a monster with cold veins

Он проснулся в незнакомой комнате. Здесь нет ни обсидиановых стен, ни лавы, ни тикающих часов, но это не та комната, в которой он находился в Общественном доме. Почему он...почему Джордж здесь? Может это сон? Других объяснений нет, нет никаких шансов, чтобы Джордж был здесь на самом деле. Этого не может быть. Он не видел Джорджа месяцами, с того самого дня, когда он обвинил Дрима в том, что он ненавидит их, но это никогда не было правдой. Джордж не навещал его во время заключение, и это неудивительно. Он либо спал, либо сознательно игнорировал ситуацию. И всегда было очевидно, что он выбрал. С одной стороны, Джордж не злится так же, как и Сапнап, не выражает грусть как Бад, и всё же невозможно не заметить, если он зол. Это выражается в коротких ответах и игнорировании людей на протяжении недель. Почему Джордж здесь? Он же убедился. Дрим пытается сесть, но руки дрожат под весом собственного тела, и он почти падает обратно. Когда он ел что-либо в последний раз? "Дрим", — говорит Джордж, и он вздрагивает от холодного голоса. Выражение лица Джорджа не меняется, он встаёт со стула в другом конце комнаты, и в его руке...целебное зелье и хлеб. Что происходит? Он не понимает — почему? "Джордж?" — шепчет он, и голос звучит болезненно. Дрим помнит гору с базой, раньше полной привязанностей и сожалений, помнит Сапнапа и их разговор, но после этого? Знает лишь то, что очнулся здесь, рядом с Джорджем. Это не имеет смысла. Почему он не в Общественном доме или в Хранилище Пандоры? Почему Джордж здесь? "Ты должен это выпить", — говорит Джордж без всяких эмоций. Его ногти впиваются в кожу, он чувствует свои кости — не нужно быть гением, чтобы понять, что Джордж всё ещё в ярости. Тогда почему он ему помогает? "Почему?" - тихо спрашивает Дрим, поднимая руку, чтобы снять маску... черт. Точно. Он опять забыл. Джордж помогает ему только потому, что тоже чувствует себя виноватым? Как Сэм и Паффи? Как Сапнап? Панз тоже не должен чувствовать себя виноватым, потому что не сделал ничего плохого. Панз не предал его, не пошёл против него, но причиной, по которой он оставался рядом, всегда были деньги — деньги, которых сейчас у него нет. Джордж смотрит на него, явно не впечатлённый. "Ты что, хочешь, блять, с..." — он останавливается. "Ты хочешь заболеть? Потому что, если ответ отрицательный, я бы советовал выпить это зелье и съесть немного хлеба." В обычной ситуации он бы пошутил, чтобы разрядить атмосферу и настроение Джорджа, но может ли он поступить так сейчас? Они больше не друзья, и не хочется расстраивать Джорджа ещё больше. Он не хочет злить Джорджа ещё сильнее, поэтому он берёт зелье и хлеб, бормоча "спасибо", за которое, как он знает, получил бы наказание. "Зачем ты это делаешь?" — спрашивает Дрим, почти испуганно. Он не хочет, чтобы ответом был его возраст, но знает, что так будет. Это заставляет Джорджа сделать паузу, фиксируя своё внимание на Дриме. Наступает тишина. "Ты всё ещё мой друг, не так ли?" Правда? Когда они разговаривали последний раз, разговор был совсем не дружеским. Как будто они смогут общаться как раньше. "Твой друг? Когда мы разговаривали в последний раз, был очевидно ясно, что это конец", — говорит так холодно, как только может. В горле першит, и голос звучит болезненно. "И очевидно, что ты всё ещё злишься." Потому что, если бы это было не так, он не был таким равнодушным. Он делает глоток зелья и кривится. Болезненное ощущение в горле отступает, но ему никогда не нравился вкус. Из-за войны, снежных биомов и обсидиановых коробок. "Я бы не стал..." Джордж делает паузу, хмуря брови. "Я бы не стал говорить, что нас больше нет, и что больше нечего сказать. Как ты и сказал, я был зол на тебя. Но это не меняет того, что мы были друзьями долгие годы, не так ли?" Не меняет. Но если он был там, прислушался к Дриму вместо того, чтобы поверить словам Томми, не опирался бы на свои предположения. Он никогда не испытывал к ним ненависти, и не смог бы, даже если бы захотел. "Ты ни разу не навестил меня в тюрьме. Просто скажи, что испытываешь ту же вину, что и Сапнап." Другого объяснения нет. "Это не так!" Дрим ни на секунду не верит, он не дурак. Джорджа бы здесь не было, если бы не чувство вины или сожаления. Может что-то другое, более сильное, чем злость. Мало что может заставить Джорджа сделать первый шаг, и это не стремление помочь людям в трудную минуту. "Ты серьёзно в этом уверен? Потому что это очень похоже на чувство вины." Впервые с тех пор, как он проснулся, на лице Джорджа видны эмоции. Нет ничего удивительного в том, что это гнев. "Ладно, Дрим, слушай, мне всё равно, что тебе не двадцать один год, но я должен признать, что это меняет некоторые вещи, хочешь ты того или нет..." Дрим перебивает его. "Потому что у вас двойные стандарты по отношению к несовершеннолетним и взрослым? Так что ли?" "Дрим" — Джордж шикает на него — "Дети не должны обладать той же зрелостью, что и взрослые. И формально ты ребёнок, даже если твой поведение говорит об обратном." Он не ребёнок, и перестал им быть много лет назад. (Когда он потерял свою семью и дом, когда убил человека и получил маску. Когда был отправлен на передовую, и был заперт в чёрном ящике с одним лишь куском хлеба.) Армия никогда не заботилась о возрасте, как и он сам. Почему это должно измениться сейчас? Почему он должен позволять другим обращаться с собой как с ребёнком, если до этого они общались на равных? "Но как это что-то меняет?" — тихо спрашивает он. Каждый раз он спрашивал, но так и не получил ответа, который им нужен. И сомневается, что когда-либо получит. "Моё поведение не изменится только потому, что вы знаете, что по закону я несовершеннолетний. Я не стану в один момент вести себя как ребёнок, так что прекратите обращаться ко мне именно так!" Джордж хмурится. "Значит, ты предпочитаешь вернуться в тюрьму?" Он вернулся бы в тюрьму, если бы с ним хотя бы один день не обращались как с ребёнком. Но всё равно он предпочитает смерть. Кажется, что всё, через он прошёл, просто не существует. (Это не так, но избавиться от ощущения несостоятельности не получается.) "Именно об этом я и говорю!" — огрызается он, не обращая внимания на боль в горле. "Когда я был взрослым, мои поступки были ужасны, но теперь, когда ты знаешь, что мне пятнадцать, это уже не так плохо? Это бессмысленно, Джордж. Нужно либо наказывать людей за их поступки вне зависимости от возраста, либо не наказывать вообще!" Но он всё ещё причинял им боль, продолжая манипуляции, и это нельзя забыть только потому, что он ребёнок. Он все ещё ответственен за эти действия, так почему это теряет вес из-за его возраста? "Наверное, большинство считает, что ребёнку легче измениться, нежели взрослому..." "Ты хочешь сказать, что двадцатиоднолетний человек не способен поменяться?" Разве это зависит от возраста? Они думали, что он не поменяет своего поведения, не будет учиться и расти, но теперь он должен заняться этим сейчас? Он всё тот же человек. "Слушай, я заботился о тебе несколько дней не для того, чтобы ругаться, особенно на тему того, что я знаю очень плохо. Я не знаю, почему Сэм и Паффи повели себя так. Ты должен поговорить с ними, если тебе так нужны ответы." Джордж пристально смотрит на него; кажется, что его взгляд пробирается даже под кожу. "Я здесь для того, чтобы напомнить тебе пить воду и зелья, а также не есть тяжёлую пищу. Обычный хлеб и суп, если не хочешь чувствовать себя хуже." Наступает пауза, и он поправляет очки. "И для того, чтобы убедиться, что ты не убьёшь себя." Почему они просто не могут дать ему умереть? Никто из них не потеряет что-то дорогое, и их семьи и друзья будут в безопасности. "Можешь расценивать мои действия как со стороны друга или незнакомца, это твой выбор." Джордж скорее чужой, нежели друг. И это никогда не было его выбором. Он прикусывает нижнюю губу до боли. "Почему ты просто не позволишь мне сделать это?" — тихо спрашивает он. "Всё изменилось бы к лучшему. Просто дай мне умереть." "Ничего не изменится к лучшему, и я не позволю тебе сделать это. И Сапнап тоже." Он должен позволить этому случиться. Им будет лучше, Джорджу не придётся врать, чтобы ему стало легче. Он знает это. "После того, как он сказал мне, что убьет меня, если я выйду?" - насмехается он. "Я почти уверен, что не нахожусь в тюрьме." Сапнап, возможно, отвлёк его от прыжка со скалы, но он знает, что всё зависит только от чувства вины, а не потому, что они когда-то были друзьями. Боль ощущается тогда, когда её не должно быть. Прошли месяцы, так почему это чувство не отпустило его? Джордж вздохнул, потирая лоб одной рукой. "Дрим, всё, что я могу сказать, так это то, что Сапнап не убьёт тебя. И не вернёт в тюрьму. Тебе придётся поговорить с ним. Ты должен был сделать это несколько лет назад." (Поговорить. Как будто это что-то решит, будто хоть раз в жизни это поможет ему. Словно единственный универсальный язык, который существует и его все понимают — это не насилие. Разговоры никогда не понимали и не приносили успеха. И сейчас это не изменится.) ——— "Привет, Дрим" — тихо говорит Бад, хотя Дрим уже спит, свернувшись калачиком на кровати, почти не занимая на ней места. "Сапнап рассказал мне о произошедшем. Я бы назвал тебя кексоголовым, и отругал бы за то, что ты не пришёл к нам, но ведь это наша вина, не так ли?" Он мало что помнит из того времени, когда находился под влиянием Яйца, — только шепчущие голоса и лживые обещания. Но он помнит, как посещал Дрима. Не помнит, о чём они говорили, что он обещал и что произошло, но знает, что условия содержания в тюрьме привели его в ужас, что он хотел стать одним из охранников, чтобы поддержать Сэма и помочь Дриму, но ничего из этого не сделал. Не сделал ничего, потому что его мысли были заняты паразитом, и после этого он ничего не помнит. Он забыл о своём друге, которому пятнадцать лет, о лаве и обсидиановых стенах, часах на стене и запахе обожжённой плоти. Он забыл. Он забыл, и это значит, что Дрим гнил в тюрьме несколько месяцев. Без общения с другими, без возможности выйти на улицу, не имея ничего, кроме сырой картошки. Его возраст мог бы сделать ситуацию ещё хуже, и даже если бы ему был двадцать один год, он не должен был оказаться в Хранилище Пандоры. Не с такими условиями. Не с таким начальником, которые позволил встать свои чувствам на пути правосудия. Возраст Дрима не должен был изменить суть наказания, даже если оно оправданное, такое, каким и должно быть. Только теперь, когда они подвели ребёнка, они чувствую вину и сожаление, которые должны чувствовать вне зависимости от возраста. Последние несколько месяцев заставили его задуматься : Дрим, которого он знал два года назад, никогда бы так себя не повёл, не попытался бы захватить Скеппи и заточить его в тюрьму, чтобы контролировать Бада, не стал бы манипулировать и издеваться над другим человеком, не уничтожил бы целую нацию. Очевидно, что в прошлом Дрима есть вещи, которые могут объяснить его цели, но насколько сильно они его подвели? В какой именно момент? Они не подвели его с тюрьмой, не подвели его, когда наблюдали как представительство Л'Манбурга уничтожает и шантажирует его, и ничего не предприняли — они подвели его очень давно. Ещё в момент, когда Уилбур основал наркоимперию и потребовал независимости на сервере, где у него и так было столько свободы, сколько и требовалось. Дело не в возрасте Дрима. Речь идёт об их ошибках, недостатках и лицемерии. Но его возраст стал причиной, по которой они поняли, насколько неоправданными были тюрьма, обращение и наказание. Речь идёт о чувстве вины, когда должна идти о помощи и поддержке. "Мне очень жаль, Дрим" — говорит Бад, так сильно желания обнять его. "Мне жаль, что мы подвели тебя." И теперь они снова подводят его, сделав возраст сутью всей ситуации. Чувствуя вину и сожаления, но не делая ничего, чтобы помочь ему. ——— <Панз шепчет тебе> ты не представляешь, какой сейчас бардак. <Панз шепчет тебе> встретимся сегодня вечером в моей башне, нам нужно поговорить. <Вы шепчете Панзу> Я буду там. ——— Джордж не знает, что чувствовать. Прошло два дня с тех пор, как Сапнап притащил Дрима на их базу, и как-то ничего не изменилось. Кроме...ну. Он мог часами смотреть на лицо Дрима, и не знает, хорошо это или плохо. Правда, думает он, идя на кухню их базы, он делает это не из-за возраста Дрима. Если бы он не знал, может быть, он бы не послушал Сапнап и не стал бы помогать, не изучал бы часами. Может быть. Он не знает. Это не совсем та вина, на которую указывает Дрим. Это не связано с его возрастом, скорее из-за последствий тюрьмы. Потому что он худой и лёгкий, будто его с ног сможет сбить даже кошка. Потому что шрамы от ожогов покрывают его пальцы, руки, спину... В это же время слова Дрима заставили задуматься. Позволил бы он Дриму остаться, стал бы наставить на том, чтобы вернуть его в Общественный дом? Выдал бы остальным его положение? Остался бы он рядом? Хочется в это верить. Верить в то, что настоящий возраст не играет никакой роли, и он беспокоится потому, что они старые друзья. Но ведь он просто обманывает себя, не так ли? Он не думает, что сделал бы что-то, если бы не знал. И это пугает. ——— Солнце скрылось за горизонтом, и наконец Джордж не может бодрствовать. Ноги трясутся, хочется блевать. Он не знает, как добрался до горы, если после двух дней отдыха, лечебных зелий и еды чувствует себя таким слабым. Но, с другой стороны, он просто хотел, чтобы всё закончилось. Он должен использовать эту возможность, завершить свой план и освободить всех и самого себя. Но он не хочет. Он не знает. И так же не знает, почему посреди ночи направляется к СМП, а не возвращается на гору, чтобы закончить начатое. Не знает, почему идёт к наёмнику, который остался только из-за денег, которые он мог предложить раньше. Панз оставался рядом с не из-за него, а только ради бриллиантов и коробок с шалкерами, которые отдавали ему взамен на верность. Он был бы наивным идиотом, если бы верил в обратное. Но он давно не наивный, и уже не ребёнок. Теперь, когда Джордж спит, выбраться оказалось легче, чем казалось изначально. За всё два дня, что он провёл здесь без сна, он не видел Сапнапа, но и не мог винить его за это. Ему самому не хотелось бы его видеть. За всё это время они с Джорджем больше не разговаривали. И если Джорджу кажется, что ему есть что сказать, то он вынужден с этим не согласиться. Пока они видят только жалкого ребёнка, говорить не о чем. Он не ребёнок. И никогда им не был. Он осторожно спускается по лестнице, не желая разбудить Джорджа или Сапнапа. Можно обманывать себя, думая, что при желании можно идти быстрее, стоит только захотеть. Но он не может. Возвращение к Большому СМП занимает больше времени, чем он ожидал, но у него нет особых возражений, потому что чувствует ветер в волосах и холодный ночной воздух на своей коже, видит звёзды на небе, очертания леса, слышит звуки и далёкий водопад. Ночь всегда была к нему благосклонна. Он скучал поэтому. Не хватало ощущения...свободы. (Он знает, что никогда не будет свободным, но сейчас это ощущается как никогда раньше. Нет сковывающих оков, ни обсидиана, нет лавы, которая держит его в заточении и меча, который будет приставлен к горлу.) Здесь нет ничего, кроме холодного воздуха и запаха свободы. Всё равно, сколько это продлится. Он не собирается жить достаточно долго, чтобы узнать это. И всё же каждый шаг пугает. Каждый квартал, который приближает его к Большому СМП. К дому. Он не знает — что, если Панз действительно предал его на этот раз? Что, если это не для того, чтобы поговорить, а для того, чтобы вернуть его в тюрьму? Чтобы убедиться, что он не будет представлять опасности ни для кого из них? Его не убьют, потому что это будет милосердие. Но он знает, что не заслужил этого. Он его не вернут обратно в Хранилище Пандоры, ведь он ребёнок. И дети не могут поступать неправильно. Вместо этого его приведут обратно в Общественный Дом, который уже никогда в этой жизни не будет его домом. И на этот раз они закроют за собой дверь. И всё равно, как идиот, он возвращается на материк, к семье, которую потерял давным-давно, которой у него никогда не было. Он возвращается в место, которое когда-то было его домом, пока фургон с наркотиками, призыв к независимости и война не разрушили всё, чего он только хотел. (Когда Техно назвал его бездомным, он не ошибся. Он был прав.) Кажется, что прошло несколько часов, и солнце ещё не взошло, когда он пришёл. (Когда он наконец доберётся до места и ему не будет угрожать разъяренная, испуганная толпа людей, которые хотят видеть его мертвым или в тюрьме.) Капюшон Панза накинут на голову, поэтому лица не видно. Он прислонился к башне, его рука небрежно лежит на топоре. "Панз", — говорит он, морщась от своего хриплого тона. "Рад тебя здесь видеть." Даже не видя лица Панза, он чувствует на себе взгляд, непроизвольно вздрагивая. Он не знает, чего ожидать, и зачем Панз позвал его сюда. И даже не знает, что происходит. (Раньше его главное оружие заключалось в знании. Но прошли месяцы изоляции, острых обсидиановых стен и палящих лавовых морей. Месяцами никто не давал ему информацию.) "Дрим." — его голос не холоден, не безэмоционален как у Джорджа. Он не обжигает жаром, как у Сапнапа. В нём нет вины и сожаления, как у Паффи или Сэма. В нём нет той злобы, как у Томми. Он даже не нейтрален. Это тепло и приветливо, и Дрим не понимает. Панз никогда не был близким другом. Не больше, чем наёмник для выполнения работы. Он никогда не был так важен для него, в отличие от Джорджа, Сапнапа или Бада, никогда не был тем, кого он знал так же хорошо, как Понка, Алиссу или Каллахана, никогда не был тем, кого он видел в качестве родителя, как Паффи или Сэма. Панз никогда не был никем из них, и всё же он единственный, кто остался рядом. Заботится ли он, или видит выгоду в алмазах, которые может предложить Дрим? Но не знает, и не уверен, что хочет. "Почему...", — он обрывает себя, не зная, хочет ли слышать ответ. Но это необходимо, и он должен спросить. "Почему ты позвал меня сюда?" Панз выпрямляется, скидывая капюшон с головы. Он выглядит устало, и чувствует себя так же. "Я волновался. И подумал, что тебе будет полезно узнать о произошедшем." Его глаз дёргается. Беспокоился? Никто никогда не беспокоился о нём, и не должен. Он не ребёнок, за которым нужно присматривать и заботиться. Это похоже на ловушку. Он не может поверить Панзу, и тот в этом не виноват. "Почему ты беспокоился?" Панз слегка хмурится, делая несколько шагов вперёд, но сохраняя дистанцию. Это заставляет Дрима вздрогнуть. Он видит, как Панз сжимает руки в кулаки. "А почему бы и нет, Дрим?" — негромко спрашивает он. Не угрожающе, а почти обеспокоенно. Это ловушка. "Я только и слышал твои просьбы о убийстве, а после этого ты исчезаешь на несколько дней без единого объяснения. Я мог думать только о появлении уведомления о смерти." Ему хочется рассмеяться. Единственная причина для беспокойства по поводу его исчезновения — это страх, что он планирует отомстить... а не покончить с собой. Он бы оказал им услугу. Все это понимают. Панз не должен ему лгать. "Я не...С чего бы тебе волноваться?" Панз вздыхает. "Я просто сказал тебе об этом, Дрим". Он знает, что Панз говорил, и он слушал, но просто не понял. Должно быть, это просто ложь. (Никто никогда не будет беспокоиться о его смерти, даже он сам. Теперь их волнует только сожаление, и ему сохраняют только потому, что они не хотят испытывать то же чувство вины ещё раз. Дело не в том, что ему хотят оказать помощь. Так никогда не было и не будет.) А Панз остаётся только ради платы, которой у Дрима нет, и теперь никогда не будет. Он не сможет заплатить ни сейчас, никогда-либо ещё. "Но почему? У меня нет алмазов, нет ничего." Панз замирает, глядя на него в замешательстве и озабоченности. И ненависти. "Дело не в этом! Никогда не было в этом...я забочусь о тебе." "Ты не должен." Панз не должен, и знает об этом. Эти слова произнесены только для того, чтобы ему стало легче. Но это не работает, как бы ни хотелось. Не может быть, чтобы Панз заботился о нём. Никто и никогда не будет. "И почему?" Панз огрызается; он не кричит, просто повышает голос. Ему хочется плакать. "Ты всегда был мне небезразличен, чёрт возьми. И всё только потому, что ты думал, что тебе придётся стать злодеем...чтобы сделать что? Объединить этот сервер? Я, честно говоря, никогда не понимал твоих действий, но ты мне дорог, ты важен для меня, и я чертовски жалею, что не навестил тебя в тюрьме." "Я просил тебя не приходить ко мне.", — тихо говорит он, и это правда. Это могло подвергнуть Панза опасности. Было бы не плохо, если бы он навестил его в тюрьме, но взятое обещание, скорее походившее на мольбу, не позволяло это сделать . Почему Панз должен чувствовать себя виноватым, если это не было его желанием? "Это ничего не меняет! Я всё равно должен был прийти к тебе." Панз хмурится, будто осознавая что-то. "И не ради оплаты или потому, что тебе пятнадцать, понял? Я говорю это, потому что ты мне дорог. Я заботился о тебе, когда мы все думали, что тебе двадцать один, и продолжаю заботиться сейчас." "Панз..." "Слушай, я понимаю, что тебе не нужна помощь остальных. Это отстой, потому что их волнует то, что не волновало раньше, но пожалуйста, позволь мне помочь. Ты не должен рассказывать мне ничего о свих целях и причинах, просто позволь мне." Он хочет. Так сильно хочет, но не может, потому что это означает, что жизнь другого человека будет разрушена. Это случалось снова, снова и снова. Сначала его родители и сестра, потом Корпс, Сапнап, Джордж и Томми — почти со всеми жители СМП. Он не может поступить так с Панзом. "Я не могу." Почему его щёки...Почему он плачет? Такого не было со времён смерти Корпса. Но почему сейчас? "О, черт." Дрим едва видит и слышит Панза сквозь слезы. Он не должен плакать. "Как я могу помочь? У меня нет даже салфеток, а ты...можно я тебя обниму?" Прошло столько времени, и он не помнит, когда кто-то обнимал его без намерений причинить боль. Когда он в последний раз чувствовал себя в безопасности и под защитой. "Пожалуйста", — задыхаясь от слез, говорит он. В обычной ситуации такое поведение ужаснуло, но не сейчас. Единственное, чего хочется, чтобы из этих объятий его никогда не отпускали. Панз тёплый. Не такой, как лава, сжигающая заживо. Он чувствует себя в безопасности крепких объятий, и его осторожно тянут к земле. Хочется уткнуться лицом в грудь Панза и никогда не выпускать ткань толстовки из рук. Но он не может. "Ладно, ладно." Пальцы Панза перебирают его волосы, которые отрастают все больше, которые он не мыл несколько дней. "Я не могу обещать тебе, что всё будет хорошо, потому что я не знаю, как будет дальше. Ты сразу поймёшь, если я начну обманывать тебя. Я не собираюсь врать, но всё наладится, понимаешь?" Ничего не наладится. Точно не для него, нет смысла надеяться. "Я не думаю, что все будет в порядке, Панз." Он продолжает всхлипывать, желая извиниться за свои слезы и проблемы, о которых Панзу пришлось услышать. Извиниться за навязанное чувство долга. "Мне кажется, что дальше будет только хуже. Как будто никогда не станет хоть немного лучше, и это делает смерть..." Никогда ничего не становилось лучше, так почему должно сейчас? Смерть будет единственным надёжным вариантом, и он сможет отдохнуть, не чувствуя всего...этого. Это будет свобода. Он добавляет тише: "Я не знаю, как долго смогу продолжать это." Как долго он сможет жить, не имея желания оставаться здесь дольше. Он давно не хочет жить, и не помнит, когда в последний раз было иначе. "Каждый день я чувствую, что должен был давно..." Должен был умереть много лет назад. И каким-то образом он всё ещё здесь и живой. Вместо Корпса, своей сестры и родителей. Он не заслужил жизни. Панз молчит, продолжая гладить его по волосам, пока вторая рука лежит на спине Дрима. "Почему ты это чувствуешь? Ты не должен говорить, если не хочешь, дружище." "Просто", — он не знает, возможно ли плакать сильнее, чем сейчас. "Когда мои родители и сестра умерли, меня должно было не стать вместе с ними. А потом армия, Корпс..." — в его голосе отчётлива слышна вина "Он никогда не должен был...на его месте должен быть я. Он не заслужил этого, и это моя вина." "Эй, эй, дыши, Дрим." Рука Панза замирает. "Приятель, пожалуйста. Тебе нужно дышать. Ты сделаешь себе только хуже, Дрим." Он просто хочет умереть. "Мне очень жаль". Он не знает, за что извиняется. Может быть, за разрушенные жизни каждого из них, или за то, что не смог сохранить мир, создать семью, за смерти. Или за всё сразу. Панз поглаживает его спину. Дрим никогда не признает, что эти действия заставляют его рыдать ещё сильнее. "Тебе не за что извиняться. Просто дыши со мной, хорошо?" Но он не может сосредоточиться на дыхании, потому что Панз не понимает. "Ты не понимаешь", — продолжает он. "Они не должны были..." "Дрим, ты не виноват в их смерти." Он виноват, и всегда был. Его родители, сестра и Корпс. Панз просто его не понимает. "Но это так!" — хрипит он. "Если бы не я, они все были бы живы." "Это не так. Ты ведь не убивал их, верно?" Не убивал. Он не убивал их своими руками, но стал причиной смерти, не так ли? Даже если он не сделал это напрямую, если меч был не у него. "Но причина..." "Дрим, послушай меня.", — Панз обрывает его прежде, чем он успевает обдумать свои следующие слова. "Они умерли не по твоей вине. Я понимаю, почему ты так считаешь, но ты не делал этого." Он сделал это. И сделает снова. Уилбур уже умер. Кто следующий? и у Таббо, и у Томми осталась только одна жизнь. Он убьёт их снова, уничтожив ещё одну семью. Он уже сделал это. "Я просто хотел семью и дом.", — шепчет он. Это было единственное, чего он хотел, но теперь нет ни того, ни другого. Панз не двигается. Может из-за смены темы, или потому, что не ожидал этого. А может, дело в чём-то другом. "Семья? Поэтому ты хотел объединить сервер?" Это всегда было его целью. С тех пор, как Уилбур открыл фургон с наркотиками и подговорил Томми и Таббо помочь ему. И с тех пор эта цель не менялась. "И когда я, наконец, получу одно, то они умрут или уйдёт. Я не могу...это должен быть я." Почему никто не видит, что он обрекает их? Почему ему просто не позволят умереть? (Ребёнок.) "Кем ты должен быть?" — тихо спрашивает Панз. Его руки крепче сжались вокруг Дрима. И вместо того, чтобы задушить его, он чувствует лишь тепло, безопасность то, что его любят, хоть раз в жизни. Возможно, в последний раз. "Причина, по которой я не смог обрести семью. Другого объяснения нет." Он не может объяснить это иначе. Почему они никогда не остаются рядом, находят других друзей и семьи. Почему они просто могут жить дальше? Это должен быть он. "Если тебе так и не удалось найти семью, кто же тогда я?" Панз тихо смеётся, и это его заставляет замереть. Только не снова. Он не может потерять и Панза. Не после Сапнапа, Джорджа и Бада. Не после Сэма и Паффи. Не после Алиссы, Каллахана и Понка. Он не может. (Он потеряет вновь.) "Я не могу сделать это снова. Я не могу." Он всё ещё цепляется за толстовку Панза. Он не может потерять и его тоже. "Я лишился многого. И не хочу снова." Он потерял семью, друзей, домашних животных, привязанности. Свой дом. Он знает, что потеряет и Панза. Даже если он не хочет этого признавать. Даже если не хочет в это верить. Панз вздыхает, прижимая его к себе и продолжая гладить по спине. "Ты не потеряешь меня. Я обещаю." "Не обещай того, что не сможешь выполнить." Потому что Панз не останется. В какой-то момент он уйдёт так же, как и остальные. И Дрим не может винить его в этом. Он бы поступил так же. ——— У него на руках плачущий Админ, и он не знает, что делать. Хочется пообещать Дриму, что всё будет хорошо и проблемы будут решены, что можно вернуться в то время, когда не было фургона с наркотиками, Л'Манбурга и войн. Но он не может, потому что это будет ложь. Они оба знают, что никогда не вернут то время, когда всё было хорошо. Обещать невозможно, поэтому он не станет. От этого будет лишь хуже. Он продолжает гладить Дрима по спине, прижимая к себе. Панз снова в ситуации, в которой не планировал оказываться, и понятия не имеет, что делать. Причина, по которой он написал Дриму — сообщить о последних событиях и новостях. (И потому что он волновался, видя каждое сообщение о смерти. Волновался, потому что никто не знал, где находится Дрим. Потому что знал, что Дрим мог это сделать.) Почему они были так глупы, оставив Дрима одного и не убедившись, что он не сможет покончить с собой. Он ясно рассказал о своих планах, и Панз ни разу в жизни не усомнился в нём. Страх, что сообщение о смерти может появиться в любой момент, сделал последние несколько дней ещё хуже, чем они уже были. А всё потому, что Томми не смог удержать язык за зубами и решил рассказать всем о возрасте Дрима и решении не возвращать его в тюрьму. (Он видел разочарование на лице Таббо.) Дрим до сих пор не перестал плакать. Он не издаёт ни звука, и Панз догадывается об этом только потому, что его тело дрожит. И его не удивляет то, что Дрим плачет молча. Просто заставляет волноваться. Как часто он плакал, и никто из них не знал об этом? "Прости меня", — шепчет Дрим, поднимая голову. "Ты пришёл сюда не для того, чтобы смотреть на мои слёзы." Панз пытается улыбнуться, но ему не удаётся. "Не волнуйся. Тебе не нужно извиняться за свои эмоции." Дрим не должен извиняться за то, что способен чувствовать. "И всё же. Ты не должен иметь дело с этим." Конечно, он не должен. И сейчас он находится здесь, обнимая Дрима не потому, что должен. Он написал сообщение, чтобы убедиться в том, что Дрим ещё жив не из-за долга. Это было его собственное желание. "Я никуда не уйду, Дрим." "Ты не обязан оставаться из-за жалости." Голос Дрима — не более, чем надрывистый шёпот, будто он снова может заплакать. "Я, по сути, заставляю тебя находиться здесь." Заставляет? Откуда взялась эта мысль? Из-за слёз и эмоций, которые он проявил? Панз хотел бы увидеть человека, который внушил это Дриму. Но разве не они это сделали? "Ты меня ни к чему не принуждаешь. Серьёзно, перестань волноваться", — Панз говорит это лёгким тоном, не желая делать этот разговор более тяготящим, но и не хочет, чтобы Дрим чувствовал, что его не воспринимают всерьёз. "Мне жаль." — тихо говорит он. Панз никогда не слышал, чтобы Дрим так часто извинялся. "Не то, чтобы я этого заслуживал." Желание ударить что-то или кого-то возвращается, и оно сильнее, чем когда-либо прежде. Если бы он сейчас не обнимал Дрима, то уже шёл бы разговаривать с кем-то. "Я хочу." Это правда, он хочет быть здесь, помочь Дриму и быть рядом с ним. Но Панз знает, что ему не поверят. "Каждый заслуживает того, кто его поддержит." Он делает паузу. Как заставить Дрима понять это? Панз делает глубокий вздох. Есть ещё кое-что, ещё одна вещь, которую Дрим тоже не поймёт. "Честно говоря, это я должен извиняться." Кто-нибудь извинялся перед ним раньше? Или все ждали извинений только с его стороны? Дрим отстраняется, осторожно убирая руки Панза с себя, снова переходя на дистанцию. Обе его брови подняты, и охренеть. Панз почти забыл, как молодо выглядит Дрим. Даже когда он кажется усталым, измождённым, едва живым со своими тёмными мешками под лазами и тусклым взглядом. "Не думаю, что тебе нужно за что-то извиняться", — тихо отвечает он. "Ничего не говори, если речь идёт о моей возрасте." Панз сжимает губы. Он знает, что Паффи и Сэм чувствуют себя виноватыми в основном из-за возраста Дрима — его настоящего возраста. Потому что ему пятнадцать, а не двадцать один. Потому что он ребенок, а не взрослый. Он знает, что это так. И знает, что их вина не одинакова. Не совсем. "Дело не в твоём возрасте, Дрим". Панз вздыхает. "Я уже говорил это, но мне жаль, что я никогда не приходил к тебе. И прежде, чем ты что-то скажешь, я не чувствую себя виноватым потому, что тебе пятнадцать. Это делает меня дерьмовым другом, раз я не пришёл, хотя знал, что никто другой тоже не навещал тебя месяцами." Панз знает, что его формулировка звучит как бред, но ему всё равно. Лишь бы Дрим понял. "Всё в порядке". На губах Дрима появляется слабая улыбка, и от этого Панзу становится так тошно. Всё не в порядке, это ненормально, и Дрим должен это понять. Был ли хоть кто-то, кто предложил бы ему помощь? "Это не так", — утверждает он. "Дрим, я не хочу показаться грубым, но всем нужна поддержка и помощь. И тебе тоже". Панз хмурится, стараясь выглядеть как можно серьёзнее. Дрим может отрицать это, делая вид, что ему не нужны друзья, семья и помощь. Как будто он способен сделать всё сам. Будто он не хочет умирать. "Откуда это вообще взялось?". Дрим выгибает бровь. "И почему ты думаешь, что мне нужна помощь? Я в порядке." Панз знает, что это ложь и всё же...похоже, что Дрим верит в это. Ему нужно сохранять спокойствие. Никому не будет лучше, если он начнёт повышать голос от злости. И тем более это не поможет Дриму, лишь усугубит ситуацию. "Разве ты не сказал, что хочешь умереть? Что мы должны убить тебя?" Он делает паузу, давая Дриму возможность обдумать и вникнуть в слова. "Это не совсем подходит под определение слова хорошо." Панз не упоминает события последних нескольких минут, не говорит о самобичевании за смерть, которую Дрим не мог предотвратить. Не упоминает о том, что Дрим считает, что они могли бы жить, если бы его не было. Дрим отмахивается, словно это ничего не значит. Будто он этого не говорил, и ему всё равно. Может, так и есть. "Неважно. Ты хотел рассказать мне о чём-то." Боги. Панз хочет продолжить этот разговор, хочет показать Дриму, что он не прав, что каждый заслуживает второго шанса. Что он не исключение. Но Дрим закроет эту тему, и уйдёт, как только сможет. Он не знает, что делать. Панз прикусывает нижнюю губу. Может ли он говорить об этом? Знает ли Дрим об этом? Кажется, что у него есть дела поважнее, чем следить за событиями на СМП, которые он не потерял из виду за последние несколько месяцев. "Ты знаешь, что Томми рассказал всем?" Лицо Дрима теряет все эмоции. Это заставляет Панза вздрогнуть и вспомнить, что человек перед ним способен быть безжалостным убийцей, если будет нужно. "Рассказал, не рассказал. Но я не удивлён. Когда это произошло?" Сколько времени прошло с тех пор? Четыре дня или больше? "Сразу после нашего ухода", — отвечает он. "Мы не знали, что Томми это сделает. Но стоило ожидать." Это стоило предвидеть, особенно Таббо и Филу. Но они этого не сделали, позволив Томми сбежать, оставив Дрима в комнате, которая даже не была заперта. Дрим хмыкает. "Остальные в любом случае узнали бы в какой-то момент." Он говорит так отстранённо, будто это его не касается. Это напоминает Панзу о временах, когда Дрим рассказывал свой план — у него всегда возникало ощущение, что это игра в шахматы, и он не более чем пешка в паутине лжи. "Да", — соглашается он, — "Только тебя там не было, когда они пришли увидеть это своими глазами." Его не было там, когда Томми рассказал обо всём, когда они пришли в Общественный дом и обнаружили, что он пуст. Когда людей волновало только то, что Дрим может спланировать, а не покончить с собой. У Дрима задумчивое выражение лица. Его руки приближаются к голове, словно он хочет поправить маску, которой больше нет на его лице. "Кто именно? Не думаю, что многих людей это волнует, если только они не хотят вернуть меня обратно. В основном это относится к Квакити." Панз медленно кивает. "Да. Большинство, похоже, не испытывали таких сильных эмоций по этому поводу, как Квакити и Томми." Они не требовали его смерти или заточения на всю оставшуюся жизнь. Они не требовали. "Или Паффи и Сэм", — с горечью добавляет Дрим. "Да." "Дай угадаю", — продолжает Дрим. "Квакити хотел, чтобы я вернулся в тюрьму, а остальным было всё равно, и они не выражали своё мнение." Судя по тому, что знает Панз, так и есть. Но так быть не должно. "Остальные выразили обеспокоенность ситуацией", — наконец говорит он спустя минуту молчания. "Большинство из них, включая Эрета, Понка и Каллахана, не настаивали на твоём заключении." Дрим закатывает глаза. "Потому что я ребёнок, и наказание кажется неподходящим? Забавно, что это стало плохо только сейчас." Многие люди, кажется, забыли, не осознают и не заботятся. Многих волнуют вещи лишь тогда, когда это делает их лучше в чужих глазах. "Потому что это плохо", — говорит Панз, зная, что в этой битве ему не победить. Хранилище Пандоры не должно было стать таким. Сэм не должен был обладать абсолютной властью. Они не должен были запирать человека в камере, которая была окружена лишь лавой, и лишать его возможности свободного перемещения. Но они всё равно сделали это. "Не то, чтобы это было в первый раз", — тихо бормочет Дрим, и Панз понимает, почему эти слова произнесены так тихо. Дрим не хочет, чтобы это слышали, не хочет, чтобы знали. Это схоже с ударом хлыстом, и Панз резко оборачивается, смотря на Дрима. Но он услышал, и от этого не стало лучше. "Дрим?" — тихо спрашивает он. "О чём именно ты говоришь?" Он надеется, что ошибается. Что Дрим никогда не был заперт в четырёх обсидиановых стенах до Пандоры. Он надеется, но знает, что прав. Это случалось. Дрим качает головой. "Это не имеет значения. Что будет дальше?" Ещё одна смена темы. Панз оставит это без внимания, но лишь пока. Они ещё поговорят об этом, и он не позволит Дриму уйти от ответа. "Что ты имеешь в виду?" "Наверное, они ищут меня, потому что я могу что-то планировать? Не знаю, например разрушить кратер ещё сильнее? Уничтожить остатки СМП? Без понятия. Что обычно делают злодеи?" Злодеи? Панз ослышался или Дрим только что сказал, что он злодей? Для кого он является таковым? Для Томми и Л'Манбурга? Или для СМП и его жителей? Это не книжный роман, и здесь нет героев или злодеев. Нет хороших и плохих людей. Этот мир не чёрно-белый. Так почему Дрим считает себя таким? "Ты не злодей, Дрим!". Ему приходится прикусить внутреннюю сторону щеки, чтобы заставить себя не закричать. "Вроде как да", — не соглашается Дрим, и Панз не знает, то ли ему хочется обнять Дрима покрепче, то ли трясти до тех пор, пока он не поймёт. "Ты можешь спросить любого человека, и он скажет, что это правда. Есть причина, по которой рядом остался только ты, даже если ради алмазов." Панз открывает рот, но не может ничего произнести. Он не знает, что ответить и как донести, что сейчас он рядом не из-за каких-то драгоценностей. "Дрим, какого хрена. Если бы мне нужны были только алмазы, я бы давно покинул сервер. Но я здесь ради тебя, идиот." "Ладно". Не нужны быть гением, чтобы понять, что Дрим говорит не всерьёз. Он не верит в этом, считая слова Панза ложью. Только вот Панз никогда не врал, и не станет делать этого сейчас. "Хорошо. Почему-то я не..." "Продолжаем", — прерывает его Дрим, заставляя вздохнуть. "Они ищут меня верно? Ты знаешь что-нибудь о их плане? Казнь или возвращение обратно?" Как бы Дриму не хотелось, никто не придёт по его душу и не убьёт. Никто. "Ты слушал хоть что-нибудь из того, что я говорил?" Панз старается заглушить в своём голосе усталость, раздражение и беспокойство. Он не хочет расстраивать Дрима ещё больше. "Никто не собирается никого убивать и возвращать в тюрьму, Дрим. И тебя тоже." Дрим на мгновение замолкает, потом качает головой. "Думаешь, они смогут предъявить хоть один аргумент, который не будет связан с моим возрастом, если я снова спрошу их об этом? Я не очень-то и верю, что Томми не собирается убивать меня в третий раз." Он горько смеётся. Панз фыркает. "Он определённо готов сделать это." Он не очень хорошо знает Томми, но понимает, что подросток воспользуется любой возможностью, чтобы лишить Дрима жизни. Он не может винить Томми за это. И другие, наверное, тоже. "Паффи и Сэм..." "Чувствуют себя плохо, потому что не смогли помочь ещё одному ребёнку." Дрим насмехается, договаривая предложение за него. "Когда же они поймут, что я на самом деле не ребёнок, и те поступки, которые я совершил, всё так же плохи?" Только в их понимании он всё ещё несовершеннолетний, и не важно, через что ему пришлось пройти. Что ему пришлось пережить. Панз не знает, что произошло в его прошлом, но это заставило Дрима перестать считать себя ребёнком. (Хоть он им и является. Даже если он младше Томми, Таббо и Ранбу, которых постоянно зовут детьми.) И...Панз не знает, как остальные относятся к действиям Дрима, и как теперь они будут относиться к нему. Попытаются ли они помочь теперь, когда перед ними пятнадцатилетний человек, который не знал, как действовать лучше. Который может учиться и расти. "Я понимаю", — осторожно отвечает он. "Просто, думаю, они поняли, что тюрьма — это плохо, независимо от твоего возраста." Дрим снова усмехается. "Только потому, что мне пятнадцать. Панз, смотри на вещи такими, какие они есть. Если бы мне на самом деле был двадцать один год, то они бы позаботились о том, чтобы я проснулся, а после бы заперли обратно. Чтобы наказать за то, что я сделал не так." "Сделал не так?". Панз хмурится. Конечно, Дрим не перестанет считать свои поступки неправильными, но кто-нибудь указывал ему на то, в чем он ошибся? Его практически никто не навещал, и никто из них помимо, может быть, Бада, который не помнит всей картины произошедшего — не обладает лучшими коммуникативными навыками. Он хоть знает? "Да?" Дрим смотрит на Панза так, словно у него выросла вторая голова. "Есть причина, по которой меня посадили?" Панзу хочется взвыть, но он сохраняет молчание, впиваясь ногтями в ладони. Он делает глубокий вдох. "Ты хоть знаешь, о каких действиях говоришь? Или почему именно тебя посадили?" "Из-за того, что я сделал с Томми? Или с Л'Манбургом и базой?" Странно, но это неконкретно для Дрима. Ему нужно знать. "Пожалуйста, уточни." Его голос слишком холоден и безэмоционален, слишком похож на голос Надзирателя. Но Панз замечает это лишь когда Дрим отшатывается от него. Боги. "Изгнание?" Тихо спрашивает Дрим, его голос не дрожит, пока что. "Привязанности? Подрыв страны? Или может дождь из взрывчатки с неба." Дрим не знает, да? Ему никто никогда не говорил, и он гнил в тюрьме месяцами, не зная, в чём истинная причина заключения. "Это не..." — он вздыхает. Нужно собраться с мыслями. С каждой минутой ситуация становится хуже, и он этого не ожидал. "Чего?" Дрим звучит обиженно, и Панз его не винит. Он ведь не знает, не знает, не знает, не.. Панз щипает себя за переносицу. "Причина не в изгнании. А в том, что ты сделал с Томми во время него." Судя по растерянности на лице Дрима, этих объяснений недостаточно. Кажется, он никогда не видел столь явных эмоций на его лице, не считая срыва. "То, что с сделал с Томми? Это буквально изгнание." Это не то, о чём говорит Панз и все остальные. Значит ли это...? "О боги", — вздыхает он. "Изгнание само по себе не является причиной того, что люди сходят с ума." Большинство из них согласится, что ссылка была лучшим решением, но дело не в этом. "Что ещё может быть причиной?" Он не понимает. Панзу хочется плакать, хочется снова обнять Дрима. Или же подраться с кем-нибудь. "Это то, что произошло во время него." Панз до сих пор не понимает, как объяснить. Как разложить всё по кусочкам, не перегружая Дрима. Как рассказать, чтобы не спугнуть его. "Пожалуйста, просто скажи мне. Я не понимаю, о чём речь." Дрим выглядит отчаявшимся. Ладно, ему нужно напомнить о Финальном противостоянии и базе. "Ты помнишь, как тебе сказали кинуть вещи в яму?" "Да?" Дрим всё ещё растерян. "Вот почему люди злятся", — говорит Панз. "Потому что ты заставил сделать его то же самое во время изгнания.” Дрим смеётся, словно не может поверить, что все говорят именно об этом. Как будто в этом нет ничего особенного и это нормально. "Серьёзно? Почему?" Он качает головой, на его лице появляется что-то, похожее на забаву. "Это буквально для того, чтобы приучить детей к дисциплине." "Дрим, это манипуляция и жестокое обращение." Он наклоняет голову, приподнимая одну бровь. "О чем ты говоришь? Это не насилие." Не насилие? Это значит...неудивительно, не так ли? Дрим должен был откуда-то узнать об этом. Должен был увидеть. Невозможно выполнять такое без демонстрации. Или не испытав на себе. "Я действительно не должен был этого делать." Панз вздыхает и трёт лоб рукой. Почему он должен говорить на эти темы? Но его кандидатура определённо лучше, чем Паффи. Уж точно не она. "Откуда ты знаешь, как это работает?" "Когда я был в армии?" Это больше похоже на вопрос, чем на ответ. (Его волнует каждое слово, произнесённое Дримом. Это касается Панза, потому то ему не всё равно.) "Они заставляли тебя делать то же самое?" — спрашивает для уточнения. Дрим раздражённо вздыхает. "Я серьёзно не понимаю, что ты хочешь сказать этим, Панз. Это приучает к дисциплине, и это работает. Даже если это не сработало на Томми, — со мной, по крайней мере, получилось." Что не так с этим чёртовым миром, и зачем кому-то использовать этот метод для воспитания? "Дрим, какого хрена." Он делает паузу. Тяжело обработать всю информацию, которую он получил за последние несколько минут. "Никто не должен поступать подобным образом. Столько тебе было лет, когда тебя призвали?" "Тринад..." "Даже не смей заканчивать это слово", — прерывает он Дрима. Они оба знают, что это фальшивые цифры. Дрим не должен пытаться обмануть его. "Твой настоящий возраст. Пожалуйста." Он закрывает глаза, тяжело дыша. "Семь." Панзу должно быть всё равно, но он заботится. Жалеет, но не показывает этого. Панз, возможно, не сможет сражаться против целой армии — он знает, что ему ни за что не победить и остаться в живых, — но идея попробовать ещё никогда не была такой заманчивой. ——— На небе уже взошло солнце, когда Панз провожал его обратно в Общественный Дом. Им повезло не встретить никого из членов СМП. Кажется, что он снова заплачет. Как будто он не провел все это время, рыдая, как маленький ребёнок. "Спасибо." Он не знает, что ещё можно сказать в такой ситуации. И не хочет говорить ничего другого. На лице Панза появляется слабая улыбка. "Без проблем. Наверное, мне стоит остаться...", — он не договаривает. "Что здесь делает Сапнап?" Дрим хмурится. "Наверное, решил последовать за мной." Он заставляет себя слабо улыбнуться. "Думаю, тебе не нужно оставаться и следить, чтобы я снова не сбежал." "Дрим, я бы остался не только для этого" "Всё в порядке", — прерывает он. "Я напишу тебе, если мне понадобится помощь." "Ты уверен? Я могу остаться", — предлагает Панз. Он качает головой. Одно присутствие Сапнапа разозлит его настолько, что он не сможет заплакать, а Панз рядом лишь усугубит его порыв. "Спасибо", — снова говорит он, возвращаясь к более нейтральному выражению лица. Так, чтобы не казалось, что он недавно плакал. "Если ты уверен." Панз замолкает. "Но если возникнут какие-то проблемы, то просто свяжись со мной, хорошо? Обещай." Как будто обещания что-то значат. Не здесь, не сейчас. (Они никогда не имели веса.) "Обещаю." Он знает, что не сделает этого. Панз тоже должен понимать. Что Сапнап здесь делает? Хочет ли он снова поговорить о чувстве вины, или попытаться в очередной раз убедить его в том, что все эти чувства не основаны только на возрасте? Словно это что-то значит. "Почему ты здесь, Сапнап?" Его слова прозвучали холоднее, чем хотелось бы. Но почему-то приятно видеть, как от этого Сапнап вздрогнул. Сапнап прочищает горло. У него усталый вид, но Дриму всё равно. "Я хотел поговорить с тобой." Дрим усмехается. За несколько дней нахождения на базе Джорджа и Сапнапа, он ни разу не пришёл. (Вместо него был Джордж, который предпочтёт дождаться, пока горы сдвинутся со своего места, нежели простит кого-то. И вместе с ним был Бад.) "И ты не смог поговорить со мной за всё время, пока я находился на вашей базе? Только Бад и Джордж навещали меня. Последние несколько дней я тебя вообще не видел." От этих слов Сапнап чувствует неловкость. Если бы он был лучше, то почувствовал бы угрызения совести. Может, он бы пожалел о своих словах. Но он не лучший человек. "Ты знаешь, это сбивает меня с толку..." "Сбивает с толку?" Он вздыхает. "Ты дал мне обещание, ты должен его сдержать. В этом нет ничего непонятного." Сапнапу следовало бы убить его, а не использовать последние клетки мозга, которые у него есть. Это всегда приводит к подобным ситуациям. "Ради всего святого, послушай меня хоть раз, Дрим!" От внезапности громких слов он вздрагивает. "Дело не в глупом обещании, которое я дал, когда был зол. У меня было время подумать. Особенно в последние несколько дней. Я бы никогда не убил тебя, понимаешь?" Он не знает, потому что, когда Сапнап говорил, его окружали острые стены и раскалённая лава. Тикающие часы и пустые книги. Сырой картофель и котёл с водой. Сапнап видел его состояние и условия нахождения в тюрьме, и он позволил ему гнить там дальше. Позволил умирать в стенах Хранилища Пандоры. Трудно поверить, что Сапнап имел в виду не это. "Нет. То, что ты сказал мне, было очень серьёзно." Сапнап делает глубокий вдох. "Дело не в твоём возрасте, Дрим", — уточняет он, будто эти слова что-то поменяют. "Я бы не стал этого делать, если бы не знал, что тебе пятнадцать, и сейчас тоже не буду." Дрим упирает руки в бока. "Как-то я в этом сомневаюсь. Не похоже, что ты имел в виду другое и раньше." До того, как узнал настоящий возраст, лишился привязанности, которой обладал. До того, как маска упала с лица, выставив тайну на всеобщее обозрение. На лице Сапнапа мелькнуло что-то, что он не смог понять. Возможно, это был гнев. "Да, я говорил об этом, но никогда бы не поступил так! Дело не в твоём возрасте и не в том, что ты был ребёнком-солдатом, а в том..." Он тихо смеётся, хотя в этой ситуации нет ничего забавного. Даже несмотря на то, что уже много лет не было повода для смеха. "О, ты дошёл до этого в одиночку, без помощи разоблачения? Это ты пытаешь мне сказать?" "Дрим..." "У нас уже был этот разговор", — прерывает он. Потому что это уже было, и он не хочет повторяться в очередной раз. "Ты понял это благодаря моему возрасту. Без этой правды ты бы никогда не дошёл до этого. Не делай вид, будто это не так. Я знаю тебя достаточно хорошо" — и тут он замялся. Знает ли он Сапнапа настолько, чтобы утверждать об этом? "И я могу понять, когда ты лжёшь." На мгновение Сапнап смотрит на него, его лицо лишнего любых эмоций. "Пожалуйста...Ладно, может быть я бы не пришёл к такому пониманию, но разве это имеет значение? Я тут из-за правды, но всё остальное не зависит от неё." Их всегда будет волновать только возраст, а не он сам. Всё в порядке. "Мы все облажались", — продолжает Сапнап. "И ты всё ещё причиняешь нам боль, мне и Джорджу. Мы тоже сделали тебе больно, не так ли?" Он причинил боль им, они сделали это в ответ. Разве не к этому он стремился всё время? Большая и счастливая семья, пускай и без него. "Да, это так", — шепчет он негромко, чтобы Сапнап услышал. "Но именно этого я и хотел. Разделённые и расколотые на части, не подлежащие восстановлению." Сапнап отшатывается, словно Дрим ударил его или пригрозил острым лезвием топора. "Ты...что? Ты хотел, чтобы это случилось?" "Знаешь же, как это бывает." Он выпрямляется, стараясь говорить как можно непринуждённее. "Один общий враг." Сапнап выглядит озадаченным. Это не удивительно. "Для чего?" Он снова пытается улыбнуться, так, чтобы в этом одновременно заключалась жалость и насмешка. Сапнапу должно быть всё равно, и он не волнуется. "Так объединяют людей, верно?" Никаких других объяснений. Сапнап издаёт приглушённый звук. "Это не...нет." Его голос срывается, взгляд цепляется. Кажется, что он может заплакать. "Боги, Дрим, только не говори мне, что ты сделал всё это потому, что хотел объединить нас. Не отвечай. Серьёзно, ничего не отвечай." Дрим щурится. "В чём проблема?" "Это не то, как ты...на самом деле, ты не должен был так действовать. Ради всего святого", — Сапнап вздыхает, оттягивая пряди волос руками. "Это и был твой план? Заставить нас ненавидеть тебя настолько, чтобы мы объединились? Эта херня была далеко не такой мирной и единой, как ты хотел..." "Но были ли какие-то серьёзные конфликты?" Возможно, были. Панз рассказал о событиях последних нескольких месяцев, но всё же кое-что упустил. Он надеется, что Панз не забыл о войне. "Войны? Люди желали независимости?" Сапнап молчит, и это достаточный момент. Не нужно быть гением, чтобы понять, о чём говорит эта тишина. "Так я и думал." Дрим знает, что звучит самоуверенно, но он здесь не для того, чтобы восстанавливать дружбу. Он здесь для того, чтобы убедиться, что их дружба закончена навсегда. "Ты всё ещё не должен был...Дрим, боги, это чертовски глупо, не смотря на то, как ты умён." Он не может сдержаться и смотрит на Сапнапа. Почему-то это звучит как оскорбление, хотя, возможно, не должно. Это напоминает о том времени, когда Л'Манбурга ещё не существовало — когда он даже не знал Уилбура и Томми. Когда самое страшное, что они делали друг другу, — это воровали из сундуков. Когда был построен первый Общественный Дом. Когда они были друзьями. "Я не пытаюсь затеять ссору, но жертвовать..." (Жертвуя ради семьи, которая никогда не была его. И никогда не будет. Которая даже не хочет его. Жертва, о которой они даже не подозревали. Ребёнок, младше его...защищающая мать, обеспокоенный отец. Кровь на снегу, окружённая чёрными палатками — жертва, о которой они никогда не узнают. Корпс, его первый и единственный друг — может ли он всё ещё его так называть?) Он пожимает плечами, сохраняя нейтральное выражение лица, как будто Томми никогда и не сбивал маску с лица, будто он никогда не дезертировал из армии, не сбегал из окружения стен. "Серверу это было нужно." Он не знает, заслужили ли они это. Но знает, что у него никогда не должно было быть дома и семьи. Надёжного места, где он мог прожить до конца своих дней. Сапнап хмурится. "Дело не в тебе, тупица! К чёрту сервер." Сказал бы Сапнап то же самое несколько месяцев назад? Ему не нужен ответ, который он и так знает. Это не должно причинять такую боль, как сейчас. Он отворачивается. "Тебе нужно вернуться на базу." "Подожди!" Дрим напрягается, когда руки оказываются на его плечах, заставляя остановиться и делая уход невозможным. "Пожалуйста, возьми зелье. Иначе Джордж снесёт твою голову." Сапнап на мгновение замолкает, впихивая ему стекляшку. "Он точно придёт за твоей головой, когда проснётся и поймёт, что ты ушёл. Жди визита." Он смотрит на бутылёк в своих руках. Кажется, что тишина душит, и взгляд Сапнапа не улучшает ситуацию. "Ты должен вернуться со мной", - тихо говорит Сапнап. "Ко мне, Баду и Джорджу. Это никогда не будет как прежде, но, может быть... мы могли бы попытаться". "Мне жаль", — вздыхает он. "Я не думаю, что смогу." Он хотел бы суметь. Может быть, больше всего на свете он желает именно этого, даже больше, чем умереть или снова увидеть Корпса, сестру и своих родителей. Он хочет, но это невозможно. Невозможно вернуться во времена до Л'Манбурга, фургона с наркотиками и Уилбура. Тем более, если единственная причина, по которой они этого хотят — его возраст. "Я не могу позволить себе увидеть твою смерть." Голос Сапнапа дрожит. Дрим прикусывает нижнюю губу. "Ты не увидишь", — говорит он, и понимает, что это ложь. Даже если не сейчас. Он всё ещё хочет нанести визит человеку, который видит в нём не только лицо и возраст. Это ложь, но Сапнапу знать не обязательно. "Мне жаль." В глазах Сапнапа блестят слёзы. "Я бы хотел, чтобы всё было по-другому. И я бы хотел поступить лучше, никогда не произнося тех слов. Чувство вины было достаточно сильным, чтобы начать действовать. Когда я увидел, насколько плоха тюрьма на самом деле." Он сглатывает. "Я знаю, что всё уже никогда не будет так, как прежде, но я просто хочу сказать тебе, что мне жаль. И я предлагаю тебе свою поддержку сейчас, даже если уже слишком поздно для этого. Даже если ты больше...не хочешь этого." Какая-то часть его души хочет протянуть руку и обнять Сапнапа. Часть его хочет принять это и двигаться дальше, вернуться к прошлому и попробовать ещё раз. Часть души хранит ту наивность, которая была в нём с тех пор, как он создал мир. Но Дрим не может и не будет. Слишком поздно стало ещё до момента, как он пригласил Томми и Уилбура. Даже до фургона с наркотиками. "Спасибо", — он всё ещё шепчет, говоря это всерьёз. Так быть не должно.