Звери

–Прошу прощения за беспокойство,– он едва понятно произнёс его имя дрожащим голосом. –можно к вам? –Привет, проходи конечно. Тебе я всегда рад. –Хотел сообщить, что я всë-таки написал про вас статью для "Олимпика". Журнал одобрил, она в черновиках пока, я принёс, чтобы вы могли посмотреть и внести правки. Я-я знаю, что вы были против,– горло дёргалось, не давая внятно и спокойно говорить. –но я не смог обуздать свой порыв..,– он нервно засмеялся, переминаясь с ноги на ногу. –Я разве был против? Я всего лишь оставил выбор за тобой. И ты его сделал,– это звучало довольно сухо, и даже добродушная улыбка не спасала положение. –чего дрожишь? Дай посмотрю. Он, не вставая с застеленной кровати, протянул руку, ожидая, когда застрявший в дверях гость вложит в неё листы с текстом. Последний сделал лишь один шаг навстречу, после чего закачался ещё сильнее. Он не был усталым, голодным или пьяным; из стороны в сторону его, словно осинку на ветру, мотало по другой причине, гораздо более прозаичной. Так на нём сказалось обыкновенное волнение. Оно и понятно : он впервые работает с людьми такой величины. До этого он брал интервью лишь у тех спортсменов, которых в профессиональной среде принято называть "недельками". Они обычно недолго служат. Отбегают сезон-другой, выиграют дай бог один какой-нибудь относительно крупный чемпионат, получат травму и скатятся безвестность. И именно у таких спортсменов он брал интервью, про таких писал свои статьи и отчёты. И ни одного из них не запомнил. Ни отчёта, ни спортсмена. Но его новый герой... Он не такой. Он был настоящей легендой, которую ждали везде, и которая выступала везде, где только успевала. Ему было уже сорок лет, двадцать пять из которых он посвятил спорту. Это, получается, он в пятнадцать начал, а сейчас продолжает и даже не думает останавливаться! Это до головокружения и дрожи в коленях поражало его, ранее имевшего дело только с теми, чья карьера, подобно их же именам, забывалась до смешного быстро. Он был ветераном спорта, несокрушимым бойцом, стремительным лидером, настоящим победоносцем. Он отнюдь не случайно был известен, и отнюдь не случайно был известен как Гроза Стадионов. И именно из-за этого, из-за того, что он - Гроза Стадионов, а он - обыкновенный Сочинитель Текстов для спортивных журналов, ему было столь волнительно и даже боязно отдавать на суд свои труды. Но он себя переборол. Сделав ещё несколько неуверенных шагов, протянув вперёд одеревеневшую руку и с большим усилием разжав пальцы вспотевших ладоней, он отдал Грозе три белых листа. Последний опустил глаза в текст, чей автор заложил руки за спину так, словно украл драгоценную вещь, но был пойман на месте преступления и теперь ожидал своего справедливого наказания. Казалось, со страху он даже перестал дышать. Гроза как назло оказался крайне проницательным. Скосив чуть сщуренные тёмные глаза в сторону вытянувшегося по стойке смирно Сочинителя, он едва слышно усмехнулся и взглядом предложил новому приятелю присесть сбоку. От мысли о том, что сам Гроза приглашает его расположиться на кровати самого Грозы рядом с самим Грозой, Сочинитель затрясся ещё сильнее. Он уложил взмокшую ладонь на левую сторону груди, стараясь вжать в себя сердце, что буквально выпрыгивало из груди от совершенно неземного эмоционального потрясения. Сочинитель Текстов, хоть и являлся одним из лучших сочинителей текстов, в тот момент понял, что никогда не сможет подобрать слов, которые смогли бы выразить весь его восторг таким, каким он его переживал. Спина его в секунду вспотела, дыхание участилось, а колени подкосились. Распахнутыми голубыми глазами он неотрывно смотрел в глаза Грозе и не мог поверить своему везению. Ради этого момента, ради встречи со спортсменом всероссийской, поистине первой величины стоило убить пять лет жизни в журфаке. Его вновь зашатало, из-за чего он был буквально вынужден приземлиться на отельную кровать рядом со звездой спорта. Сочинитель не отнимал руки от сердца и часто моргал огромными от удивления глазами. Грозу позабавила такая реакция. Он вскинул брови и покачал головой, еле заметно улыбаясь уголком губ, после чего вернулся к чтению. Он водил глазами по абзацам и предложениям в полной тишине, ни разу не изменив выражение скуластого лица. Длинные пальцы изредка переворачивали листы бумаги с характерным шорохом. Порой Гроза возвращался к ранее прочитанному, изучая всё, кажется, в самых мельчайших подробностях. Эта история оказывала огромное давление на Сочинителя, стиснувшего от волнения зубы и с силой сжавшего руками свои же колени. К горлу подкатил ком, но Сочинитель боялся сглотнуть его, ибо думал, что этим может отвлечь знаменитость от важного для них обоих дела. В гробовой тишине, только иногда прерываемой шорохом бумаг, прошли пятнадцать мучительных минут. –Что ж,– наконец подал голос Гроза, заставив Сочинителя снова схватиться за сердце, –неплохо. «И что, это всё?» – промелькнуло в мыслях Сочинителя. Разумеется, он ни за что на свете не задал бы Грозе, тому самому, настоящему Грозе, этот вопрос, ибо совсем не желал лишиться его уважения и доверия, но отрицать того, что ему было обидно получить настолько сухой отзыв на свой многодневный труд, тоже было бы неправильно. Сочинитель в недоумении поднял тонкие брови, смотря на героя своей статьи, успевшего стать для него настоящим кумиром за то время, пока он находился с ним в одной комнате. –Что-то не так?– всё-таки поинтересовался Сочинитель и, заметив, как Гроза неотрывно смотрит на заголовок, тут же сам догадался, в чём дело. Он выдержал некоторую паузу и объяснился. –а, заголовок.. заголовок... "Дикий мустанг", да. Вы на бегу показались мне схожим с этим чудесным животным, властным, гордым и, самое главное, невероятно быстрым. И я решил, что применю это сравнение в названии своей новой статьи.. Если вам, конечно, что-то не по духу, вы можете.. –Это сравнение ошибочно,– как ножом по сердцу. Сочинитель вновь прекратил дышать, весь сжался и перепугался несмотря на то, что в голосе Грозы не было и капли злости. –дикие лошади в сути своей мало бегают. Хоть быстро, но мало. Не спрашивай, откуда знаю, по юности на ипподроме работал. Ну, а если продолжать тему зверья всякого, то я ближе к акулам. Они плавают медленно, но постоянно. Они должны плыть, чтобы вода проходила сквозь жабры и снабжала их тело кислородом, необходимым для жизни. Для них движение - жизнь. И для меня тоже. Сочинитель слушал Грозу завороженно. Он поражался его мудрости, изложенной в грамотной и спокойной речи. Он кивал головой каждому слову Грозы. И всё ещё не мог до конца осознать своё счастье. –В общем, переделаешь название, если захочешь. –Переделаю,– отчеканил Сочинитель. –ваше слово - закон. Гроза негромко засмеялся. Сочинитель нервно хохотнул вдогонку. –У тебя есть ручка?– неожиданно заговорил Гроза, побуждая Сочинителя подпрыгнуть на кровати. Последний расторопно зашуршал по всем карманам, совсем забыв о том, что письменная принадлежность была заложена за его ухо. Зато Гроза заметил её и перехватил ловким движением пальцев. Сочинитель замер, скося глаза на героя своей работы. –В общем, исправишь название,– и, щёлкнув ручкой, Гроза уверенной линией подчеркнул заголовок на первом листе. –и первый абзац,– на том же листе атлет неровным кружком обвёл нужный участок текста. –потому что я не в Москве родился, а в Московской области. –Ладно,– ответил Сочинитель, тут же сообразил, что мог прозвучать слишком несерьёзно и холодно, и исправился. –хорошо.. Я могу идти? Наступило недолгое молчание. Гроза будто бы задумался, стоит ли отпускать Сочинителя дальше заниматься своими сочинительскими делами. Автор статьи не решался спросить, может ли он забрать свои труды, а лишь смотрел, как Гроза вновь принимается перелистывать их на последнюю страницу. Сочинитель думал, что в ближайшее мгновение он потерпит ещё одну сокрушительную правку, которая окончательно растлит его какое-никакое самомнение, и после которой он точно никогда больше не сможет взяться за перо. Но произошло то, чего он, разволновавшийся и потерявший всякую уверенность в своём таланте молодой журналист и писатель, никак не мог ожидать от него, непобедимого и широко известного спортсмена, у чьих ног в буквальном смысле лежал весь мир. Гроза опустил ручку на свободный от текста участок заключительного листа и быстрым росчерком оставил там свой автограф. –Теперь можешь,– Гроза улыбнулся и протянул Сочинителю черновой вариант его статьи. Тот испытал такое эмоциональное потрясение, что не мог и слова сказать. Он лишь встал, непослушными руками прижимая к груди листы, истерично кивнул головой, что-то промямлил и скрылся за дверью, закрытой совсем бесшумно. А как только вышел в коридор, как только сделал пару тихих шагов по нему, почувствовал, наконец осознал своё непомерное счастье и везение, и мысленно поблагодарил судьбу за то, что она свела его с журналистикой. И распахнутые его глаза брызнули слезами радости. Гроза совсем не счёл странным такое смазанное прощание Сочинителя. Он понимал, что у мальчика сбылась мечта, что мальчик счастлив и пока ещё не может обуздать это счастье. И Гроза был счастлив вместе с ним. На следующей неделе Гроза выступал в Москве. В Московской области. После феноменального победного финиша с отрывом от ближайшего преследователя в двадцать две секунды Грозу облепили интервьюеры, корреспонденты и прочие СМИ. Его расспрашивали о разном, но одинаковом. О том, как он перенёс дальнюю дорогу, о качестве покрытия на треке, о конкурентах на этих и прошлых соревнованиях, даже о том, когда он собирается наконец заканчивать с бегом. Но один вопрос один журналист задал лишь один единственный раз. –Как вы относитесь к содержанию этой статьи о себе? Её, насколько мне известно, написал один малоизвестный автор, некий Сочинитель Текстов. Вы знаете его?– изрядно замученный корреспондент протянул Грозе микрофон с зелёной ветрозащитой и журнал. «Олимпик». На обложке он, Гроза Стадионов. Под заголовком «Акула бегов». Гроза помедлил, улыбнулся и коротко ответил : –Я не читал пока, но не думаю, что там есть что-то оскорбительное или лживое. Сочинитель Текстов славный парень, я, помню, общался с ним. Он хороший человек. И заголовки у него хорошие.