоже не справиться… Нет, умереть он ему не даст. Старик погладил его по щеке, а Иван всё пытался понять — кто это? В сознании резко пришли воспоминания, кажется, из далёкого детства…? — Светозар… — единственное имя, которое он помнил с рождения. Но сказал он хрипло и не совсем понятно, однако этого было достаточно. — Стало быть, помнишь. — тихонько ответили. — Спи, Ванюша. Завтра тебе легче станет. — старик провел рукой по голове Вани; веки потяжелели мгновенно, сопротивляться мальчик не стал и ушёл в глубокий сон, который ему дарил белый маг. Лицо мага Белогорья стало очень серьёзным. Не для того он прятал мальчика в Иномирьи, чтобы отдать его так рано какой-то хвори, тем более обещал Илье сберечь сына. Много ещё не сделал этот мальчик — не спас многие жизни. Ежели сейчас Светозар не спасет Ваню, то всё будет кончено. Посох мага загорелся светом и пальцы Светозара начали перебирать воздух около лба мальчика. Пусть у Вани и было мало сил бороться с этой гадкой болезнью, но маг поделился своими магическими силами с ним. Белый маг погрузил Ивана в купол светлой магии, чтобы найти источник этой злостной заразы, которая захватила тело мальчика. Внутри груди Вани заметался сгусток черной энергии — тьма. Это насторожило мага. Значит, мальчик растёт и с ним же его темная сила, доставшееся от матери. Иван был спрятан в Другом мире для того, чтобы остановить Тьму, которая течёт в его жилах, но, видимо, этого недостаточно. Светозар направил всю светлую силу, именно туда. Может быть болезнь привела к активации Тьмы? Об этом подумал маг тревожно. Помещение ярко осветил пучок света и на секунду ослепил. Какие-то особые заклинания не потребовались, чтобы вытащить скользкий комок из груди мальчика, в этом мире называемый пневмонией. Ваня даже не пошевелился, находясь под действием чар Белогорского мага. Светозар неприятно ухмыльнулся и уничтожил сгусток одним колдовским движением. Затем белый маг снова дотронулся до лба мальчика — жар постепенно спадал, бледность уходила и щеки Ивана порозовели молниеносно, стоило раздавить Тьму. Светозар вновь, благостно улыбаясь, поглядел на мальчишку — худенький, хиленький — не скажешь, что и богатырь. А на отца так похож, ни с кем не спутаешь. Как же давно он его не видел — спрятал в дупле совсем грудничком, как же быстро летит время, подрос малыш. Светозар хотел подольше побыть рядом с Ваней, но не позволяли его серьёзные дела того сделать. Еле выбрался из Белогорья на помощь мальчику — надо возвращаться. Маг тенью проскользнул к стене палаты и исчез: — Ещё увидимся, Ваня.                                           *** На утро медсестра долго и растерянно хлопала глазами, когда Иван, которому пророчили смерть через несколько дней, сам встал и попросил попить. За водой медсестра, буквально летала, не замечая никого. Иван помнил, что к нему приходил «ночной гость» — так он окрестил его, но что он делал в палате, к сожалению не знал. Зато отчётливо помнил сон, который приснился ему в ярких красках. Ваня сидит на берегу огромной реки, в воде плещутся необычайно красивые девушки, он с ними болтает о том да о сём. Вокруг него кружат маленькие существа, похожие на фей и что-то пищат. Сам мальчик одет в белую рубашку и красные сапожки в его размер. Ваню греют и ласкают лучи солнца, а вдалеке он видит огромный город. Деревянные ворота города не уступают по размерам самым большим многоэтажкам Москвы. Красота какая! Из леса вдруг выходят невиданные звери, кажется кентавры. Иван сначала боится, а потом подходит к ним. Глядит своими голубыми глазками на них и просит покатать. Они соглашаются, но как только Ваня резво запрыгивает на одного, его зовет кто-то: «Ваня, иди кушать, обед на столе!» Он счастлив — это именно то, что не хватало детдомовцу несколько лет. Мальчик прощается со всеми — бежит на крыльях домой, если это его дом…? Вбегает в ворота города — там все люди одеты одинаково, по-древнерусски что ли? Улыбаются ему, руки подают. Его вдруг кто-то на руки подхватывает, посмеиваясь, на плечи сажает. Иван наконец может рассмотреть этого человека сверху вниз: волосы у него подстриженные да борода как у всех, но руки такие теплые-теплые. Взгляд карих глаз добрый-добрый. — Что набегался, Ванюш? — грузный голос, успокаивает. — Пойдём домой. — домой! Неужели домой! А на плечах всё видно; он как будто парит в вышине. Не успевает оглянуться, как в избу входит, на столе уже тарелки с едой да и девушка хлопочит у печи. — А мы пришли! — раскатисто заявляет мужчина. Девушка ахает, а Ваня смеётся. Звонко-звонко. И… Просыпается… Какое же это счастье, хочется снова уйти в сон, чтобы увидеть продолжение. А этот сон оставил отпечаток навсегда, он его запомнил навсегда. И не только этот чудный сон, но и спасителя его в ту холодную январскую ночь — Светозара. Ведь он всегда приглядывал за ним, даже когда Иван этого не знал. Но Ваня увидел продолжение сна, в Белогорье, через 15 лет, ведь он сын самого Ильи Муромца!